Чай на шишках

В августе 1988-го в Киеве, несмотря на предписание и звонок из Москвы, Астманову заявили, что места в газете нет! Но майора-афганца к черту не пошлешь, и его приняли корреспондентом отдела комсомольской жизни. Это в тридцать семь лет-то!

Газета «Ленинское знамя» была крепкая. Большинство офицеров украинцы и евреи. К приезду Астманова в редакции не было ни одного человека, служившего в Афганистане. У большинства за плечами – Польша, Германия, Венгрия, Чехословакия, а спереди внушительные округлости, которые добродушно именовались «штабной грудью».

То, что происходило потом, – особая песня. Предсмертные судороги перестройки, залитый кровью Баку, землетрясения в Армении, цепь разорительных «крупномасштабных» учений. Грех жаловаться: Астманов сам выбирал, куда ездить, о чем писать.

В январе 1989-го ему «повезло». Полковник Киселев, из политуправления округа, знакомый по Афганистану, вручил «Удостоверение доверенного лица кандидата в депутаты Верховного Совета СССР Б.В. Громова». Назначенный на должность командующего войсками КВО Громов по обычаям того времени должен был заседать в Верховном Совете среди прочих равных.

Февраль Астманов встретил в Термезе. Десять дней отстоял на мосту Дружбы. Снимал, писал, обнимался и пил по вечерам с многочисленными друзьями, выполнившими интернациональный долг. Представился Громову в качестве «доверенного лица». Утром 16 февраля взял у командующего интервью, пожалуй, наиболее интересное из всех, что появлялись в то время. И пошла нормальная служба: очередное звание вовремя присвоили, назначили на отдел культуры и быта. А главное – не лезли в творческий процесс.

А потом Громов был определен в МВД, а это дело пропащее. Астманов заскучал и попросился от всех бед в Польшу. Там Северной группой войск командовал другой афганец – генерал-полковник Дубынин, предшественник Громова на посту командующего «чель орду».

В Польше Астманов пережил ГКЧП, развал Союза. За рубежом не так воняло Белым домом. Но, видно, сдавали нервы: он не выдержал одного эпизода. На его глазах солдаты сбивали кирками мемориальные доски с именами советских воинов, погибших в боях за Легницу в 1944-м. Естественно, о передаче помещения музея при Доме офицеров полякам под ресторан командование Северной группы знало. Ядовитый комментарий по этому случаю в оппозиционной польской газете вызвал высочайший гнев, и Астманову предложили вернуться восвояси.

В Киеве, где кипятился на Крещатике «Рух», ему намекнули, что пора присягать Украине. Астманов в ответ предложил вывести его за штат и стал искать место в России. Та, слава богу, не дошла до маразма предлагать офицеру принимать вторую воинскую клятву.

«Украинские страдания» прекратил вызов из Москвы. Редактор газеты Ленинградского военного округа согласился принять Астманова на должность корреспондента.

В Питере в начале девяностых было голодно, но весело. Жалованье Астманов отрабатывал, публикуя старые очерки на военно-исторические темы. Бродил днем и ночью по Петербургу. Работал в редакции, которая располагалась в Петропавловской крепости. Казалось бы, живи, дыши историей Отечества! Но тут редактором был назначен новый человек. Для всей редакции новый. А для Астманова – офицер, которого он приговорил в Ташкенте к «партийной казни». Нет, все было нормально. Дело прошлое, в другой стране, в иную эпоху. Вот и партии нет.

Вскоре всплыл вопрос об отправке в Таджикистан офицера на должность редактора газеты 201-й мотострелковой дивизии. Всего на полгода, в командировку, уверял редактор и даже поделился своим намерением загнать в Душанбе конкретного человека.

– А не захочет? – поинтересовался Астманов, в ту пору замещавший ответственного секретаря.

– Уволим по закону о контрактной службе, – нервно почесал голову редактор, – собирайте офицеров.

«Лучше бы ты этого не затевал», – подумал Астманов, уже понимая, что в Таджикистан поедет он сам. Это был знак судьбы!

Собрание состоялось в бывшей «ленинской комнате» (там еще висел портрет Ильича, правда, страшно пыльный). Начало было торжественным: «Округ требует от нас откомандировать одного офицера в Таджикистан. На полгода. Нужно развернуть газету дивизии. Кто хочет поехать?»

