Полковник Столяров Виктор Сергеевич
Давненько уже он так не веселился, жаль, смеяться в голос было нельзя, все же следовало соблюдать приличия, он мог позволить себе лишь тонкую, ни к чему не обязывающую, полуулыбку. Но дай ему волю, он заржал бы в голос и долго бы перхал и кашлял, выдавливая из себя смех и наваливаясь грудью на оргстекло, покрывающее его рабочий стол. Однако приходилось сдерживаться. Но, какой дорогой ценой! Право же, этот неотесанный мужлан в таких же, как у самого Виктора Сергеевича трехзвездных полковничьих погонах был слишком забавен в своем удивленном непонимании. Что делать, не всем же быть светскими и лощеными штабными офицерами! Видимо в армии в низовых звеньях необходимы и вот такие вот тупые солдафоны. Кстати и погоны их тоже были одинаковы лишь на первый взгляд, на поверку они отличались как небо и земля. Звездочки на погонах Виктора Сергеевича ярко сверкали золотом 585 пробы — последний писк столичной моды. У приезжего звезды были естественно из дешевой латуни, блеклые, с кое-где облупившейся эмалью, такие же потертые и заношенные, как и он сам. В противовес щеголеватому, с безупречной модной прической и свежим маникюром на пальцах рук штабному работнику. Так что одинаковы с полковником Столяровым они были лишь на первый очень поверхностный взгляд.
— Да-да-да, не возражайте, я ведь лучше его знаю, — наставительно выговаривал, изящно грассируя голосом, Виктор Сергеевич. — Если Вы войдете к нему в рубашке с коротким рукавом, он даже разговаривать с Вами не станет. Генерал не выносит вида военнослужащих без галстука. Как хотите, а галстук должен быть.
— Да ну, что за бред! — ярился войсковой полковник. — Жара же стоит! Официально объявлено, что разрешается ношение рубашек с коротким рукавом, с расстегнутой верхней пуговицей и без галстука. Приказ же по форме одежды есть!
— Милый мой, — покровительственно хлопал полковника по руке Виктор Сергеевич.
— О чем Вы сейчас говорите? Вы что собираетесь генерала тыкать носом в какой-то там приказ? Вам погоны жать стали? Это же армия, никакого бардака и демократии здесь быть не может! Если заместитель командующего желает, видеть своих подчиненных с галстуками, значит так и должно быть, даже если Вы идете с ним в баню.
— Да это же черт знает что?! Что у Вас здесь происходит такое?! Он, в конце концов, такой же офицер как мы, а не дикий помещик. Он что считает, что может требовать от подчиненных все, что ему вздумается!
— А вот Вы пойдите и ему все выскажите, — тонко улыбался Виктор Сергеевич, в красках представляя в уме эту нереальную картину. — Увидите, что он Вам ответит.
Войсковой полковник тушевался, начинал доказывать, что он не это имел в виду, испытывая натуральное смущение, ясно понимая, что никуда не пойдет и никому ничего высказывать не будет.
— Слышали притчу про критику сверху и критику снизу? — заговорщицки подмигивал Столяров. — Нет? Так вот, приходит как-то раз, крошка сын к отцу и спрашивает: «Папа, а что такое критика сверху и критика снизу?» Тот ему в ответ: «Сынок набери-ка две одинаковых кружки воды, одну дай мне, а со второй иди под балкон. Сын так и сделал. Выходит отец на балкон и выливает сыну на голову свою кружку с водой. Тот стоит ничего не понимает, мокрый, жалкий. А отец ему и говорит: «Вот, сынок! Это была критика сверху! А теперь ты в меня воду лей!» Сын размахнулся изо всех сил, подпрыгнул даже. Взлетела вода из его кружки высоко вверх, но и полпути не пролетела, пролилась вниз, опять ему же на голову. А отец на балконе смеется: «Вот, сынок, это была критика снизу!» Забавно, правда?
Войсковой полковник слушал его в полном обалдении, нервно переминаясь с ноги на ногу и вряд ли смог оценить всю красоту рассказа, озабоченный насущными проблемами, о существовании которых даже не предполагал когда сюда ехал.
