Новоявленного миру Алексея поселили в гостинице «Алтай» — в одноместном номере. Все удобства были в конце коридора, но по сравнению с жизнью под землей это, конечно, была фантастика. Из окна можно было наблюдать поток машин, непрерывно бегущий по дороге в обе стороны, пешеходов, и огни неоновой рекламы. Несмотря на все то, что с Алексеем произошло, он все равно чувствовал наступление какого-то праздника.

Денег Маркину дали в обрез, только на проезд и на умеренное питание. «Не роскошествуй!» — сказал Володя, как отрезал.

В подземном убежище уже находился новый постоялец, так что вернуться туда при всем желании было невозможно. Зато предстояла недельная поездка в неведомую деревню Большую Ивановку, где-то в глубинах Владимирской области…

— Тебе надо там показаться. Дескать, жив, здоров, существую и мыслю. Ты теперь фактически возвращаешься из мертвых — надо соответствовать, — сказал Володя, рассказывая о предстоящей поездке.

— Слушай, Володя, — задал ему Алексей вопрос, который пришел ему в голову буквально вчера, и даже несколько встревожил. — А этот Маркин, то есть я… Я в армии-то служил?

— Нет, — засмеялся Володя, — ты не служил, и никогда не будешь служить. У тебя белый билет.

— А что со мной не так? — встревожился Маркин, как будто на мгновение действительно стал настоящим Маркиным.

— У тебя от героина все внутренности пришли в полную негодность. И голова тоже… Но самое главное — стопудовая отмазка — у тебя плоскостопие! У тебя ноги не вогнуты, а выгнуты! Тебе можно передвигаться исключительно в калошах! И то с помощью костыля!!

Они оба долго смеялись, вытирая слезы с глаз.

— А я не могу столкнуться с теми, кто настоящего Маркина знает в лицо?

— В деревне? Исключено. Он туда не доехал… А в Москве для твоего провала нужно, чтобы человек увидел и тебя, и твой паспорт. Да и то, по одной фамилии, имени и отчеству ничего еще сказать нельзя. Вполне может быть полное совпадение — а люди разные, и даже не родственники… Хотя, конечно, может быть все, что угодно, но возможность ничтожная. Практически на уровне статистической погрешности.

— Не боитесь, что убегу? — задал Алексей еще один вопрос. Честно говоря, он уже не знал, когда теперь увидит Володю, и увидит ли вообще, а узнать хотелось как можно больше.

— Нет, — убежденно ответил собеседник. — Не боимся. Ты слишком глубоко увяз — раз, и главное — тебе у нас уже нравится — два. А понравится еще больше.

— Откуда вы знаете, что мне у вас нравится, — скептически усмехнулся Алексей, (хотя поразился про себя, что Володя, в общем-то, абсолютно прав).

— Подумаешь! Бином Ньютона! — воскликнул Володя. — По тебе видно. Тебе еще придется учиться маскировать свои чувства и мысли.

— Учиться!? — поразился Маркин.

Володя хитро, по-ленински, прищурился:

— Да, батенька! Придется учиться! Вернешься из ознакомительно-успокоительной поездки, и поедешь в тренировочный лагерь.

— В тренировочный лагерь?

— Да! А то как же! Неужели ты думаешь, что то, что ты сейчас умеешь — этого достаточно? Нет, совсем нет. Поверь мне. Надо еще многому учиться… Ты Богомолова читал — «В августе 44-го»?

— Да, читал, — ответил Алексей. — Отличная книга. Я ее раза три перечитывал.

— Ну, вот и прекрасно… Тебе нужно будет стрелять как Таманцев, думать — как капитан Алехин, бегать — как Малыш, а маскироваться — как Мищенко. И все это в одном флаконе… И только после этого ты получишь первое, тренировочное задание.

Леша понял, что, пожалуй, именно сейчас нужно задавать самый главный, больше всего волнующий вопрос.

— А что это будут за задания? Что вы за люди? Чего вы хотите?

Володя задумчиво, словно просверливая насквозь, рассматривал Алексея.

— Знаешь, Леша, — сказал он. — Я мог бы, наверное, ответить тебе как обычно — «Все узнаешь в свое время». Но ты мне нравишься. Я тебе даже немного доверяю. Поэтому скажу немного больше, чем обычно.

