Глава 2.
Поезд на Феодосию, как ни странно, отходил не с Киевского, как можно было бы подумать, а с Курского вокзала.
— Ничего удивительного, — сказал кассир, перебирая перед собой бумаги и деньги, — начинается сезон, все ломятся на отдых. Вот и пускаем дополнительные поезда… Да и какая вам разница? Лишь бы ехать было удобно. Счастливого пути!
Если бы Маркин покупал билет не «по блату», а как обычный гражданин, вполне возможно, что он и не удостоился бы этого «счастливого пути». Но блат сразу поднял его в глазах кассира на приличную величину, да и скромное обаяние, созданное руками талантливого профессора, давало о себе знать. Нужно было только чаще улыбаться, и тогда все женщины бальзаковского возраста расплывались в ответных улыбках.
Ходить по Москве Алексей предпочитал в строгом костюме, с аккуратным дипломатом в руках. В совокупности со спокойным взглядом, деловито-озабоченной походкой это почти на сто процентов гарантировало безразличие со стороны милиции. Они были заняты охотой на незарегистрированных, и практически безошибочно вылавливали их среди миллионов столичных жителей или по характерной кавказской внешности, или по тому ощущению неуверенности, растерянности, и даже какой-то потерянности, которая охватывала приезжих гастарбайтеров, пробравшихся в столицу в надежде подзаработать.
Раз и навсегда выработав манеру столичного поведения, Алексей мог пройти через толпу московской милиции, не вызвав ни у одного из ее представителей ни малейшего интереса. Даже если это происходило на вокзале, где ни шляпа, ни хороший костюм, ни дорогие вещи — никакая не гарантия от проверки и допроса с пристрастием.
Поезд уходил завтра утром, и у Маркина оставалось еще даже больше чем полдня, для того, чтобы просто прогуляться по Москве. Алексей в очередной раз взглянул на часы.
Вчера Володя, во-первых, строго-настрого приказал ни в какие авантюры не влезать. Непонятно откуда, но они узнали о происшествии в деревне, и Алексею пришлось долго оправдываться перед куратором.
— Мы снайперскими винтовками гвозди не забиваем! — с нажимом говорил Володя. — Ты должен выполнять те задачи, которые от тебя требуются. Понятно? Никакой самодеятельности! Избегай всех сомнительных ситуаций! Испаряйся, исчезай… Убегай, наконец! Не светись нигде!
Алексей даже не успевал вставить слово в свое оправдание.
— Тебя же учили! Ты должен был просчитать ситуацию, и уйти из деревни так, чтобы тебя никто и не увидел… А был шум.
— Я же их предупредил, что вернусь и убью! — в сердцах проговорил Маркин.
— Так они тебя и не выдали. Говорят, что между собой подрались. Заявления ни на кого не подавали, так что этим делом никто и не занимается — в районе своих проблем хватает. Но круги по воде пошли, а до кого они дойдут — Бог один знает!
Ну, что можно было сказать? Ответить «я больше не буду»? Как-то это очень по-детски. Мило, конечно, но не серьезно. Маркин уже и не пытался возражать.
— В общем, еще раз предупреждаю. Ни в какие авантюры не влезай.
Наконец Алексей нашел возражение:
— А как же свобода моих действий? Я же не могу с вами все координировать…
— В рамках поставленной задачи! — поднял вверх палец наставник. — Учись разграничивать. Вот какая такая задача была у тебя во Владимирской области, чтобы искалечить этих трех алкашей — отморозков, а? Никакой! Если бы нужно было для Дела, ты мог бы их даже убить. Но если только для Дела.
— Один мудрец сказал, — глядя куда-то в сторону, неожиданно подытожил Маркин. — Боже, дай мне силы изменить то, что я могу изменить. Боже, дай мне мужество перетерпеть то, что я изменить не в силах. И самое главное! Боже, дай мне мудрость, чтобы отличить первое от второго… Примерно так!