— Ну нету, нету у меня с собой ни рубашки с длинным рукавом, ни галстука! — внутренне уже сдавшись, разводил он руками. — Я же в Москву не на встречу с замом командующего ехал! У меня свои дела были! Личные! Просто замполит дивизии, тьфу ты! Не замполит, конечно, зам по воспитательной работе! Так вот, этот жук меня и нагрузил, мол, все равно в Москве будешь, завези в приемную зама командующего этот клятый отчет по профилактике неуставных в дивизии. Чтоб его черти взяли! Я же на прием не собирался, а там этот адъютант его превосходительства! Крыса тыловая! Отказался на отрез отчет принимать! Сами, говорит, идите к генералу! Что я Вам тут секретарь, говорит, бумажки Ваши носить! А теперь оказывается еще и галстук нужен!
— Галстук не самое главное, — пряча улыбку, продолжал наставлять провинциального сапога Виктор Сергеевич. — Покажите Ваш отчет. Ну-у, батенька, так я и думал, Вы прямо как из дремучего леса, извините, конечно! Вы что же так вот и собирались в этой пластиковой папке его нести? Ну Вы там в войсках и даете! Совсем одичали!
— А что такого?! Что не так-то опять?! — клокотал, наливаясь румянцем полковник.
— Как что? Как что?! — по-бабьи всплескивал руками Виктор Сергеевич. — Генерал не принимает к рассмотрению никаких документов, если они не вложены в красные корочки. Причем именно красные, не бордовые и не розовые, желательно бархатные. Да-а, коллега… Удивляете Вы меня… А как правильно подавать документ для рассмотрения Вы хоть знаете?
Полковник растерянно хлопал глазами с таким выражением лица, будто попал в иное измерение, где даже самая элементарная мелочь была ему до невозможности странна и удивительна.
— Раскрытую папку держите в левой руке, правой извлекаете документ и, подходя к столу генерала слева, аккуратно кладете документ перед ним, так, чтобы он был уже перевернут нужной стороной. Закрываете папку, делаете шаг влево и поворачиваетесь к генералу лицом. Запомнили, не дай Вам бог перепутать, выгонит взашей! Забираете документы после подписи строго в обратном порядке. Да, чуть не забыл, не вздумайте назвать его «генерал-лейтенант», только «товарищ генерал» и никак иначе. Генерал терпеть не может приставки лейтенант, тут же начинает злиться.
Полковник смахнул рукой выступивший на лбу пот.
— Ну сложная у Вас здесь наука. Я такого ни в жизнь не запомню. Обязательно что-нибудь перепутаю…
— Да уж, — самодовольно расправил плечи Виктор Сергеевич. — Это Вам не кирпичи кулаками расшибать, и не тупую солдатню гонять, здесь мозги нужны. Ум, понимаете ли…
— Так может того? — продолжал гнуть свое полковник. — Раз уж Вы так хорошо все знаете… Я, того… Вам эти бумажки оставлю, а Вы при случае занесете… Там честное слово ничего такого нет, просто ответ на запрос… Могли бы и просто почтой отправить, только посчитали, что нарочным скорее будет. А я как раз в Москву ехал, вот и нагрузили… А с меня это… — полковник выразительно щелкнул себя пальцем по горлу. — Ну пузырь, короче…
«О, господи! — вздохнул про себя Виктор Сергеевич. — С кем приходится служить?! Как же убоги эти провинциалы! Как же тупы и мелочны! Пузырь с него! А согласись сейчас, так припрет какую-нибудь плебейскую водяру. Да еще будет ждать, что его пригласят к совместному распитию! Нет уж, пить с тобой я не стану даже под расстрелом!» Вслух же сказал совсем не то:
— Ну что Вы… Какие могут быть счеты, мы же офицеры… Вот только помочь не могу, нет правда, действительно не могу… Дело в том, что не моя прерогатива, я к генералу без прямого вызова не ходок, а такой вызов еще когда будет, может и несколько месяцев Ваш отчет пролежать… — и видя, что отчаявшийся нарочный уже готов согласиться даже на такой срок поспешно добавил: — А то и целый год, всякое может быть… Это Вам надо все же с адъютантом договариваться…
— Да пробовал уже, — махнул рукой полковник. — Куда там договариваться?! Гордый, на сраной козе не подъедешь…
Виктор Сергеевич, не сдержавшись, все же фыркнул в кулак. На сраной козе! Эх, сапог ты, сапог неотесанный…
— Ну Вы попробуйте с ним как-то по-человечески пообщаться… Душевнее, что ли… Спросите, к примеру, эдак с намеком, какой марки коньяк он предпочитает в это время дня, да и презентуйте бутылочку…
— Коньяк? В это время дня? — у полковника так комично отвисла челюсть, что Виктор Сергеевич вновь еле сдержался.
— Ну а как Вы хотели? Это же Москва!
