КАМ — военная контрразведка. ХАД — госбезопасность. Царандой — милиция. О них, вверявших в эту ночь свои судьбы советским военным и бабракским функционерам, и пойдет короткий — потому как похвалиться, собственно, нечем — рассказ.

Комплекс зданий афганской контрразведки и государственной безопасности спланировали захватить такими силами. Взвод десантников из 317-го полка. Командир — лейтенант Сергей Корчмин. Двенадцать советников, фамилии которых стойко «не сдают» кэгэбисты — понимать, мол, надо! Шесть офицеров «Зенита» — старший Рафаэл Шафигулин. И неодушевленные предметы, но без которых в настоящем бою никак — три боевые машины десанта, два простецких «ГАЗ-66» и две зенитные самоходные установки. У многих спрашивал, откуда у нас в тот период были эти установки. Обратите внимание, они задействованы почти во всех штурмах.

— Ааа… да были «зэсэушки» у нас…

«Да были» хорошо воспринимается на слух — это значит, добыли.

Ну а дальше хохмы в духе отчетности КГБ — пошло, поехало. Где кавычки — там цитаты.

Обязательный зачин-запев с акцентом на то, что: «Довольно сложной задачей оказалось овладение комплексом зданий афганской военной контрразведки и службы госбезопасности». Дальше суть плана: «Согласно разработанному группой и обсужденному с советниками плану взятия и блокирования объекта предполагалось проникнуть в него через три расположенных по периметру входа. Осуществлявшие прорыв боевые машины десанта должны были, подтянувшись к главному зданию, блокировать его. Спешившийся личный состав должен был разоружить охрану по периметру, а группе захвата (21 человек), проникнув в главное здание, предстояло разоружить сотрудников объекта и захватить намеченных лиц. Было решено: с силами охраны в бой не вступать, ограничившись отсечением их от главного объекта курсовыми пулеметами БМД и зенитными установками».

Брошу камешек в сторону описавших всю эту героику операции, где мужество было проявлено, и смекалки вдосталь проявилось, и отвага обнаружилась. Стало быть, они влетели на подворье. БМД, механиком-водителем которой был Сергей Кинель, выбила ворота. Сколько же тех ворот повыбивали в ту ночь, и сколько прямолинейности в действиях: выбили, сломали, ворвались… И не более того. И вся тут тебе инициатива, и военная смекалка с хитростью пополам. Ворвались не очень грозно, так как «одна из боевых машин десанта получила повреждение и потеряла ход». Ужасаться не следует — БМД просто поломалась, с машины слетела гусеница. Но юный лейтенант Сергей Корчмин не сплоховал. Согласно свидетельским показаниям, он «принял решение частью своей группы штурмовать ближайшую дверь».

Группа захвата рванулась вперед. Гвардии рядовой Сергей Корнилин с пулеметом прикрывал рядового Сергея Долохова, который брал в плен часового. Сняли его. Не будем уточнять, как, но устранили благополучно. Подоспел рядовой Александр Лесников, и впору было рвануть дальше, но боец зацепился ремнем автомата за ручку двери и невольно преградил всем путь к славе. Затоптались на месте ребята, и с ними два ефрейтора — Сергей Радченко и Николай Федоров. В этот момент прямо на них вылетел из-за угла афганский офицер с пистолетом. Рядовой Сергей Дербенев помог товарищу освободить ремень, Лесников изловчился и тренированным ударом, а может, больше с досады и злости, сбил афганца с ног. Если быть точным, десантник ударил нападавшего кулаком по голове так, что тот рухнул на колени и выронил пистолет.

А дальше, по документу, происходило следующее: «Под прикрытием огня пулеметов группа броском проникла в здание, где соединилась с находившимся там еще до начала операции заместителем руководителя представительства КГБ Владимиром Александровичем Чучукиным». (Он был советником при ХАДе.)

А что там делал чекист В.А. Чучукин? Нет тайны в том, и повествую: «Перед началом операции полковник Чучукин вместе с одним из сотрудников прибыл в здание и провел там разъяснительную беседу с афганскими контрразведчиками. Поэтому, когда десантники и спецназовцы ворвались во двор, то произвели холостой выстрел из пушки БМД, а затем при помощи гранатомета „Муха“ вышибли парадную дверь. Сопротивление им никто не оказал».