Володя, который уже почти встал из кресла, опустился обратно и прищурился:
— Да, примерно так! Растешь парень! Умнеешь. Молодец!… У тебя завтра будет время — сходи-ка ты куда-нибудь в музей. Приобщись пока к прекрасному. Ты в Москве где бывал?
К своему стыду, Алексей понял, что нигде. В чем и признался.
— Ну, тогда съезди на «Кропоткинскую». Посети художественный музей имени Пушкина… Ты фильм «Старики — разбойники» видел?
— Конечно, видел.
— Вот туда и сходи!…
Сначала Алексей чуть было не перепутал его с музеем частных коллекций, но потом сообразил, что здесь что-то не то. Он спросил у сотрудницы музея, которая сидела с книгой в руках возле входа, с самой очаровательной улыбкой:
— А где же все картины? Простите, я из Владимира.
То, что он из Владимира бонусных очков ему не принесло вообще, а вот улыбка сработала.
— Это рядом, — ответила женщина. — Соседнее здание.
Маркин еще раз тепло улыбнулся, сказал «большое спасибо», и ушел.
Нужный музей оказался за оградой. Теперь-то ошибиться было невозможно. Внезапно Маркин ощутил какое-то странное, незнакомое доселе чувство — сам, по своей инициативе, в музей он шел первый раз. И тут же кольнула мысль: идти вместе с кем-нибудь было бы гораздо приятнее… Но увы! Чего нет, того нет!
Как ни странно, в музее Алексею очень понравилось. Разочаровало только то, что в античном зале в основном были разнообразные копии. Подлинники, безусловно, были бы гораздо круче. Почему-то понравились импрессионисты.
Вспомнив школьные уроки рисования, Маркин отходил как можно дальше, чтобы увидеть в картине то, что нельзя увидеть вблизи… И действительно, что-то подобное и правда было. Разноцветная мазня в отдалении преображалась в здания, море, людей…
Тишина, прохлада… Красивые, беззаботные девушки. Важные пузатые знатоки прекрасного… Чрезвычайно строгие смотрители залов…
Переходя из зала в зал, Маркин внезапно понял, что очень устал. Такое количество художественных ценностей мозгу и органам зрения нужно было как-то переварить. Да и до поезда оставалось совсем не так уж много времени. Часы, как оказалось, бежали незаметно. Алексей вздохнул, и пошел на метро…
В купе сначала оказалось только три человека. Он сам, миловидная женщина — не старше сорока, не моложе тридцати — и дед.
У Маркина была верхняя полка, слева. У деда и женщины — две нижние.
— Странно, — сказал Алексей. — Самый сезон, билетов не достать, а у нас свободное место?
Это он сказал зря. В купе ввалился молодой человек богатырских габаритов. Он кинул одну огромную сумку себе на полку, другую забросил в верхний отсек для багажа, и предупредил:
— Я тут буду в соседнем купе, у друзей. Но ночевать приду сюда, так что не закрывайтесь. Я могу припоздниться.
— Хорошо, — закивали головой все, включая и Алексея.
Вскоре тронулись. Передавая билеты проводнику, дедок тут же заказал себе стакан чая. Милая женщина, которую, как оказалось, и звали Людмила, последовала его примеру. Чуть замявшись, Алексей и себе попросил стакан. Проводница кивнула, и ушла в соседние купе. А дед зашарил в сумке, и начал метать на стол всякую всячину: и колбасу, и сыр, и пирожки, и котлеты, с твердым намерением угостить всех своих попутчиков.
— Отказа я не приму, — строго сказал дед. — Даже не пытайтесь! Иначе меня обидите, а я страшно вредный, и испорчу вам все путешествие.
Маркину стало стыдно. Он-то ничего с собой не взял, и угостить хлебосольного попутчика ему было нечем.
Людмила, хотя и покраснела, но, подумав, полезла в свои вещи и достала коробку конфет.