— Москва, блядь! — сплюнул ставший уже совершенно пунцовым полковник и круто развернулся на каблуках. — Окопались тут, уроды!
— Не стоит плевать у меня в кабинете! — ледяным голосом произнес в удаляющуюся широкую спину оскорбленный в лучших чувствах Виктор Сергеевич.
Хлопнула отделанная пластиком под дерево кабинетная дверь и даже сквозь неплохую звукоизоляцию долетела до Виктора Сергеевича длинная матерная тирада полковника единственным более-менее приличным словосочетанием из которой были незабвенные во все времена «крысы тыловые».
Виктор Сергеевич осуждающе покачал ему вслед головой и вновь вернулся к прерванному визитом полковника чрезвычайно важному занятию. Он оформлял свой план индивидуальной работы. Данный документ был любовно зашит в те самые красные корочки столь милые генеральскому сердцу, написан от руки красивым, практически каллиграфическим почерком и ярко раскрашен красными, зелеными, синими цветами. Посвященным было известно, что красным цветом штрихуются дела полностью выполненные, зеленым — по каким-либо независящим от исполнителя причинам перенесенные на следующий месяц, синим — вовсе заваленные, естественно тоже не по вине исполнителя. Оформление подобного плана было работой кропотливой и творческой, занимало как правило две трети рабочего времени, но любая проверка, сунься она вдруг к Виктору Сергеевичу ни за что не нашла бы к чему придраться, а начальники просто млели от того, что под их чутким руководством служит такой исполнительный офицер. Естественно, план был чистой липой, но доказать это было практически невозможно, разве что действительно подсчитать количество человеко-часов необходимых на его создание и оформление и вычесть их из общего рабочего времени. Нехитрый подсчет показывал, что начальник отдела по работе с личным составом, управления воспитательной работы воздушно-десантных войск на собственно претворение в жизнь запланированного тратит едва ли треть своего служебного времени. Но такая мысль в штабе никому прийти в голову просто не могла, на то он и штаб, чтобы не искать простых путей и решений. Виктор Сергеевич любил брать с собой план при выездах для инспекций и проверок в войска, там он заранее предвкушая свое торжество, с подковыркой спрашивал какого-нибудь в несчастную минуту попавшегося под руку замордованного учениями, тревогами, стрельбами и обслуживанием техники комбата:
— А покажите-ка, милейший, свой план личной работы на этот месяц!
И когда на свет извлекалась помятая, наперекосяк написанная шариковой ручкой, лишь бы отвязались придурки штабные, бумажка, Виктор Сергеевич закипал праведным гневом.
— Вот откуда все идет! Вот! Рыба гниет с головы! Что это за план? Что это за план, я Вас спрашиваю?! Это грязная, сортирная бумажка! Как Вы только можете?! Вы же офицер! Командир! Что уж тогда спрашивать с подчиненных?!
В кульминационный момент из специальной кожаной папки извлекался собственный план.
— Смотрите! Смотрите и учитесь! У меня, полковника из штаба рода войск, план как на картинке! Или Вы считаете, что полковник должен себе план готовить, а Вам это не обязательно?
— Да, вот… Ну… — краснел и бледнел под грозным взглядом проверяющего комбат, честно отпахавший несколько командировок на чеченскую войну, последний раз бывший дома неделю назад, потому что ночевал в казарме, готовясь к этой вот проверке, точно знающий, что требуемая от него бумажка пишется просто в угоду большим звездам и на хер на самом деле никому не нужна, поскольку не имеет никакого практического значения. Наконец он решался и, собравшись с духом, выпаливал: — Времени не было, товарищ полковник, неделю как пришли с полевого выхода, надо было технику обслужить, вооружение проверить…
— Что?! — перебивал его истерическим визгом Виктор Сергеевич. — У начальника отдела штаба есть время! А у командира батальона, видите ли, его не хватает! Вы что, сильно заняты?! Может быть, Вы просто не в состоянии справиться со столь высокой должностью?! Может надо поставить вопрос о назначении Вас на должность с меньшим объемом работ?!
Комбат, вовремя вспомнив, что плетью обуха не перешибешь, а все штабные один черт дебилы полные, потому объяснять им что либо, только время зря тратить, тупо замолкал, опустив голову и внимательно рассматривал носки своих говнодавов с высоким берцем, сравнивая их с точеными остренькими мысками модельных туфелек проверяющего. В процессе этого изучения он многократно и с потрясающим разнообразием посылал в душе придурка-полковника в такие дальние и заповедные места, что выскажи он все это вслух, изрядно удивил бы любого знатока русской словесности красотой и богатством чрезвычайно образных оборотов.
