1
Во вторник, 25 декабря, с рассветом на пункт управления прибыла группа от ВВС во главе с полковником Скидановым — ей предстояло вести учет прибывающих транспортных самолетов. На группу полковника Кукушкина Алексея Васильевича была возложена задача обеспечить четкую выгрузку самолетов и прочие мероприятия. Он немедленно организовал оборону аэродрома силами двух рот — старших лейтенантов Тишенко и Шацкого.
Вторжение советских войск в Кабул началось ранним утром с броска батальона Алиева. Выдалась непогода: сырое, пасмурное утро, повалил снег. Летчикам в таких условиях сажать на незнакомый аэродром тяжелые самолеты было крайне нелегко. Полетами руководил заместитель командующего военно-транспортной авиацией генерал-лейтенант Заика Михаил Павлович, опытный специалист и сам первоклассный летчик. Самолеты один за другим садились на бетонку и, не выключая двигателей, тут же, на рулежных дорожках, освобождались от десанта. Тяжелые «Антеи» и «Ил-76Д» приземлялись с интервалом в 15 минут. Аэродром утонул в самолетном гуле. Во второй половине дня пошла с небес 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия. В Кабуле это произошло в 18.37, в Баграм первые подразделения прибыли несколько раньше — в 18.05. А снег валил и валил крупными хлопьями, что до предела усложнило посадку самолетов.
2-й парашютно-десантный батальон 317-го полка, которым командовал майор Кротик Владимир Иванович, приземлился одним из первых — 270 человек, три самолета, по 90 человек в каждом. Техника и механики-водители батальона прибывали следом другими бортами. На майора Кротика возлагалась задача содействовать десантникам батальона Алиева в захвате и удержании аэропорта и обеспечении высадки главных сил. Это был первый из трех отрабатываемых вариантов. В случае неудачи Алиева вступал в силу второй: самим захватить аэродром в Кабуле, его контрольно-диспетчерские пункты и посадить там наших специалистов. Если самолету по каким-то причинам не удается приземлиться, то батальон десантируется на парашютах. На ведущем борту «Ил-76» разместили десантников и десятки покрышек, заблаговременно пропитанных бензином. Дышалось с трудом, зато расхотелось курить. Предполагалось, что, как только самолет приземлится, десантники высыпают «горохом» на летное поле, раскладывают колеса вдоль полосы, поджигают их, и следующие за ними два самолета уже садятся по этим ориентирам — ну чисто партизанским кострам времен Великой Отечественной.
За двадцать минут до подлета Кротику сообщили, что батальон Алиева сработал как надо, поэтому Владимир Иванович со своим личным составом ничего не захватывал, не жег резину на обочине взлетно-посадочной полосы, никого не сажал под усиленной охраной — ни наших специалистов в диспетчерскую, ни чужих, афганцев, по подвалам. Их борт благополучно совершил посадку. Большая часть солдат батальона, подготовленная к бою и настроенная на бой, проклинала весь белый свет, батрача в качестве заурядных грузчиков, таская и ворочая поленья, пшено, боеприпасы, коробки с тушенкой, осточертевшей за последние дни до такой степени, что при одном ее виде нутро сопротивлялось и вызывало позывы на рвоту. И все же, попитавшись ими через силу, не сменив белья и не почистив зубы, через двое суток бойцы майора Кротика начали блокирование кабульского «Коммандос», подразделений саперов и связистов.
Темп прибытия самолетов с десантом был уплотненным, поэтому вначале не обратили внимания, что об очередном, седьмом по порядку самолете, не доложили. Запросили аэродром о данных на этот «Ил-76Д». Самолетом управлял капитан В.В. Головчин из 128-го гвардейского военно-транспортного полка, дислоцированного в литовском городе Паневежис. Из Мары, где машины дозаправлялись, сообщили, что самолет ушел по графику в Кабул. Экипаж восьмого по счету самолета сообщил, что при подходе к Кабулу слева по курсу наблюдал яркую вспышку, как от взрыва. Становилось ясно, что транспорт потерпел катастрофу.