Тогда Маркин не выдержал: он попросил без него не начинать, и побежал в вагон-ресторан. Купив за бешеные деньги бутылку молдавского вина, (других и не было), вернулся обратно в свое купе. Чай уже был на столе, а дед нетерпеливо ерзал на своей полке.
Вечер прошел замечательно. За вином и едой все быстро перезнакомились. Маркин представился охранником из частной фирмы. Сказал, что охраняет склады с товарами. Дед кивнул, Людмилу это не заинтересовало. Сама она, оказывается, служила медсестрой в военном госпитале. И путевку на юг получила от начальства как вознаграждение за хорошую работу. Дед тоже оказался льготником — военным пенсионером.
«Какая-то сплошная армия», — подумал Маркин про себя. — «Интересно, тот громадный тип тоже из наших»?
Тут же этот тип и ввалился в купе. На ногах он держался довольно плохо, что-то долго искал у себя в сумке, ничего не нашел, махнул рукой, и ушел обратно. На предложение присесть к столу только отмахнулся.
— Закрывать дверь или нет? — задумался дедок. — Он, наверное, и купе свое не найдет скоро. Не сможет.
Все засмеялись. Настроение было замечательное, поезд мчался в Крым, весь отдых был впереди…
«Везет же людям!» — улыбаясь, но тоскуя, думал Маркин. — «У них все хорошо. Все стабильно. Ясно, четко и понятно. Едут — на отдых. Потом — обратно домой. Никому ничего не должны, и спят с чистой незамутненной совестью».
Разухабившийся дед, явно перечитавший желтой прессы, специализирующейся на «зеленых человечках», понес какую-то ахинею, воспользовавшись наличием слушателей, которым некуда было от него сбежать. Алексей поначалу пытался возражать, потом понял, что лучше не связываться, и забрался к себе на полку, оставив на растерзание словоохотливому деду безответную Людмилу. И вовремя. Потому что вернулся четвертый пассажир.
Вот уж они нашли с дедом друг друга!
— Она меня не любит! — с ходу заревел — заголосил детина, с размаху приседая к деду на полку. — Я это чувствую, я это знаю!
— Кто? Кто не любит? — перепугался дед. (Да и кто бы ни перепугался на его месте)?
— Да жена моя! Будь она не ладна!
В дальнейшем товарищ поведал всем о своей горькой, незавидной судьбе обычного московского менеджера; о том, как познакомился со своей будущей супругой, как она его, несчастного горемыку, охомутала, о несчастливой семейной жизни, и злокозненной теще, которая нет, чтобы помочь, так ровно наоборот — ставит всяческие препоны… В лице деда детина нашел замечательного, благодарного слушателя. Дед с восторгом выслушивал откровения, вставлял собственные реплики, комментировал, дискутировал… Впрочем, молодой человек вряд ли воспринимал дедовские пассажи. Как говорится, он уже давно был на своей собственной волне, и окружающее служило не более чем фоном для его трогательных излияний.
Крышку, закрывавшую и удерживавшую вставленную в магнитофон кассету, он где-то посеял, а потому его периодические попытки дать послушать деду любимую песню заканчивались постоянным фиаско — кассета выпадала на пол, и послушать ее не удавалось.
Алексею, наблюдавшему всю эту картину сверху, было очень жалко Людмилу. Бедняжка сжалась на своей полке у окна, и с несчастным видом ожидала, когда говоруны угомонятся. Миле, видимо, давно хотелось спать, но привлекать к себе лишнее внимание, даже чтобы просто разобрать постель, ей явно не хотелось.
Внезапно детина поднялся, и без лишних церемоний покинул купе. Людмила воспользовалась таким случаем, вскочила с места, и лихорадочно принялась стелиться. Дед, оборванный на полуслове, недоуменно щелкал зубами. Поезд остановился.
Пришлось ждать, пока украинские пограничники посмотрят документы. Алексея, волей — неволей, это напрягло. Как ни крути, но паспорт-то у него хотя и был настоящий, только принадлежал другому человеку.