Виктор Сергеевич покричав для порядка, еще немного выдыхался и, наконец-то, отпускал исстрадавшуюся грешную душу комбата на покаяние, в глубине души торжествуя победу и ликуя: «Проняло, небось! Будет теперь знать, как вместо планов отписки подсовывать!» Уходил от своей жертвы он абсолютно счастливым. Но поскольку по характеру своему был злопамятен и мстителен, все равно по окончании проверки, что традиционно отмечалось за накрытым командиром проверяемой части столом, иногда в ресторане, иногда в баньке, частенько в компании с молодыми разбитными не то связистками, не то поварихами, он все же в подходящий момент строго пожевав губами, ронял вроде между делом фразочку, для напряженно ловившего все нюансы поведения проверяющих командира:
— А этот-то у тебя, Степаныч, как его там? Комбат, который… Борзоват, борзоват, грубил мне, возражать пытался… Я-то его, конечно, мигом построил, но ты его, Степаныч, подтяни, а то совсем он что-то…
Командир мелко понятливо кивал и клятвенно обещал разобраться с наглым офицером по всей строгости. Тогда Виктор Сергеевич успокаивался окончательно и мог уже с чистой совестью предаться удовольствиям, что обещали щедро накрытый за счет сэкономленных солдатских паек стол и зазывно улыбающиеся связистки.
Виктор Степанович, от старательности высунув язык и осторожно водя по очередной клеточке плана красным маркером, свидетельствующим о выполнении какой-то там задачи, довольно улыбнулся, вспомнив последнюю проверку. Эх, хорошо погуляли! Даже рука дрогнула, и жирная красная линия легла у границы клетки, чуть-чуть захватив соседнюю. Это был вопиющий непорядок. Виктор Сергеевич с неодобрением глянул на дело своих рук. Настроение стремительно портилось. В довершение всех бед задребезжал телефон.
— Столяров, — буркнул, как плюнул, в мембрану Виктор Сергеевич.
Вообще-то по принятым в Вооруженных Силах правилам он должен был полностью назвать свое подразделение и звание, но в штабе царил несколько другой этикет.
— Зайди ко мне. Пулей! — сухо прошелестела трубка, тоже совершенно против правил, гадай теперь к кому и зачем идти.
Но человек на том конце провода был искренне уверен, что все нижестоящие должны узнавать его просто по голосу, потому не стал утруждать себя формальными представлениями. В данном случае он был прав, поскольку являлся прямым начальником Виктора Сергеевича и начальником всего управления воспитательной работы генерал-майором Меркуловым.
— Что ему еще надо, козлу старому! Все неймется! — лихорадочно запихивая в черную кожаную папку для докладов какие-то бумажки и перебирая в уме все свои грехи, волновался Виктор Сергеевич.
Через три минуты он уже стоял у обтянутой красной кожей массивной двери кабинета начальника управления. Секретарша, подчеркнуто строгая и некрасивая дама бальзаковского возраста, чтобы в корне пресечь различные инсинуации, оторвавшись на миг от компьютера, сурово глянула на него сквозь элегантные очки.
— Василий Романович ждет Вас, проходите, — проскрипела она, высокомерно вскидывая по-мышиному остренький нос.
Виктор Сергеевич, глубоко вздохнув, и задержав дыхание, как перед прыжком в холодную воду, постучал по пластиковой табличке на двери кабинета и заглянул в едва приоткрытую щель.
— Разрешите, товарищ генерал?
— Входи! — откликнулся густым басом хозяин кабинета утопающий где-то у дальней его стены в мягком офисном кресле.
— Товарищ генерал, полковник Столяров… — гаркнул было Виктор Сергеевич, но, остановленный вялым взмахом начальственной руки, умолк.
— Не ори! Проходи, присаживайся, разговор у меня к тебе…
Виктор Сергеевич прошел к длиннющему столу для совещаний гигантской ножкой импровизированной буквы «Т» примыкавшему к генеральскому и, отодвинув стул, почтительно присел на самый его краешек, всем видом выражая готовность тут же вскочить по первому требованию начальства. Начальство же, внимательно прищурившись, изучало его из глубины кресла. Генерал был стар, но, несмотря на это, строен и подтянут, на начавшей лысеть голове, редкие волосы зачесаны безукоризненным пробором, умные пронзительно-синие глаза прятались глубоко под нависающими дугами бровей, лицо, будто вырубленное из камня не слишком усердным скульптором, четкие угловатые линии, мощный волевой подбородок. Такие лица, нравятся женщинам, они сразу чувствуют за ними жесткую непреклонную силу и волю, каких так не достает им в современных мужчинах.