И еще что занимательно. После захвата Шафигулин весело докладывал генералу Кирпиченко: «Подходим к зданию. Тихо, только в одном из помещений горит свет. Думаю, притаились, гады. Приготовил гранату и неслышно подкрадываюсь к двери. Сейчас как шарахну! Приоткрыл дверь, а там Владимир Александрович пьет чай с руководителями ХАДа. Оживленно болтают, и временами раздается смех. Граната не понадобилась».

Тут как-то не совсем понятно: зачем ломиться в открытые двери да еще посредством небезобидной «Мухи»? Ведь так можно было и в товарища Чучукина угодить ненароком, пребывающего в здании с очень даже миротворческой миссией. Интересно, когда прозвучал выстрел из пушки, они все там, в кабинетах, кофе пили? А пассаж с холостым выстрелом — хорош, однако. Это что-то новое в практике ведения боевых действий — реальных, а не учебных. Снарядились на войну, а боекомплект прихватили холостой. Чудно, право… Хотя понимать надо: уж коль не было ни одного выстрела со стороны неприятеля, то для пущей видимости боя пальнем разочек «Мухой» с нашей стороны и отсалютуем своей победе холостой и неопасной хлопушкой. А раз стрельба случилась да взрывы «Мух» и грохот пушек, то и победа обрела иной вид и иное звучание. Тем более что, действуя в начале штурма быстро и решительно, в течение оставшихся часов до рассвета десантники не почивали на лаврах, а принимали оружие от 150 добровольно сдавшихся и тушили несильный пожар. Огнище становилось неопасной традицией в ту ночь на многих объектах, и здесь тоже кукарекал и витал «красный петух». И это небольшое возгорание пришлось даже кстати — кто сумел, воспользовался. Невпечатляющие пепелища воспламенили образ: земля горела под ногами супостата. Повсюду, от края и до края. Свобода шествовала — огнем играя, сжигая вчерашний черный день. И — очищая…

Пока суть да дело, беготня, толкотня, ведра с водой, заливание несильного пламени в дружном единении с плененными афганцами — те, которые посознательнее, командиры занялись следующим. Посчитали потери — один легкораненый при… пожаре. Обратились по мегафону к разбежавшейся охране с призывом вернуться, сдать оружие и быть свободными. Советским поверили. Пришли те, которые недалече убежали. Вначале проявили недоверие, но, убедившись, что обмана нет, поспешили группками сдаваться и сдавать оружие, командиров и неверных товарищей, которые без твердых убеждений шлялись по двору и в прилегающих садах и палисадниках, маскируясь под оголенный куст. Побросав в кучу винтовки и автоматы, получили бессрочное увольнение и с превеликой радостью покинули ухоженные пределы могучих департаментов, оскверненных гусеницами десантных машин и присутствием коварных чужаков. И не было им больше никакого дела до революции, до нового старого правительства, до всего, вокруг них происходящего. Душу согревали мысли, что все для них обошлось счастливым образом, и состоится свидание с семьями и хижинами. Грели душу и прохудившиеся ношеные-переношеные шинели, которые, спасибо, не реквизировали вместе с оружием. А то — и с жизнью.

Генералы КГБ умилялись — в числе захваченных афганцев оказались все намеченные лица, а также некоторые члены правительства. Занятно, что же в полночь, да и в выходной, делали, не будучи посвященными в ход событий, «намеченные лица» и тем более примкнувшие к ним «некоторые члены правительства»? Что за олухи составляли эти рапорты-реляции? Чего здесь больше: привычного небрежения при составлении донесений или суровой необходимости прогнуть по нужде спину перед начальством? А может, наличие тренированных мускулистых «элитных тел» в принципе не предусматривает спроса: а как насчет головы? А может быть, начитались в детстве разной хреновины о штурме Зимнего в одна тысяча девятьсот семнадцатом? Это когда пролетарский вандал огласил: «Которые тут временные? Слазь!»… И уверовали на всю оставшуюся жизнь, что это затрапезное фабрично-заводское сборище и пьяное солдатское скопище в дни мятежей люди благородных кровей встречают в служебных апартаментах. Средь глухой ночи, изнемогая от ожидания радости встречи с гегемоном. И едва ли не с охапками цветов — собранных букетов красных и оранжевых оттенков, символизирующих дружбу, тепло и радушие…