Погранец довольно равнодушно пролистал документ, посмотрел на самого Маркина, о чем-то подумал… Алексей смотрел на него холодно и равнодушно.
«Задержать им меня не удастся», — думал он. — «Сейчас, если что, ударю его в промежность, потом сверху — по затылку. Вещи — брошу. Выйду в коридор — метну во второго перочинный нож. Потом — к дверям. Если нет — разобью окно молотком, и выпрыгну. А там — уйду уж как-нибудь. Мне терять нечего».
Погранец вернул ему паспорт, и взялся за деда. Маркин аккуратно убрал свой драгоценный паспорт в барсетку, а ее положил под подушку.
Пограничники вышли. Людмила вздохнула.
— Все, наконец-то можно спать! — сказала она.
Женщина решительно выключила свет, стянула через голову платье, и нырнула под одеяло.
Алексей отвернулся к стене. Поезд мчался так, что иногда казалось, будто ноги поднимаются выше головы. Под эту качку Маркин вскоре заснул. Снилась ему погоня, кто-то за ним гнался, стрелял, пули свистели где-то в стороне; никакого оружия у Алексея не было, бежал он огородами, с трудом преодолевая заборы, и боялся только одного — чтобы впереди не оказалось такого забора, который ему уже не удастся преодолеть…
Раздался грохот, крик, стон, и Маркина швырнуло из сна в реальность. Из-за такого резкого перехода он никак не мог сообразить — кого нужно бить и куда? Включили свет, и Алексею представилась во всем своем блеске маленькая человеческая трагедия. Когда не знаешь сам — начинать плакать или продолжать смеяться?
Бедолага — менеджер, который все-таки ночевал у себя на полке, упал с нее вниз. Он был пьян, конечно, но он и в трезвом-то виде помещался с трудом на этой стандартной вагонной полочке, не рассчитанной на таких крепышей. Видимо, его качало — качало… А потом швырнуло вниз со всего размаха.
Он упал боком на столик, и теперь Мила ощупывала его ребра.
— Допрыгался! — сурово, и одновременно жалостливо сказала она. — У него два ребра сломано.
— А я? — жалобно спросил дед. — Он ведь и на меня упал.
Людмила осмотрела и деда.
— Одни ушибы! — констатировала она не самый печальный факт. — В санатории залечат… Дешево отделались, дедушка!
— До Феодосии доедете, молодой человек, — сказала Мила основному пострадавшему. — А там вам придется в больницу обращаться.
— Хорошо, — прохрипел детина. — Голова что-то сильно болит.
— Это с похмелья! — не удержался встрять дед. — Похмелиться надо!
Все, сон закончился. Маркин больше так и не уснул. Попробовал аутотренинг… Но сегодня что-то не шло. Людмила перебралась на верхнюю полку, на ее сидел менеджер и громко стонал, а дед бормотал что-то утешительное.
Алексей начал думать о задании. С чего начать? Перед ним, как в компьютерной игре, стоял серый «туман войны». Причем полный и со всех сторон. Надо поселиться, надо где-то крутиться, надо что-то искать, вынюхивать… И при этом не засветить себя. И рассчитывать исключительно на свои силы.
Пойти сначала по указанному Володей адресу? А зачем? Чтобы что-то просить, нужно сначала узнать, что тебе, строго говоря, нужно. Значит, пока идти не стоит… Да и вообще, что за человек? Из того, что наговорил Володя, еще никак не следует, что ему действительно можно доверять….
И все же, незаметно для самого себя, Алексей таки уснул. Разбудило его жаркое, яркое, совсем не московское солнце.
— Меняю рубли на гривны, меняю рубли на гривны… — монотонно раздавался призыв за дверью купе. Минут через пять он снова повторился.
— Они тут толпами ходят, — предупредил дедок. — Не вздумайте у них менять. Там, в Крыму, обменники везде есть, и курс гораздо лучше. Эти тут лохов ищут.
— Спасибо за совет, дед, — сказал Алексей, и спрыгнул со своей полки вниз. — А где наш пострадавший?