«Возможно это, а не только служебное положение и деньги, и притянуло к нему Алену…», — мельком подумал было Виктор Сергеевич, тут же панически изгоняя из головы эту мысль, чтобы она не дай бог не отразилась вдруг в глазах и на лице. О давненько уже длящемся романе собственной красавицы жены и начальника управления Виктор Сергеевич осведомлен был прекрасно. Знала о том, что ему все известно и жена, а, значит, скорее всего, знал и сам генерал. Но по невесть как заключенному молчаливому соглашению, все трое упорно делали вид, что ничего не происходит и им лично ничего неизвестно. Виктор Сергеевич не без основания опасался за свою карьеру, да если честно, то и за собственное физическое здоровье, которое известный крутым норовом генерал вовсе не растерявший с годами спортивную форму вполне мог и подпортить начни они вдруг выяснять отношения. Алена, почти сорокалетняя мудрая баба не хотела никаких резких перемен в своей жизни, довольствуясь обеспеченной и стабильной жизнью с пусть нелюбимым, но таким управляемым и предсказуемым мужем. А генерал по жизни мужик резкий и прямой, в глубине души понимая, что трахая жену подчиненного поступает, мягко говоря, не совсем хорошо, скрепя сердце поддавался на уговоры любовницы не афишировать их связь и оставить все как есть. Зато мучаясь комплексом вины, он постоянно оказывал обманутому мужу различные мелкие благодеяния, которые любой начальник без особого труда может дать подчиненному, но обычно это делать забывает. Короче всех все устраивало, и Виктор Сергеевич старался вести себя предельно осторожно, чтобы не разрушить установившегося хрупкого равновесия ситуации.
— Вобщем так, — откашлявшись, начал генерал. — Не буду ходить вокруг да около. Мне предложена новая должность в управлении воспитательной работы министерства, должность генерал-полковничья, открывает новые перспективы и, не буду скрывать, я предложение это принял. Так что где-нибудь месяца через три-четыре это вот кресло освободится.
— Поздравляю, товарищ генерал, — нацепив на лицо маску одновременно искренней радости за удачный карьерный рост любимого начальника и скорби, вызванной его предстоящим уходом, Виктор Сергеевич напряженно ждал продолжения. Такой информацией просто так в Вооруженных Силах не разбрасываются, почему то считается, что прослышав о скором уходе начальства, подчиненные немедленно пойдут в разнос, превращаясь в неуправляемую банду, поэтому традиционно любой командир и начальник скрывает весть о своем новом назначении до последней возможности.
— Спасибо, Сергеич, спасибо. Но речь сейчас не обо мне. Дело в том, что на свое место я рекомендовал твою кандидатуру и там, — генеральский палец многозначительно уперся в потолок. — Там она встретила поддержку.
— Товарищ генерал! — растрогано привставая со стула, вскричал Виктор Сергеевич, прижимая обе руки к сердцу.
Перед мысленным взором полковника уже замелькали шитые золотом генеральские погоны, новая, улучшенной планировки квартира, дача в пропахшем мокрой хвоей подмосковном лесу, уютные вагоны «СВ» с услужливыми проводницами. Золотая звезда на погоне открывала новые недоступные раньше горизонты. Надо же, сбылось, ему еще нет сорока, а он уже генерал! Это же такие перспективы! Деньги, власть, почет, уважение! Заскакали, завертелись калейдоскопом погоны и должности, поплыл, сверкая звездами, по кабинету золотой туман.
— Подожди, не благодари, — отрезал, враз опуская полковника из заоблачной выси обратно на землю, генерал. — Против твоей кандидатуры есть одно серьезное возражение.
— Какое? — тоном разжалованного вдруг в рядовые маршала пролепетал Виктор Сергеевич.
— В твоем послужном списке нет участия в боевых действиях. Наверху считают, что генерал в воздушно-десантных войсках обязательно должен быть боевым, обстрелянным так сказать. Иначе он не будет пользоваться должным авторитетом.
— Что? Да я… Причем здесь… — задыхаясь от негодования вновь подскочил на стуле Виктор Сергеевич.
— Сиди, — жестко и властно проговорил генерал, усмиряя жестом руки порыв подчиненного. — Хочешь генералом быть?
