Ночное дежурство досталось мне вместе с расчетами Джимми Хендрикса, Ослина и Ситникова. Мы сидели на стульях около костра, подбрасывали в жадное пламя новые порции топлива, в котором — о счастье! — теперь не было никакого недостатка, и спорили.

Мне не слишком улыбалось это дежурство. С этими сержантами и в части было нелегко сладить, а здесь они, особенно в последнее время, словно с цепи сорвались. Это были бойцы из батареи Найданова — вот пусть бы он с ними и дежурил, а то у меня от их язвительных вопросов и соображений уже голова начала пухнуть. Видимо Андрей и сам от них устал, и решил, что настала моя очередь помучиться.

Конечно, расчеты из первой минометной были самыми подготовленными сержантами в нашей батарее, потому Найданов и перевел их на «Васильки» — самое лучшее из того, что стояло у нас на вооружении. Да они и сами стремились к этому. Только вот ведь незадача: разборные «Подносы» оказались значительно нужнее и удобнее в боевых операциях, чем более мощные «Васильки». Я со своими расчетами то на броне, а то и пешком, периодически отправлялся на операции, где мы стреляли, приносили какую-то пользу пехоте, и прочее…

Странно, но тот единственный бой, около фермы, где нашим «Василькам» досталась работа, еще только больше углубил недовольство этих сержантов. Немного постреляли, а потом прятались от огня, чтобы самих не перебили. Я-то думал, что после такой переделки охоту к боевым столкновениям у них отшибет надолго… Но я ошибся! Наверное, потому, что я, глядя на их бородатые физиономии, постоянно забывал, что им всем не больше двадцати лет — это же вчерашние школьники!

Они считали, что их недостаточно ценят, плохо используют… Им, видно, все еще хотелось подвигов и славы! Периодически эту троицу душила злость и зависть к моим расчетам, которых постоянно куда-то тягали, и им потом было что рассказать, в отличие от расчетов Найданова. И поэтому они так нервничали, и высказывали свои обиды и Андрею, и мне. (Хотя я-то тут причем)?

Вот и сейчас.

— Товарищ старший лейтенант, почему Дьяков так нас не любит? — начал Ситников, помешивая палкой костер.

— Кого нас?

— Ну, батарею нашу… И сюда не хотел пускать. А что мы там должны делать, в Центорое?

Он не раз слышал ответ, но это была лишь затравка к очередным жалобам на несправедливое командование и судьбу.

— Тыловые службы бригады охранять, — со вздохом, уже сам себе не веря, ответил я.

— Как мы их будем охранять без боевых машин? Мы же артиллерия, а не пехота! Я нигде не слышал, чтобы артиллерия кого-то охраняла.

Логично! Я молчал, так как и сам не слышал, чтобы артиллеристы кого-то охраняли. Но я же не мог так уж явно обсуждать, а главное — осуждать, приказы командования! Да еще с подчиненными. (Ладно, Васе можно было все высказать, и даже Найданову! Хотя ему — не все).

Тут подал голос Армян, сидевший на этот раз с нами.

— Товарищ старший лейтенант! Разрешите я в пехоту уйду?

Если бы не стул, я бы упал в обморок — это было что-то новенькое. Армян — в пехоту!

— Что тебя здесь не устраивает? — спросил я изумленно, и почему-то у меня перед глазами сразу возник руль от «Мерседеса» в нашей родной «шишиге».

Лучше бы я не спрашивал — Армяна прорвало. Он рассказал мне обо всех своих друзьях в пехоте, о том, что у них полная насыщенная жизнь, что его достал наш старшина, и многое другое. Но я вынес из его монолога впечатление, что его расстраивает конкретно только то, что пехота первой входит в поселки, и все самое интересное достается ей, а он — водитель минометки — питается «объедками с барского стола». Я не думал, чтобы он не понимал, что у пехоты намного больше шансов нарваться на огонь противника. Машина Армяна была продырявлена со всех четырех сторон. А что случилось с пехотой Урфин Джюса у фермы, все видели сами. А с ротой Бандеры? Господи! Ну откуда такая тяга к стяжательству? А?

Я горько усмехнулся.

— Друзья мои! Бросьте нести чушь! Какая пехота!.. У вас в кузовах полно добра. У каждого в машине по автомагнитоле. Вы месяц можете обходиться вообще без прапорщика с его кухней. Есть это в ротах? А?.. А почему?.. Потому что у нас техника! У нас есть место для хранения всего этого добра, а у них… Есть у них место в БМП, а, Григорян?

Ответа я не услышал, и продолжил.

— Будешь питаться кухонной похлебкой, мерзнуть, и кидать тоннами землю… И ни один ротный по доброте душевной не сравниться с Найдановым, не говоря уже обо мне.

Бойцы засмеялись. Я перевел дух. Раз засмеялись, значит, теперь будет легче общаться — пускай расслабятся.

— Все, что достанет пехота, она потом приносит к вам… Так что, дорогой Григорян, не говори ерунды. И выбрось из головы эту муть.

Два бойца притащили новую порцию дров. Выдохшийся от споров Ситников ушел за чаем сам.

Мы говорили о чем — то еще, но уже так — несерьезно.

— Хотите чифиря, товарищ старший лейтенант? — спросил Джимми Хендрикс.

— Конечно, хочу, только давай! — ответил ему я.