Гибель десантников надоумила, и при советническом аппарате тут же создали похоронную службу. Ее возглавил комендант полковник Тремба. Работы у него было много, а вопросов — еще больше. Не знали, например, как хоронить погибших. Это через полгода выработают инструкцию «Представителю воинской части, назначенному для сопровождения гроба с телом погибшего (умершего)». Комендант распорядился, и на всех погибших в срочном порядке сколотили гробы. Внутрь положили военную форму, насыпали, отмерив на глазок, килограммы афганской земли. В этом те, кто был в курсе, признаются много лет спустя. На крышки гробов прибили фуражки, которые в той обстановке оказались дефицитом. Если недоставало, закрепляли голубые береты, изъятые по согласию у боевых товарищей. Указали адреса и фамилии. Назначенные офицеры развезли их по городам и весям. Предписывалось передавать гробы без права их вскрытия.
Тогда предполагали, но абсолютно не представляли, какие будут возникать эксцессы на местах. Горе первых вдов сильно сплачивало людей. Родные, близкие, соседи, односельчане собирались на митинги — запрет на вскрытие гробов вызывал возмущение и негодование. Скорбящими и разгневанными это воспринималось однозначно: в гробах или изуродованные тела, или просто земля, или, чего тоже опасались, упокоен чужеродный прах, доставлено неродное дитя. Эксцессы — это очень мягко сказано. И признание в отсутствии тел в гробах — страшная необходимость, а не нравственная почтительность.
30 декабря в районе катастрофы высадили восемь альпинистов, с ними пошли два авиационных инженера и пятеро десантников. Установили палатки. В 16.00 вертолет «Ми-8» (№ 420) обнаружил место падения «Ил-76» — высота 4269. Гребень, на который упал «транспортник», переломил корпус самолета и разбросал фрагменты фюзеляжа по разные стороны склонов. 1 января в 10.30 поисковики обнаружили и добрались до кабины с останками тел летчиков Шишова и Зюбы. Дальнейшие розыски результатов не дали. Спасательные работы были прекращены 4 января. «Черные ящики» найти не удалось. Кабина с экипажем оказалась по ту сторону хребта, куда еще как-то можно было добраться, и останки летчиков с большим трудом, но достали. А салон, где находились 37 десантников и техника, развороченный взрывом боеприпасов, упал в недоступное ущелье, и только в 2005 году их удалось найти. Поисковая экспедиция состояла из четырех человек: старший — Михаил Желтаков, от Комитета по делам воинов-интернационалистов, и трое десантников, воевавших в Афганистане, — Валерий Новиков, Александр Котов и Сергей Алещенков.
Останки десантников, к счастью, были обнаружены. Чтобы родные получали пенсии и пособия, ребят признали погибшими и похороненными, хотя на самом деле все они должны были числиться пропавшими без вести. Их кости, объеденные зверьем и высушенные морозами и солнцем, по-прежнему там — их не смогли достать и снести на погост. Поисками самолета занималась не государственная структура, а общественная организация, у которой нет ни прав, ни денег для организации экспедиции, соответствующих экспертиз и передачи родственникам останков. Есть Комиссия при Администрации президента, которая занимается поисками пропавших без вести и погибших, в том числе в Афганистане. В 2006 году ее возглавлял генерал-лейтенант Владимир Шаманов. Он, имеющий неоднозначную репутацию в армейских кругах, ничем помочь не пожелал. Хотя речь идет не просто о доброй воле — «хочу не хочу», а выполнении прямых обязанностей должностным лицом. Место разбившегося самолета не прибрано и до сей поры. Комиссия так и не проявила к нему ни малейшего интереса. Так же, как и Министерство обороны. Владимир Шаманов с мая 2009 года — командующий ВДВ России. Невольный отец истлевших в горах сыновей-десантников. Не родной им отец. Чтобы не сказать много хуже. В понимании наших военных, долг перед павшими сводится к третьему тосту, не чокаясь: «Простите, что не уберегли». Хорошая традиция. И долг совсем несложный. Если сердцем не очерствел человек и душой не онемел…
А перед миром честным — стыдно! И за себя, и за державу…
Транспортные самолеты продолжали прибывать всю ночь и весь день, с постоянством заведенного механизма и с не меняющейся последовательностью. Для перевозки личного состава и боевой техники ВДВ было произведено 342 рейса, по другим данным — 343. Переброска дивизии продолжалась двое суток и завершилась за несколько часов до штурма афганских правительственных зданий. За это время было передислоцировано 7700 десантников, 894 боевых машин, орудий и автомобилей, 1062 тонны боеприпасов, топлива и продовольствия.