Пронзительные синие глаза впились в лицо Виктора Сергеевич, стараясь проникнуть в самую суть его души, пробить ту непроницаемую завесу тайны, которой каждый человек привычно и каждодневно отгораживает свою внутреннюю суть от окружающих.
— Да… — мысленно собравшись, выдохнул полковник.
— Значит, будешь, — подытожил собеседник. — Но придется поехать в Чечню.
— Но…, - заикнулся было, смертельно побледнев, Виктор Сергеевич.
— Никаких «но»! — отрезал генерал. — Поедешь в Чечню в штаб Объединенной Группировки, месяца на три. Я прозвоню, там несколько моих однокашников есть. Встретят, позаботятся, присмотрят. Поучаствуешь в какой-нибудь боевой операции, я попрошу, представят к награде. Тогда уже ни одна сука ничего вякнуть не посмеет, понял?
Виктор Сергеевич сидел как громом пораженный, такое близкое, такое желанное исполнение давней мечты о широких лампасах и шитых золотом генеральских погонах оказалось вдруг сопряжено с неожиданно опасными трудностями. «А не специально ли он меня туда посылает? — ударило вдруг в голову, выбив по всему телу нервную дрожь. — Что все эти три месяца напролет он будет валять эту суку Аленку как хочет, само собой понятно. А вдруг это способ вообще навсегда от меня избавиться? Там ведь война, там стреляют, а значит, могут и убить. Что же делать, отказаться пока не поздно? Но тогда прощай мечта, для отказников, дорога наверх закрывается навсегда! Да и хрен бы с ним, живая собака лучше мертвого льва! Но все же…»
Генерал, как по раскрытой книге читал все эти колебания на то красневшем, то бледневшем лице подчиненного.
— Страшно? — участливо спросил он, прерывая ход напряженных раздумий полковника.
Виктор Сергеевич, опустив глаза, молча кивнул.
— А ты не бойся! Обещал же, позвоню, словечко замолвлю! Будешь всегда при штабе, под надежной охраной, ни одна пуля даже мимо не пролетит.
— Так-то оно так, — вздохнул полковник. — Только пуля она дура, ей не прикажешь…
— Ну, братец, — развел руками генерал. — Кто не рискует, тот шампанского не пьет! Что же ты хотел, вот так вот запросто на чужой спине да прямо в рай? Извини, так не бывает. Ну решай, думай. Что до меня, то мне преемник живой нужен, а не чеченцами издырявленный, так что со своей стороны для твоей безопасности все сделаю. Верь!
И такой искренностью, такой прямотой в тот момент дышало генеральское лицо, что показались Виктору Сергеевичу все его страхи и опасения и впрямь глупыми и несущественными.
— Ну раз так, то согласен! — залихватски махнул он рукой.
— Молоток, уважаю! — воскликнул генерал, вскидывая вверх большой палец. — Знал я, что в тебе не ошибся! Знал! Отправляйся сейчас домой, готовься к поездке. Кадровикам я команду дам, командировочное предписание тебе подготовят. А ты завтра же сдай все дела заместителю. Думаю, что к концу недели и поедешь, а то время не ждет, — он вновь заговорщицки подмигнул и многозначительно ткнул пальцем в потолок кабинета.
Вопреки прямым указаниям начальника управления домой Виктор Сергеевич не поехал. Вернувшись в кабинет, он некоторое время просто сидел, уставившись остановившимся взглядом в красочно исполненную согласно последних руководящих указаний столешницу. Кто не знает, столешница это особый набор документов, который должен помещаться под покрывающим поверхность рабочего стола оргстеклом — конечно в первую очередь это портреты президента и министра обороны, потом распорядок дня, утвержденный командиром части, дальше идут документы помельче — типовой порядок работы на неделю, список должностных лиц части, их дней рождений, телефонов и номеров рабочих кабинетов и прочая никому еще не пригодившаяся мура в этом же роде. В эту вот столешницу, а конкретно прямо в плутоватые глаза министра обороны и смотрел Виктор Сергеевич, мучительно переваривая, анализируя и пытаясь разложить по полочкам в мозгу все только что произошедшее. Вывод получался неутешительный. Жизнь совершала рискованный и крутой вираж, выбрасывая полковника Столярова из уютной ниши налаженного быта и блаженного ничегонеделания, заставляя его приносить тяжелую жертву на алтарь будущего благополучия, генеральства и, как следствие, почетной и обеспеченной старости, что уже маячила, пусть пока еще где-то в недосягаемом отдалении, но была уже вполне видима и требовала о себе задуматься.
