Дон вышел на связь после того, как они почти час летели над сушей. Вадим уже интересовался у Эда, не забыла ли о них «вышка». На свой вопрос он получил емкий ответ, что ему следует заткнуться и следить за приборами. Похоже, пожилой угонщик сам нервничал, ожидая связи.

Разговор был короткий. Дон сообщил, что видит «Боинг» на экране радара и до следующего сеанса связи они по-прежнему будут лететь в режиме радиомолчания. Эд оживился, вылез из кресла второго пилота и отправился в салон, вероятно, чтобы поделиться хорошими новостями с подельниками.

Вадим остался в одиночестве. Хотя какое одиночество – он чувствовал прикованный к нему взгляд Луизы. И помнил слова Рея о том, что пассажиры не знают, кто она такая и что будет, если она рассердится… Поэтому Веклемишев сидел спокойно и, несмотря на то что у него был порыв выдать сигнал тревоги пилоту истребителя, сопровождавшему лайнер, делать этого не стал. Во-первых, было сомнение, что летчик поймет его точно. Во-вторых, не было желания дразнить даму, присматривающую за ним, и узнавать, что будет, если она выйдет из себя. А в-третьих, летчик и так понимал, что на борту происходит что-то нештатное.

«Вышка» вышла на связь примерно через полчаса. Дон был деловит и сух. С Эдом он перекинулся парой фраз, сообщив, что все идет согласно плану. Вадиму же Дон приказал изменить направление полета и снизиться.

– Росси, отключай автопилот, разворачивай машину на курс сто восемьдесят шесть градусов. На какой высоте идете?

– Тридцать шесть тысяч футов, – доложил Вадим.

– Сразу после разворота снижайся до двадцати двух тысяч, – скомандовал Дон. – Работать спокойно и аккуратно.

– Вас понял, приступаю к маневру, – доложил Веклемишев.

Волнение было, но уже не такое, как в первый раз, когда он отключил автопилот. Вадим взялся левой рукой за штурвал, а правой щелкнул красным тумблером. Все равно екнуло. Табло «Автопилот включен» погасло. Самолет летел, как и летел. Почти привычно, но аккуратно, он потянул штурвал влево. «Боинг» не спеша, как бы лениво, стал крениться на левую плоскость.

Пилот «F-16» мгновенно среагировал на маневр лайнера. В ту же секунду, когда «Боинг» качнулся для разворота, истребитель свалился на левое крыло и ушел куда-то вниз, выйдя из поля зрения Вадима. Он выдерживал крен лайнера до тех пор, пока картушка компаса не заплясала около цифры сто восемьдесят пять. Выровняв машину и уточнив, что недотянул до нужной риски два градуса, он еще разок наклонил лайнер, выводя на нужный курс.

Установив авиагоризонт, Вадим перешел к смене эшелона. Он плавно двинул штурвал от себя. Нос самолета пошел вниз и горизонт стал медленно подниматься перед его глазами. Стрелки альтиметра пришли в движение. Вадим не знал, какой должна быть скорость снижения и на всякий случай потихоньку повел штурвалом на себя. Стрелки немного замедлили ход. Стало закладывать уши. Пришлось несколько раз зажимать нос и продувать пазухи, восстанавливая давление.

Дождавшись, когда высотомер приблизился к отметке двадцать три тысячи, Вадим потянул штурвал к себе, еще более замедляя скорость вращения стрелок альтиметра. На нужной высоте штурвал принял нейтральное положение. Веклемишев проверил положение авиагоризонта, направление и высоту полета. Все стрелки застыли на цифрах, соответствовавших указаниям Дона. Сейчас они летели почти на юг на высоте примерно семи километров над землей. Вадим перевел тумблер автопилота в положение «включено» и проследил, как загорелось табло.

– Дон, я Росси, – проговорил Веклемишев в гарнитуру. – Маневр выполнил, направление сто восемьдесят шесть, высота двадцать две тысячи, автопилот включен.

– Понял тебя, Росси, – донесся до него голос Дона. – Все выполнил верно. Следующее перестроение через тридцать минут. Я с вами свяжусь.

Веклемишев откинулся на спинку кресла. Неожиданно он ощутил сильную усталость. Чувство было такое, словно бегом занес на пятый этаж мешок с цементом. Плечевые и локтевые суставы едва не ломило от непомерной тяжести. Вадим понимал, что это ему только кажется, однако ощущения были не из приятных. Сказывалось нервное напряжение.

