Дракон и гадюка
Не следует видеть человеку, как оживают горы. Занесенный снегами Усой спал, когда гигантская каменная стопа вдавила хижины в мерзлую землю и перегородила долину реки Мургаб. Смерть во сне – милость Всевышнего. Каменная плотина стала надгробием шестидесяти жителям кишлака. За сотни километров от Усоя в ночь с 18 на 19 февраля 1911 года под развалинами домов, лавинами и оползнями погибли тысячи людей, трескался и вылетал на берега ледяной покров озер.
Первых исследователей Усойского завала поразили его размеры: высота достигала семисот пятидесяти метров, длина – четырех километров, ширина более трех. К концу лета воды Мургаба затопили большое селение Сарез. Отсюда и название – Сарезское озеро. Мургаб пробился через подножие завала через пять лет многочисленными родниками. Вода в камне не удержится!
В описании 1911 года указывалось, что длина водоема не превышает двух километров, а глубина такова, что видны верхушки высоких деревьев. Через четверть века глубина Сареза достигла пятисот метров, а площадь поверхности – восьмидесяти квадратных километров.
Просматривая синюю папку, Агеев все больше убеждался в том, что Сарез привлекает внимание в годы, суровые для людей. Будто озеро само служило генератором страха. Его называли «спящим тигром Приаралья», «мургабской бомбой с зажженным фитилем», «голубым драконом Памира». Допустим, в очертаниях озера Агеев сумел рассмотреть нечто вроде круглоголовой ящерицы. А вот относительно страхов? Семнадцать кубических километров воды на высоте более трех тысяч метров, удерживаемые завалом, – это действительно серьезно. Одномоментное разрушение завала – катастрофа для сотен тысяч людей, живущих по берегам Пянджа и Амударьи. Но все дело в том, что Сарез, словно в издевку, одним исследователям давал пищу для страха, другим – бесспорные доказательства прочности завала. Разрушение перемычки вследствие ее размыва уже планировали на конец семидесятых годов, однако новый потоп не состоялся. Оптимисты восторжествовали. Но летом 1994 года голова каньона на тыльной стороне завала врезалась в перемычку сразу на сорок метров. С учетом обстановки в регионе появилась прекрасная возможность использовать Сарез не только в научном плане. Нестабильность в регионе, «аварийное» озеро в воюющем Таджикистане, бен Ладен в Афганистане. Пожар в бардаке во время наводнения, одним словом!
Пытаясь понять стремление Астманова попасть на Сарез, Агеев обратил внимание на статью с грозным предупреждением о том, что «проблема высокогорного таджикского озера Сарез, грозящего катастрофой всей Центральной Азии, продолжает волновать умы ученых из разных стран мира». А ниже чиновник из Министерства чрезвычайных ситуаций Таджикистана описывал несколько иную ситуацию.
«…После распада Советского Союза Таджикистан оказался один на один с этим красивым, но вместе с тем очень опасным объектом, расположенным в высокогорном, сейсмически активном районе… Решение вопросов Сарезского озера в первую очередь требует объединения усилий государств Центральной Азии, Афганистана и действующих в нашем регионе международных гуманитарных организаций… Нам нужно скоординировать свои действия в этом направлении… Но непонятно, почему они не обращаются к нам, в Управление Сарез при МЧС РТ, со своими вопросами, не интересуются нашими планами и не делятся своими разработками… наши узбекские коллеги до сих пор молчат… МЧС Таджикистана организовало Международную конференцию по предотвращению чрезвычайных ситуаций природного характера. Сделано это было для того, чтобы наши соседи – Узбекистан и Туркменистан – поближе ознакомились с источником возможной угрозы катастрофы для их стран. На конференцию мы пригласили специалистов из этих республик, в том числе и руководство ННО «PLANETA», но никто из них не приехал. Как можно после этого говорить о серьезности намерений руководства «PLANETA», выдвигавшей лозунг: «Мы вместе сохраним планету», если они, разрабатывая свой проект по решению вопроса Сарезского озера, даже не сочли нужным обратиться в Управление по решению вопросов Сарезского озера при МЧС РТ, без согласия и разрешения которого доступ на Сарезское озеро категорически запрещен?»
– Ну, хоть тут можно насолить братьям-узбекам. Вы наши поезда не пропускаете, а мы на Сарез тропы перекроем, – засмеялся Агеев.
– Ты о чем, – не отрываясь от расчетов в блокноте, спросил Карганов, – нашел интересное?
– Не совсем. Но подозреваю, что завальные озера могут стать предметом национальной гордости.
– Удивил! Вот из Чернобыля сделали полигон и бабки зарабатывают на желающих. Хочешь поэкспериментировать – плати! А Сарез – аналог. «Чистая» бомба! Кстати, нам дали предупреждение о запрете пролета над Сарезом. Там что-то крутится непонятное. Вот и твой клиент туда же. А спрошу – зачем, – ведь не скажешь? Деньги, ясно, не твои. «Аквариум» столько не отвалит.
– Было время – и не столько давали. Да что тебе объяснять! – неожиданно обозлился Агеев. – Сам все знаешь. Давно погоны снял? Если начальник Генерального штаба прилюдно заявляет, что вы будете кататься на старой технике еще лет двадцать, то какие вопросы? Давай по моему делу. Я светиться у тебя не буду. Смотри на фото. Это он. Главная примета – слегка вдавлена переносица. Шрам небольшой, но заметный. Называй время и место.