Уехал со службы Виктор Сергеевич только в восьмом часу вечера, небывало надолго задержавшись. Время, впрочем, он потратил с толком, обойдя кого только возможно и собрав целый ворох совершенно бесценных сведений, домыслов, слухов и леденящих душу историй о Чечне. Говорили на эту тему охотно и много, специалистов было хоть отбавляй, тревожило одно, никто из них сам там не был, а имеющаяся информация доставалась этим людям порой от совершенно мифических фигур по очень дальним цепочкам, типа «мне это рассказал тот мужик, который лично знаком с тем парнем, который сам видел, того, с троюродным братом жены которого это произошло, так что все точно». Все жалели Столярова, сочувствовали ему и желали удачи. Подвел лишь, хмурый седой подполковник Махов, единственный в управлении офицер сделавший карьеру в войсках и попавший в штаб сравнительно недавно. Про него было доподлинно известно, что он, как раз в Чечне отслужил целых два месяца во время первой компании и вроде бы даже был там ранен. Виктор Сергеевич очень рассчитывал на него. Однако этот субъект, полностью оправдав ходившие о его дурном характере и недоброжелательном нраве слухи, в ответ на расспросы Столярова лишь с непонятной злостью пробурчал:
— Нечего рассказывать. Попадешь — сам увидишь.
За окном сильно подержанного, но еще вполне презентабельно выглядевшего «мерседеса» летели московские бульвары, сверкали неоном рекламные огни, бурлила сплошным потоком людская толпа. Виктор Сергеевич ехал на работу. Нет никакой ошибки! До сих пор полковник Столяров находился на службе, а сейчас с наступлением вечера ехал на работу. А работал он охранником в ночном клубе «Парнас». И вовсе ничего удивительного здесь не было. Несмотря на строжайший приказ министра обороны, запретивший военнослужащим заниматься коммерческой и какой-либо еще деятельностью кроме научной, просветительской и творческой, совмещая ее со службой, все без исключения военнослужащие штабы, части и учреждения которых находились в городе Москве, подпольно где-то работали. Точнее слово подпольно здесь вряд ли уместно, о том кто, где и кем трудится во внеслужебное время, знали все командиры и начальники и за долю малую с заработка подчиненного всеми силами прикрывали его, предоставляли ему дополнительное время для основной работы, старались лишний раз не загружать служебными задачами. А как Вы хотели? Кушать хочется всегда и всем! И военнослужащий будь он хоть трижды полковник в этом плане не исключение. А попробуй, проживи в стремительно дорожающем столичном городе на нищее денежное довольствие, которое лишь чуть-чуть превосходит заработок муниципального дворника, да и то не всегда и не у всех. Потому все офицеры управления традиционно работали по ночам на второй, точнее на первой и основной работе, поскольку оплачивалась она неизмеримо выше их службы. Что же заставляло их продолжать служить, спросите Вы. В основном, конечно, держал всех квартирный вопрос, пусть довольно призрачная, но все же существующая возможность поиметь от родного министерства обороны вожделенное и заведомо недоступное при других вариантах жилье в столице. Ну и, конечно, некое положение в обществе, некая ступень, не все, в конце концов, в этой жизни измеряется только деньгами. Одно дело, если ты офицер, полковник, начальник отдела, тут можно и грудь гордо расправить, и иной раз подбородок вверх задрать, и совсем другое, если ты получаешь ровно столько же в деньгах, но при этом дворник, тут уж лишних понтов не разведешь. А ведь известно, что они, понты, подороже денег будут.
Обязанности Виктора Сергеевича заключались в контроле за одним из залов клуба. Облаченный в выданный здесь же, являющийся формой службы безопасности строгий темный костюм-двойку, он неспешно прохаживался у дальней стены зала, тиская в потеющей руке компактную рацию. В случае возникновения среди посетителей каких-либо опасно развивающихся, требующих вмешательства охраны конфликтов или происшествии иных беспорядков, Виктор Сергеевич ни в коем случае не должен был влезать в назревающую ссору, а лишь своевременно обрисовать возникшую ситуацию в эфир, и тогда в считанные секунды на сцене появлялся клубный спецназ. Молодые, интеллигентные, прошедшие за счет фирмы специальные психологические тренинги по урегулированию конфликтов и вместе с тем отлично тренированные в бойцовских видах спорта ребята ловко вклинивались между готовыми вцепиться друг в друга посетителями и мгновенно давили очаги напряженности, что называется в зародыше. Получали они несравнимо больше, чем Виктор Сергеевич, но и рисковали изрядно, вероятность нарваться на нож или пулю обдолбившегося вусмерть здесь же в туалете торчка, на которого никакая психология не действует для них была неизмеримо выше. Так что зависти у обычно не терпящего чужого благополучия Столярова эти парни не вызывали.