Веклемишев посмотрел на Эда, сидевшего в кресле второго пилота. На этот раз угонщик чувствовал себя лучше. Видимо, он уже уверовал в летную профпригодность Вадима.

– Отлично, амиго! – похвалил его Эд. – В тебе чувствуется прирожденный летчик. Не знаю, как у тебя с языками и хороший ли ты коммерсант, но пилот вышел бы превосходный.

Вадим промолчал, сдерживаясь, чтобы не высказаться, кто мог бы получиться из Эда и кем он стал. Да и благодушие пожилого угонщика улетучилось, когда справа и слева к «Боингу» вновь пристроились истребители.

– Не вступай с ними в переговоры, – скомандовал Эд. – Нам осталось лететь не больше сорока минут. Сбивать они нас не станут. Даже если на земле предполагают, что самолет захватили террористы, крайних мер принимать не будут. По нашему маршруту нет ничего серьезного – сплошная сельва да мелкие городки.

У Вадима прямо-таки чесался язык спросить, а к кому себя причисляют угонщики, к террористам или какой иной категории. Однако он предпочел промолчать. Не хотелось давать лишний повод для расправы с ним. У Веклемишева и так были опасения, что он слишком много узнал об угонщиках, чтобы остаться в живых. От него не скрывали имена, хотя, может, это были лишь псевдонимы, только он один знал, что разговоры с сообщниками на земле ведутся по мобильному телефону. И подобные звонки очень легко вычислить, зная примерное время связи. А все это – ниточки, потянув за которые можно размотать клубочек захвата «Боинга». Ну а на гуманизм преступников и благодарность за спасение жизней Вадим рассчитывал меньше всего. Три хладных трупа из четырех на борту свидетельствовали, что комплексов в этом плане у угонщиков не имеется. Как-то не было заметно по их лицам и того, что они мучаются от угрызения совести.

Исходя из данного расклада, Веклемишев предположил, что ему после посадки, если таковая будет удачной – три раза тьфу через левое плечо, надо будет очень сильно задуматься о собственном спасении. Не души, но тела. Он даже на глаз примерился к форточке, той, что слева от него. Это на случай, если придется срочно смываться с борта. Маловатой показалась форточка, хотя, если поднатужиться, можно и протиснуться…

Ухваченное краем глаза какое-то движение слева отвлекло его от дурных мыслей. Если точнее, направило в иное русло. Опять яростно семафорил пилот истребителя, изображая руками какие-то фигуры. Последнее маневрирование, видимо, подсказало и ему и, соответственно, наземным службам, что «Боинг» исправен и им можно управлять. Вот и выделывал летчик «F-16»-го пассы, немо призывая следовать за ним.

Выполняя полученные от Эда указания, Вадим лишь посмотрел в сторону истребителя, грустно покачал головой и отвернулся. Его мысли перекинулись на скорую посадку. Эд сказал, что им осталось лететь менее сорока минут. И если кругом сельва и мелкие городки, откуда взяться взлетно-посадочной полосе, способной принять «Боинг». Не надо быть слишком догадливым, чтобы понять, что любой мало-мальски серьезный аэропорт по маршруту следования их самолета взят под усиленную охрану и готов встретить угнанный лайнер во всеоружии. На что рассчитывают Эд с компанией, оставалось только гадать. Еще более запутывала обстановку «вышка». Дон сообщил, что видит их на экране радара. Выходит, он располагает навигационным оборудованием, которое должно вывести «Боинг» на взлетно-посадочную полосу. Но где может находиться эта самая полоса, подконтрольная угонщикам?

Разумного ответа в голову Веклемишева не приходило. Какой-то замкнутый круг получался. Полоса должна быть, потому что должна быть. Припомнилась шутка Самсона, который издевался над Терехиным, панически боявшимся полетов, что в науке называется агорафобией. Он очень даже серьезно утверждал, что не было ни одного случая, чтобы самолет не возвратился на землю. Так что и их «Боинг» обязательно должен вернуться. А куда, знают только бог и угонщики.

От невеселых размышлений Вадима отвлек пилот истребителя. Причем окончательно испортив настроение. А каким оно еще может быть, если перед носом лайнера проходит трассирующая очередь из крупнокалиберного пулемета. Красиво так порхнула, словно стайка стрижей – прыснула и потухла где-то впереди. Надо полагать, наконец-то разобрались сеньоры военные и иже с ними, что им пудрят мозги. И эта стрельба должна означать, что они требуют подчинения.

