Крыша дома моего...

Подвезли кирпич-сырец, гравий, песок, цемент. Игнатов стал каждое утро проверять, что сделано на строительстве редакции. Махно, слава богу, вернулся из Союза и опять занялся газетой. Он успешно набивал ее старыми, чуть измененными заметками, а фамилии «передовиков социалистического соревнования» брал в ротных стенгазетах. С учетом того, что почта приходила один раз в неделю, «За честь Родины» в полках прочтению не подлежала. Я уже упоминал, что бойцы не читали и «Красную Звезду», она писала об офицерах. Некоторой популярностью пользовалась окружная газета «Фрунзевец» и «Комсомольская правда».

По распоряжению Игнатова в полках собрали строительную команду. И пошли кирпичные работы... Коробку вывели быстро. Я удачно выменял на спирт рамы и старые доски от опалубки. Из них, сшитых по две и положенных на ребро, пришлось изобразить потолочное перекрытие. Ничего! Дерево не подведет. Даже если обломится, то не убьет. Но самая большая удача – это крыша.

Мне удалось уломать старшего лейтенанта из строителей, курирующего работы, выписать со склада гофрированное оцинкованное железо. Мы его быстренько в дело пустили. Крыша сияла на восходе и закате, как новенькая медаль «За отвагу». Но тут вмешался строительный босс – полковник какой-то. Харя красная, живот необъятный. Подъехал на «уазике», стал орать, что он всех посадит. Железо, мол, ворованное и должно быть в другом месте. Если бы оно лежало в штабеле, я бы отдал. Но мы так пластались над этой крышей! И такая она была красивая. И обещала новую жизнь. Я вышел к полковнику, представился и сказал, вынув из кармана гранату: «Я вот сейчас суну пару таких чушек под крышу. Будет решето. Вот и забирайте». Я его не боялся. Они, суки, пачками уже проходили по военной прокуратуре за продажу стройматериалов, и если откупались, то еще большим воровством до очередной проверки. Дело закончилось тем, что Игнатов меня несильно поругал. С «военстроем» ему тоже ссориться не с руки было – Дом офицеров возводился, большой бетонно-железно-деревянный амбар, главная забота и гордость Игнатова. Палаточный, тот, с которым въехала в Кундуз 201-я, сгорел в феврале 1981 года. А затраты и объемы материалов на новый «храм армейской культуры» были несравнимы с моей редакцией, даже не внесенной в титульный список.

Бойцы несколько дней по ночам охраняли крышу. Я же поклялся, что подорву ее, если придут снимать.