— В соседнем купе горе заливает, — сказала Людмила. — Будет вместо отдыха в больнице лежать… Надо было меньше пить. Или покупать нижнюю полку.
Все ненадолго замолчали. Снова раздалось знакомое:
— Меняю рубли на гривны, меняю рубли на гривны…
Только уже другим, более молодым, голосом.
— Я только российские рубли взял, — сказал Маркин.
— Это вы зря, — прокомментировала Мила. — Хозяева здесь предпочитают доллары. Это вам придется сначала рубли на гривны менять, а потом — на доллары… Кстати, дедушка, вы немного ошибаетесь. Тут, в сезон, курс рубля везде низкий, вот в Киеве — нормальный курс… А тут они на отдыхающих отрываются… Правда, эти менялы вообще совести не имеют… Вы, Алексей, лучше рубли предлагайте. Некоторые все-таки берут. Таксисты, например.
Неожиданно в купе протиснулась веселая, полная, черноволосая хохлушка.
— Можно к вам? — спросила она, однако, не дожидаясь ответа, уже уселась на полку к Людмиле. — Меня Аней зовут. Я, если желаете, могу устроить вас отдыхать в хорошее место. Вы куда едите?
— Я по путевке, — сказал дед.
— Я - тоже, — добавила Мила.
— А что вы предлагаете? — спросил Маркин. (Его это как раз и заинтересовало).
— А куда вы едете? В Феодосию?
Маркин задумался:
— Вообще-то, в Коктебель хотелось бы.
— Прекрасно! — воскликнула Аня. — У меня там есть несколько частных гостиниц на примете… Или как у вас с финансами?
— С финансами у меня все в порядке, — усмехнулся Алексей. — Меня интересует качество…
— Есть частная гостиница, удаленная от поселка, — живо предложила хохлушка. (Соседи Маркина, как бесперспективные, ее уже больше не интересовали). — Там охрана, частный огороженный пляж, трехразовое питание, и немного народа. Прекрасное место для уединенного отдыха…
— Но дорого, — все-таки добавила она.
— Нет, это не пойдет, — уединение с охраной в планы Алексея уж никак не входило. — Мне бы к народу поближе. Дискотеки там, познакомиться с кем-нибудь. Я компании люблю.
— Ничего сложного. Есть две частные гостиницы недалеко от моря. Тоже не дешевые, но в самом поселке. До набережной три минуты пешком.
— Вот это можно, — обрадовался Маркин. — Это пойдет! А какие там номера?
— Отличные! Одноместные, двухместные. С кабельным телевидением, холодильником, кондиционером и отдельным душем. Устроит?
— Вполне!
Найдя такого покладистого клиента, Аня больше из купе никуда уже не выходила. Заглядывали в купе и другие агенты, но увидев, что здесь обошлись уже без них, (похоже, они все друг друга знали в лицо), уходили прочь. Иные Ане подмигивали, а та деловито улыбалась — мол, «знай наших»!
— Как мы доберемся-то до Коктебеля? — внезапно спохватился Маркин.
— Не проблема. Там уже ждет машина.
Тут внезапно очнулся дед.
— Не подбросите? — спросил он. — Мне тоже в Коктебель нужно.
— За отдельную плату, пожалуйста!
— Ну, само собой, не бесплатно.
— Договорились.
Дед явно обрадовался. Он оживился, начал расспрашивать хохлушку о местной жизни, но та отвечала не особо охотно. Может быть, она действительно думала, куда же пристроить клиента? Хозяева гостиниц имели не по одному агенту в контакте, и могло запросто оказаться, что привлеченных клиентов будет больше, чем свободных мест.
В окна уже было видно море, все вскочили, вышли в коридор, уставились в окна… Даже детина с переломанными ребрами выбрался к окошку…
Поезд замедлял ход, притормаживал… Вещи были собраны, последние минуты перед прибытием казались самыми длинными в пути.