Вот только для того, чтобы применить крайние меры к гражданскому воздушному судну, необходимы очень веские причины. По заявлению Эда, таковых пока не было. То есть можно принять данную стрельбу не более как за бряцание оружием, а не реальную угрозу. Все так, да только сердечко все равно не на месте. А ну как они сдуру прямой наводкой из пушки шарахнут или ракету «воздух-воздух» с инфракрасной головкой наведения пустят?

– Блефуют, – презрительно произнес Эд и хохотнул: – Ты посмотри, амиго, что выделывают, циркачи.

Действительно, было чем полюбоваться. После предупредительной очереди левый истребитель упал резко вниз и исчез из поля зрения. Однако через несколько секунд он возник прямо перед «Боингом». Распластанный, как на картинке, «вид сверху», «F-16» свечой взмыл вверх, на мгновение закрыв лобовой обзор из кабины лайнера. Когда же он открылся, то впереди, метрах в четырехстах, уже маячил второй истребитель. Он требовательно качал крыльями, призывая следовать за ним.

Это они уже проходили. Веклемишев повернулся и вопросительно глянул на Эда. Похоже, и у него настроение подпортилось.

– Что смотришь, – зло кинул ему угонщик. – Летим прежним курсом.

– Как скажешь, гражданин начальник, – по-русски ответил ему Вадим. – Наше дело шоферское.

– Что ты там болтаешь? – еще больше взъярился Эд.

– Докладываю: понял, что летим прежним курсом, – уже по-испански доложил Веклемишев.

Еще минут десять лайнер шел прежним курсом на автопилоте. И все это время летчики истребителей пытались убедить их подчиниться. Пару раз пускали трассеры, порхали перед носом «Боинга» и даже устроили психическую атаку. Один «F-16», вырвавшись далеко вперед, сделал мертвую петлю с переворотом и вышел лоб в лоб лайнеру. Веклемишев прекрасно понимал, что пилот не собирается их таранить, однако вид несущегося навстречу истребителя заставил задержать дыхание. Уже в последний момент, когда, казалось, столкновение неизбежно, «F-16» резко взмыл вверх, теперь уже изобразив «Игл» «вид снизу». Искрой мелькнуло перед глазами раскаленное сопло истребителя, и тотчас «Боинг», попавший в след реактивной струи, ощутимо тряхнуло. Правда, автопилот мгновенно выровнял лайнер, и тряска исчезла.

– Койот облезлый, – с опозданием возопил в соседнем кресле Эд. – Чтоб у тебя глаза повылазили, паршивый мул.

У Веклемишева также появилось сильное желание высказаться на данную тему, однако он сдержался. Все равно здесь не было никого, кто бы мог оценить сочность русского языка. Краткое, но вполне емкое междометие, которое процедил сквозь зубы Вадим, достаточно охарактеризовало пилота-лихача.

Обсуждение поведения бразильских асов с землей также пришлось оставить на потом, если этому «потом» суждено было случиться. Мобильный телефон ожил. Дон вышел на связь. На разговоры с Эдом он времени не тратил, а сразу начал давать указания Веклемишеву. Похоже, приближалась посадка.

– Росси, отключай автопилот и бери управление на себя. Снижайся до высоты десять тысяч футов. Выдерживай прежний курс сто восемьдесят шесть градусов. Внимательно смотри за авиагоризонтом. Начинай, с богом! Я буду следить за вашими маневрами, и если что пойдет не так, подскажу.

Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в холодную воду, Вадим мысленно проиграл свои действия при снижении и взялся за штурвал. Отключив автопилот, он аккуратно подал от себя колонку штурвала и стал следить за медленно вращающейся стрелкой альтиметра.

– Росси, можно увеличить скорость снижения, – через минуту послышался глуховатый голос Дона в гарнитуре.

– Понял вас, выполняю, – лаконично доложил Вадим и еще двинул вперед штурвал.

Стрелка высотомера закружилась чуть быстрее. Раз за разом закладывало уши, которые приходилось постоянно продувать. Вадим приспособился это делать, уже не зажимая нос, а словно зевая. Восемнадцать тысяч… пятнадцать… одиннадцать тысяч… Руки будто сами собою потянули штурвал на себя, уменьшая скорость снижения «Боинга». Еще на себя… стрелка ползет совсем медленно… десять тысяч! Штурвал в нейтраль, взгляд на птичку авиагоризонта и картушку гирокомпаса. Пока все в порядке.