Он откинулся в кресле, и забарабанил пальцами по столику. (Эту привычку — барабанить по твердой ровной поверхности — Алексей за ним заметил уже давно).

— После 91-го, после августа, а уж после декабря и подавно, очень много хороших людей, — патриотов, коммунистов… Разных людей, в общем. Они увидели, что страна катится в бездну. После Бакатина этого, урода недобитого… А остановить это было нельзя. Эти люди не могли ничего сделать. Так муравей не может остановить камень, который катится с горы. Понимаешь?

Алексей кивнул. Такие чувства иногда посещали и его. Там — в Пригородном районе.

— Так вот — служить стало некому и незачем. Некоторым вообще пришлось бросить все и уехать сюда — на пустое место. Это из Армении русские ребята, из Азербайджана, из всей Средней Азии, Грузии, Молдавии, Украины… Прибалтики… Сил — не было, возможностей что-то исправить — тоже. А вот ненависть — появилась. И злоба — на всех и вся. Нет больше страны, которой присягали, а осталась — территория. Где каждый — за себя… Но вот они встретили друг — друга, и решили объединиться. Потому что прутья можно сломать, а веник — нельзя.

У Маркина возникло такое чувство, что Володя рассказывает все это не ему — а себе. Потому что смотрел Володя на Лешу, но точно его не видел. Словно Леша был стеклянный.

— И терять было больше нечего. Многим, — продолжил Володя свой рассказ. — Кое-кто был вообще в отчаянии, хоть стреляйся…

— Но тут произошла случайность — несколько таких офицеров встретились, и решили объединиться, — снова повторил Володя, словно подчеркивая, что главное — это «объединение».

— Это не была банда. Эти люди — не бандиты. Просто они решили для себя считать, что находятся на временно оккупированной территории. И надо вести себя соответственно — как партизаны и подпольщики. И для начала нужна была материальная база. Стали думать, что нужно взять, на чем зарабатывать. Нужен был свой банк, свои производства, своя торговля. Начали приватизировать — с оружием в руках. А то слишком много быдловатых конкурентов было…. В общем, я все эти подробности опускаю — они тебе даром не нужны. Обрисовываю текущее положение дел.

Здесь Володя перестал стучать пальцами по столешнице, и даже как-то видимо повеселел.

— Сейчас материальная база у нас есть. И у нас типа даже есть «крыша».

— Вы под «крышей» ходите? — Изумился Алексей. — Тогда я ничего…

— Эта «крыша» — тоже наши люди. Обособленное подразделение, так сказать. Сейчас же никто без «крыши» не работает, правда? Мы выглядели бы очень странно. А так — все как у всех. Но просто никто даже не догадывается, что наша «крыша» — это наша «ширма». А мы бедные, несчастные «терпилы». А кто на «терпил» чего подумает?

Володя уже заулыбался:

— А теперь у нас есть средства, возможности, а главное — желание отомстить.

— Кому?

— Врагам народа, кому еще?

— А кто они?

— Сам не видишь? Мы сами решаем — кто враг, а кто — нет.

— А чего теперь-то. Раз разбогатели, посолиднели; не жалко все потерять, если что?

Володя печально усмехнулся:

— Нет, это не такие люди. На обычное бабло не ведутся — даже если его много… Видишь ли, Леша, как бы ты не был богат — все равно ты умрешь. И от этого никуда никому не деться. А вот как ты проживешь эту жизнь — это зависит от тебя целиком и полностью. И если у тебя были какие-то идеалы, настоящие, непритворные, то они никуда не уходят. А есть еще чувство справедливости. Жалости… Нет, тяжело мне объяснить все это. Это сложно… Знаешь ли — «мягкое кресло, клетчатый плед за нажатый вовремя курок» — это не для нас. Мы и на курок нажимать любим, а кресло и плед — это только полезные дополнения и не более того.

Володя встал, словно заканчивая беседу, но напоследок все-таки добавил одну важную вещь:

— Поработаешь у нас — ты и сам поймешь — что к чему. А пока прокатись-ка в деревню, и возвращайся вовремя.