С утра 26 декабря началась тщательная подготовка к осуществлению операции «Байкал-79». На аэродроме Кабула генерал-лейтенант Кирпиченко вводит в боевые порядки 103-й дивизии сотрудников КГБ. Командиры групп вместе с десантниками получают боевые задачи, согласовывают взаимодействие. Командиры частей развернули пищеблоки, расставили боевую технику, укрыли материальные запасы, организовали охрану и оборону. Накоротке создали пункты обогрева личного состава и места для их отдыха. Командиров подразделений, привлеченных к захвату учреждений и воинских частей, познакомили с проводниками из числа офицеров-советников, которые должны были вывести десантников по назначенным маршрутам. Отдельный 345-й парашютно-десантный полк оставался на аэродроме Баграм, имея задачу нейтрализовать зенитную часть и авиационный гарнизон афганцев.
Посол Болгарии в Афганистане господин С. Радославов во время аудиенции в своем довольно скромно убранном кабинете, сидя на фоне национального флага и портрета Тодора Живкова, под конец нашей беседы рассказал о весьма занятных для меня деталях. Он получил информацию о высадке советского десанта 25 декабря. Поехал в Кабульский аэропорт и воочию наблюдал прибытие наших транспортных самолетов. На летном поле он застал посла США господина Амштутца. Тот с нескрываемым интересом наблюдал «историческое событие» и был, по наблюдениям Радославова, спокоен, как пульс покойника. Увидав посла Болгарии, искренне обрадовался ему и, усмехаясь, рассказал о происшествии получасовой давности.
— Господин Радославов, представляете, я буквально с десяток минут тому назад подъехал к русским «Боингам». Подходит ко мне этакий русский Джеймс Бонд и спрашивает, кто я и что здесь делаю. Объясняю: я — посол серьезной державы и наблюдаю за высадкой войск. Этот самый «Джеймс» продолжил светский разговор и неожиданно восхитился моим легковым авто. Я в долгу не остался и в ответ тоже позволил себе комплимент, сказав ему: «Как ни хороша моя машина, ваша много лучше». И указал на выползающий из самолета… броневик.
— Господин посол, — полюбопытствовал Радославов, — а на каком языке вы общались с русским Джеймсом Бондом?
— На английском, господин посол, на английском, черт бы их побрал. И достаточно сносном…
Запрета на международные рейсы не было, поэтому гражданские лица — пассажиры аэропорта Кабул — имели возможность свободно наблюдать за стремительным десантированием частей нашей армии. Более того, без всяких помех и затруднений совершил посадку самолет «Ил-62» рейсом из Москвы. Среди прибывших были женщины и дети. Надо полагать, семьи советников и специалистов. Скажем прямо, великое счастье и везение, что все для всех благополучно обошлось. Прежде всего для гражданских. Пресловутая советско-чекистская секретность: ведь должны же были понимать генераловы умы и учитывать разработчики кампании, к чему этот авиационный «налет» мог привести.
27 декабря болгарский военный атташе Стоянов объехал город и в январе за вечерним чаем на своей вилле делился впечатлениями: «Непрофессиональным взглядом можно было безошибочно определить, что ваши десантники блокировали казармы воинских частей. Они взяли в кольцо все здания административных учреждений. В толк не возьму, неужели Амину не докладывали о действиях русских? Почему он не понимал — блокирование силами вооруженных до зубов десантников меньше всего походит на дружескую, союзническую помощь с их стороны. Скорее, это предвестник вооруженного переворота. Армию в подобных ситуациях необходимо изолировать, насколько это возможно, но при одном обязательном условии: когда вооруженные силы готовы выступить против тебя. А ведь армия была всецело на стороне Амина, а кабульский гарнизон тем более был ему целиком и полностью предан. Так какого дьявола афганским военным надо было изображать из себя надежный щит для любимца армии, не нуждающегося в какой-то форме защиты?»