– Здесь. У меня. Тринадцатого сентября. В десять часов. Вылет в одиннадцать. Возможны изменения, по погоде. Хотя в эту пору – видимость миллион на миллион над всем Таджикистаном. А фото свое спрячь – эта личность мне известна. К Ритке моей клинья подбивал. Он на «Красную Звезду» работал?
– На кого он только не работал, – буркнул Агеев, – а где сейчас дочка? Что-то давно ее на экране не было.
– Отправил в Москву. В городских «новостях» работает. Здесь петля затягивается. Сколько журналистов погибло? А я тебе скажу: человек восемьдесят за десять лет. Страшновато. А Ритка, она без «адреналина» не могла. То под обстрел, то к моджахедам. Ты же знаешь, девка крупная, видная – в такую не промахнутся. А твой протеже, он с дочкой одно время плотно работал. Как-то даже замещал ее в отпуске. Да потом что-то случилось, она Алексея возненавидела. Я не вникал, честно говоря. Да и потом, он старше Риты лет на двадцать.
Агеев протянул руку, задерживаться у Карганова не стоило:
– Ну, тем лучше. Выходит, лично известен.
– Давай, брат, удачи. Смотри же, машина закрутилась. Если что не так – дай знать.
Подтекст последних слов Карганова был ясен: неустойку, в случае чего, платить придется. Таковы были традиции «Тура».
Вечером Агеев имел обстоятельную беседу с начальником. Шеф «узла связи», за глаза именуемый «мурза», ко всему носил фамилию Акчурин и родство с замечательным востоковедом оправдывал. С Агеевым же они были знакомы с лейтенантской юности и втемную не играли. Поэтому Агеев изложил в начале разговора все события дня, за исключением поездки к Карганову. Это пока планы.
– Давай думать, Сергей. – Шеф облокотился на зеленое сукно старинного стола, поиграл мощными покатыми плечами. – Давят сверху. В зависимость от твоей информации поставили мой перевод в Москву. Самому странно, дело ведь решенное. Кого Астманов так зацепил?
– Чего они хотят, Асан?
– Того же, что сказали тебе. Нужно помочь частным образом достойным людям и прочее. Понимаешь, по ЗАС намеками! Давай препарировать это дело.
– Хорошо. Астманов у меня был. Собирался в Ходжа-Багаутдин. Я попросил его уточнить некоторые позиции. Дал привязку. Крамолы в этом нет. Он попросил помочь ему организовать вылет вертолетом. Куда, обещал сказать по приезде. Это все.
– Когда он вернется?
– Если будет угодно Аллаху, то одиннадцатого-двенадцатого. Асан, в чем дело, они же знают, где сейчас Астманов. Там от их конторы косой десяток сидит!
– А если это не ФСБ? Так, прикрытие, все эти корочки. Я уверен – затея частная. Просто есть хороший выход на самый верх. И они уверены, что ты знаешь, куда собрался Астманов.
– Знаю. И еще, после твоих слов подозреваю другое. Все, кто знает, могут надолго замолчать. Именно поэтому я тебе ни слова больше не скажу до его приезда. Давай так поступим?
– Ладно, попробуем спустить на тормозах. Последний вопрос. Не мой, разумеется. Астманов ничего не оставлял у тебя на хранение?
– Некий предмет, имеющий оборонное значение? Жаль, нет иконы, поклялся бы, что не принимал, не обещал и так далее. А так просто скажу – нет.
«Рыночная разведка! Сами себе не можем признаться – деньги стали идеей» – эту мрачную мысль Агеев решил вытравить с помощью плотного обеда и стакана местной водки – жесткой настолько, что спирт и вода в ней, казалось, существовали порознь. Уличный плов и спиртное оказали благотворное воздействие на сильное большое тело. После обеда ожидался волейбольный матч с ротой охраны. И было наплевать на всех проникновенных шатенок. В конце концов, совесть была чиста: история с Астмановым – обычное профессиональное занятие, вербовка.
Через два часа Агееву, уже натянувшему линялую футболку, стало плохо. В госпиталь его доставили в бессознательном состоянии.
– Отравление. И, похоже, перитонит развивается. Пока такой диагноз. Не жаловался на боли в области живота? – Начальник терапевтического отделения был явно обеспокоен.
– Он на волейбол собирался! Утром был у меня – живой, здоровый, – запротестовал Акчурин.
– Помнишь, в девяносто третьем, под Новый год, шампанское? Примерно те же симптомы. Тогда трое посольских скончались. Думали – цианид, оказалось – сложнее. Но это предположение, понимаешь?
– Меня тогда здесь не было, – тоскливо ответил полковник, понимая, что жизнь Агеева висит на волоске. – Если найти следы яда – это поможет?
– Было бы кстати. Явно – сложная органика, высокая степень инфильтрации. Одним словом, «боевое отравляющее» – такая динамика! Только чем сложнее состав, тем быстрее распадается…
Акчурин уже не слушал размышлений медика, он набирал номер узла связи, чтобы отдать приказ вывернуть наизнанку забегаловку в парке, где Астманов любил поесть уличный плов.