То, что было слышно биение мухи между стеклами, – ерунда! Астманов на другое обратил внимание: собравшиеся опустили глаза. Вот те раз! Никто из них, это он точно знал, в «деле» не был. Неужели неинтересно проверить себя?

– Хорошо, – редактор в упоении заскреб виски, – тогда я жду одну минуту и называю сам фамилию героя.

Астманову стало тошно. Вот сидят тридцать мужиков в звании от лейтенанта до подполковника. Учат через газету смелости и мужеству целый округ. Песни военные под хмельком поют. А как до дела, то массово струсили. И здесь служить?

Астманов встал, чувствуя огромное облегчение:

– Засиделся я тут у вас. Тем более дивизия мне знакома. Я уже был в ней редактором газеты, лет двенадцать назад. Я поеду в Таджикистан.

Редактор в сердцах сплюнул. Весь план по устранению неугодного кадра развалился. А кто обещал содействие?

В редакции выдали командировочное удостоверение сроком на полгода. В округе предписание – к новому месту службы. Что хочешь, то и выбирай. Бардак – дело добровольное. К немалому своему удовольствию, во время оформления документов Астманов часа два гулял по Главному штабу. Заблудился. Но много хорошего, в смысле интерьера, увидел. Не все еще растащили…

«Скотовоза» – «ИЛ-76» – не было третий день. Еда и деньги у «солдат удачи» кончились. Аэродром Громово, под Питером – место глухое и негостеприимное. Да и то сказать: всех собак бродячих не накормишь. И триста душ, «рвущихся» в Таджикистан, попросту вывозили утром на взлетно-посадочную полосу, обещали скорую посадку и… увозили в сырую, вонючую казарму поздно вечером.

Удивительно, но люди не роптали. Беззлобно посылали ко всем чертям Министерство обороны в целом и его главу в частности.

Итак, сидели в сосновом бору триста будущих наемников и ждали отправки в Душанбе в 201-ю мотострелковую дивизию. Офицерам обещали: решение квартирного вопроса, двойной оклад по должности, отпуск до двух месяцев и один месяц за три выслуги в календарном исчислении. Как в Афгане. Солдатам квартир не обещали, выслуга им особо нужна не была. Оклад? Вот тут загвоздка! В военкоматах Ленинградского военного округа им посулили до тысячи долларов в месяц. Дескать, как миротворцам в чужой стране. Бред, конечно, но грех было расстраивать ребят. Голодных и уже попахивающих псинкой воинов нельзя лишать мифа.

Рядом с Астмановым на рыжей плотной хвое сидел плотный подполковник. Он безразлично смотрел в конец полосы, отщипывая кусочки сухой белой булки. Астманов уже где-то это видел. Только вместо булки была лепешка. Серая афганская лепешка. Видел эту безучастность и пугающую пустоту в глазах… Все. Включилось военное мироощущение. Жаль, нет водки. Генерал Шершнев – «крестный отец» спецпропаганды – советовал в таких случаях: «Налейте человеку сто граммов, ну стакан водки, наконец…»

Отстегнув клапан рюкзака, Астманов достал из рюкзака небольшой никелированный чайник. Подполковник с интересом уставился в его сторону. Когда же, набрав воды из ручья, Астманов соорудил костерок из хвоинок и сосновой коры, он уважительно заметил: «Вы настоящий военный! Я сейчас соберу шишки, они хороший жар дают». Познакомились. Подполковник Анатолий Трушковский в Таджикистан был определен с должности командира танкового батальона. Выпили чаю. Крепкого, настоящего. На хороший чай и табак денег Астманов никогда не жалел.

Зачем после восьми лет службы в Туркестане, Афганистане, после Баку и Карабаха Астманов определился в Таджикистан? Что, без войны не продохнуть? Адреналину не хватает? Можно сказать так: по убеждению подполковника Астманова – война была не хуже любой другой работы. Пахарь – пашет, вор – ворует, солдат – воюет. Разве у бандита сладкая жизнь?

А главное – теперь можно, совершенно легально, приблизиться к заветной точке на Памире – к Усойскому завалу, за которым раскинул ледяные лапы «Голубой дракон» – Сарезское озеро.