Сегодня вечер только начинался. Музыка пока работала в нейтральном фоновом режиме, зал был наполовину пуст, посетители мирно сидели за сгруппированными у небольшой эстрады столиками, а полуголые девицы, извивавшиеся у шестов по углам, смотрелись вполне невинно, по крайней мере, на взгляд Виктора Сергеевича, который не раз видел, что они вытворяют ближе к полуночи. В общем, обычная рабочая атмосфера. Тут то и случился мелкий, но досадно обидный казус окончательно испортивший Столярову настроение, наглядно доказав, что сегодняшний день в разряд удачных заносить не стоит.
Он как раз засмотрелся на вьющуюся у шеста Снежанну, высокую длинноногую блондинку откуда-то с Украины, потому пропустил обращенный к нему расслабленно-повелительный оклик:
— Эй, малчык! Сюда ходы! Ну бистро, бистро давай!
— Это Вы мне?
Виктор Сергеевич удивленно оглянулся на развалившихся на подушках мягкого уголка двух молодых парней с характерными резкими, горбоносыми чертами лиц.
— Тибэ! Кому же еще, баран ты тупой, тибэ!
Виктора Сергеевича очень давно никто не называл мальчиком, как то не вязалось это слово с представительным широким в кости полковником, да если кто и мог его так звать, так двое нерусских сосунков, бравирующих нарочитым кавказским акцентом могли себе такое позволить в последнюю очередь. Кровь горячей волной бросилась в голову полковнику, сжались в кулаки руки, резкие, мгновенно ставящие на место любого хама слова уже готовы были вылететь из его рта, но так и застыли на губах. У мира ночной Москвы совсем другие, отличные от нормальных человеческих законы, и один из главнейших гласит: «Клиент всегда прав. Тот, кто платит — хозяин. Любое его слово закон». Потому задавив нарастающий в груди гнев, закусив предательски задрожавшую губу и катая по скулам злые желваки, Виктор Сергеевич подошел к стоящему углом дивану.
— Что Вам угодно?
— Э, дайкири, два штук прынеси! Только бистро, бистро, давай, баран! Сколько жыдем тибэ уже?!
— Простите, но Вы ошиблись, — ледяным тоном произнес Виктор Сергеевич. — Я не официант и не могу Вам ничего принести.
— А хули же ти тогда прышол, э? — возмутился один из юношей. — Ну, баран, тупой! Ти видел когда-нибудь такой тупой баран, Аслан, э?
Второй более крупный телом и широкий в плечах молча мотнул головой, нет, мол, никогда не видел.
— А кито ты тогда такой? — не унимался первый. — Чиво зыдесь делаэшь?
— Я представитель службы охраны, — еле сдерживаясь, процедил Столяров. — Слежу за порядком.
— Охра-а-аны, — протянул, качая головой, кавказец и вдруг ослепил Виктора Сергеевича широкой белозубой улыбкой. — Ти, баран, минэ охранять хочещь? Ти совсэм дурной, да?
— Мы обеспечиваем безопасность заведения и всех посетителей…
— Ну и пошел тогда на х… отсюда! — глухо проворчал совершенно без акцента Аслан. — Не мешай отдыхать.
Кипящий негодованием Виктор Сергеевич решил не связываться, понимая, что хозяева конфликт охранника с посетителями вряд ли одобрят и, наверняка встанут на сторону кавказцев. Он круто развернулся, чтобы уйти. В этот момент его ударили ногой. Даже не то чтобы ударили, а просто обидно пнули по заднице, пошел, мол, отсюда, мразь!
— Пищел на место, свинья! — прозвенел за спиной молодой голос.
Виктор Сергеевич дернулся было к обидчикам, но поймав насмешливо ожидающий взгляд Аслана и верно оценив мозолистые стесанные костяшки пальцев на его, лежащей на столе руке, остановился, не зная, что предпринять. Кавказцы, уловив его замешательство, издевательски засмеялись. Момент для решительной атаки был явно упущен и Столяров это понял. Круто развернувшись, не поднимая глаз и беззвучно шепча ругательства, он вернулся к своему посту у дальней стены. «Ну, суки, приеду в Чечню, за все с вашими соплеменниками посчитаюсь! И за это унижение в первую очередь!» — молнией пронеслась в голове злая мысль.