– Снижение до десяти тысяч выполнил, – доложил Веклемишев.

– Все отлично, – откликнулся Дон. – Вас вижу прекрасно. Росси, подкорректируй курс. Выбери полградуса влево.

– Понял, выполняю, – доложил Вадим и слегка повел налево штурвалом.

Самолет послушно накренился и тут же выровнялся, подчиняясь воле пилота.

– Курс выбрал на полградуса, – доложил в гарнитуру Вадим. – Жду дальнейших указаний.

– Росси, я тебя по радару выведу на полосу. Будете садиться напрямую, с первого захода. Упасть нужно в самом ее начале – ВПП немного коротка для «Боинга». Как только коснешься полосы, немедленно вырубай двигатели и начинай тормозить. Ты меня понял?

Растерянность, на мгновение охватившая Веклемишева, тут же превратилась в злость. Посадочная полоса, оказывается, была несколько коротковата для их махины. Насколько она короткая? Неужели эти придурки собираются сажать их «Боинг» на какой-нибудь местечковый аэродром, который видел на своем поле только винтомоторный «Дуглас»? И это с его летным опытом? Они с ума сошли, что ли? Недаром Вадим ломал голову, куда их будут сажать. Предчувствие не обмануло. Получи, деревня, трактор! И на хрена же он ввязался в эту авантюру?

Уже не сдерживаясь, Вадим выдал по-русски сложносочиненное и очень длинное предложение, в котором красочно и точно охарактеризовал непосредственно самих угонщиков, а также их родственников до пятого колена включительно. Эд, повысив голос, попытался урезонить Веклемишева, однако получил совет заткнуться и, секунду поразмыслив, действительно заткнулся. Он понял, что его голос в данной ситуации не то что нерешающий, а даже и несовещательный.

– Не надо нервничать, амиго, – послышался спокойный голос Дона в наушнике. – У нас все должно получиться.

– Ты понимаешь, что я никогда не пилотировал «Боинг»! – едва сдерживаясь, чтобы не кричать, выпалил Вадим. – И я должен с ювелирной точностью посадить лайнер на полосу, которая не предназначена для приема больших самолетов.

– Понимаю, но и у тебя, и у всех нас нет другого выхода. Уйти за истребителями на другой аэродром, где без труда может приземлиться «Боинг», мы тебе не дадим. Получить пулю в голову или попытаться посадить самолет – выбор за тобой. Не горячись, хорошенько подумай.

Аргументы Дона отрезвляли своей конкретностью. Веклемишев около минуты сидел молча, постепенно успокаиваясь. Эд ни слова не произнес во время перепалки Вадима с Доном, однако не сводил с него глаз. И конечно, слова насчет пули в башку незадачливого пилота были предназначены именно ему. Как главному переговорщику.

– Насколько короткая полоса? – уже более деловито спросил Вадим.

– По стандартам не хватает метров пятисот, – сообщил Дон. – Это бывший военный аэродром. Правда, уже с десяток лет он заброшен. По грузоподъемности полоса пригодна для приема «Боинга-747». Кроме того, мы расчистили и удлинили ее метров на триста пятьдесят. То есть не хватает самой малости. Если ты притрешься в самом начале, проблем не будет.

– Если притрусь… – буркнул Вадим. – Сначала еще надо разобраться, как сажать этот летающий гроб.

– Разберемся, амиго, не сомневайся, – повеселел голос Дона в наушниках. – Сейчас и начнем этим заниматься.

Следующие десять минут были посвящены краткому курсу производства посадки «Боинга». Все оказалось совсем простым, если бы не было таким сложным. Лайнер должен, как выражался Дон, «упасть» в самом начале полосы. И для этого Вадиму требовалось подвести самолет к аэродрому на определенном удалении и на определенной высоте. Этому способствовал Дон, наблюдавший за ними по радару и отдававший команды на изменение высоты и, если необходимо, курса. Разглядев посадочную полосу, Веклемишев уже самостоятельно должен был скорректировать высоту полета и направление на ВПП и посадить «Боинг». Ну там еще были всякие мелочи, такие, как выпуск шасси, работа с закрылками, удержание авиагоризонта, выравнивание лайнера… А после касания уже следовало совсем простое: выключение двигателей РУДами слева направо и торможение. В принципе никаких сложностей, особенно если этим никогда раньше не занимался, налево твою в дышло…