А еще в течение декабрьской ноченьки спецы от КГБ совместно с лояльно настроенными афганцами произвели сортировку архивных материалов и документов. Спозаранку прибыл генерал Иванов, который, поблагодарив своих за проделанную работу — к десантникам он даже не подошел, не осчастливил их своим высоким присутствием, — обратил внимание на то, что здание, располагавшееся по соседству, по-прежнему находится под охраной сторонников Амина. И он приказал срочно захватить его. Поставил в укор подчиненным факт недосмотра и на вид поставил — не доглядели. Стыдно стало. Опустили очи долу офицеры КГБ. И еще раз умилились генералом— что значит провести годы службы во всебдительности. И без труда, без сопротивления разоружили охранников здания Министерства иностранных дел. И по сейфам без промедления прошлись. Не для того ли затевали «захват» министерства и отстранили сторожей, часть из которых даже не была вооружена? Ну, разве что ключи амбарного размера на поясе болтались. Очень хочется знать: если действительно в налетах участвовала группа «Чалма», то почему люди Громыко готовились сложить голову в коридорах резиденции Амина, а не в залах Министерства иностранных дел Афганистана?..

С контрразведкой разобрались, но была еще госбезопасность. Здесь определили такие силы: группа спецназа ГРУ — об этом нигде не упоминается. Командовал сержант Алимджан Уразаев, узбек, выходец из города Пскента Ташкентской области. В его задачу входило довести «зенитовцев» до кабинетов и обеспечить прикрытие во время их работы в качестве «медвежатников» — взломщиков сейфов. У «грабителей», правда, отсутствовало спецснаряжение типа «фомки», поэтому дедовские воровские приемы отошли в область преданий; на смену им пришел более эффективный и прогрессивный способ — пластик, который запросто рвет и разносит хитроумные кодовые замки и неоткрываемые банковские запоры. А, между прочим, не оттого ли пожар возник и здесь тоже? Боя-то не было…

Алимджан был первым из «мусульманского батальона», с которым мне было позволено пообщаться еще в Кабуле, перед отлетом отряда в Чирчик. Подкупало, что сержант вел за собой офицеров-профессионалов и справился достойно — на «пять». Разговор был короток, и в рассказе — отсутствие всякой интриги. Буднично выходило по словам сержанта: «Не укрывались, не прятались, не бегали. Вначале мандраж колотил, собранность была и готовность к самому худшему. А через пару минут — патрон из патронника, автомат — на предохранитель и за спину, чтоб не мешал. Никто в нас не стрелял, и мы — ни в кого. Сейфы выгребли, бойцы из группы „А“ нас поблагодарили. В одном кабинете обнаружили початый блок „Кэмела“. Раздал своим, накурились всласть — дым приятный, ароматный. А еще коньяк французский нам отдали ребята, мы пару бутылок с десантниками под утро осушили. Я вообще не пьющий, но тогда очень захотелось сделать глоток». Кому-то коньяк перепал, кому-то нечто гораздо более драгоценное. Не о документах говорю…

Уразаева наградили орденом Красной Звезды. Приятно, наверное, было ему, молодому, — на весь Пскент он единственный такой, заслуженный. А потом и он к ордену привык, и соседи привыкли к герою. И лежала та награда в заветном месте, тускнея от времени. А воссияла, когда на пенсию вышел Алимджан-ака — сказали в собесе, прибавка за орден положена. Вот и вся радость… И ничего другого.

Как-то на авиабазе у узбеков приземлился американец. Говор пошел, как Фатиме, внучке, повезло — замуж за янки собирается. Завидуют ей подруги, гневится дед-аксакал, что не за мусульманина пошла. А жизнь свое берет — девы Востока глазом косят на грудь американца. Летчик, может, и так себе, но на форменной одежде блеску от медалей не меньше, чем от долларов в кармане. Пригласит такой Джордж на коктейли, не поскупится и заплатит по счету одного проведенного вечера эквивалент годовой надбавки к пенсии орденоносца Алимджана Уразова…

Сияет Джордж, и в почете, и в уважении у узбеков пребывает — владетель золотого тельца. А у «афганца», родных кровей мужика, металл боевого ордена тускнеет. А может, уже и совсем поблек…