Погадай мне…
Наташка из сумбурного сна не исчезла и тогда, когда Астманов разлепил тяжелые веки. Королева пекарни устроилась за письменным столом, листала персидский словарь. Деликатно так сидела, боком, чтобы не смотреть на спящего. Нравы были светские…
Нехорошо начиналось утро: левое предплечье Наташки украшал белоснежный бинт. Алексей, по-возможности дружелюбно, спросил:
– У нас что-то случилось? Я проспал главное?
– Ничего… Погадай мне. Прошу, последний раз погадай. – Коровьи глаза Наташки налились слезами, сочная грудь поднялась в тяжелом вздохе. В руках, как из воздуха, возникла колода пластиковых карт.
– Ом, мани падме хум, – выдохнул Алексей, понимая, что расплата за ошибки молодости настигает грешника в слабости его. – Дай хоть лицо сполосну. – И видя, как просияло круглое милое личико, предупредил, показывая на ширму: – Тише. Там гость отдыхает. Сиди. И учти: сегодня – последний раз. И карты сожгу при тебе. Ладно? Глупость все это и мерзость перед лицом Господа.
В умывальнике, вонючем и ржавом контейнере «Морфлота», Астманов столкнулся с Иволиным и по озадаченному лицу юного Ильи Муромца понял, что следует «качать» немедленно:
– Андрон, у меня Наташка сидит… Бинтик на ней свежий. Просвети, далеко «заплыли»?
Разведчик сморщился, как язвенник осенним утром, и жалобно выдал:
– Леша, ты же знаешь, я курицы не обижу. Ну, втюхалась она в меня, что ли? Дело дошло, говорит, вены порежу. Не успел руку перехватить – чиркнула. Хорошо, не по венам, с наружной стороны, но крепко. Да, зашил доктор. Все тихо, Леша. Только ведь она не остановится, а? Ну, скажи, что делать? Я ведь ее в койку не тащил… Жалко, девчонка душевная.
– Перестань. – Астманов набрал пригоршню ледяной воды, плеснул в лицо, смочил ноющий затылок. – Ты ей что-нибудь обещал? Про жену, дочь рассказывал?
– Да все она знает! Сама ведь приходит. Я, говорит, таких людей, как ты, только в фильмах фантастических видела…
– Так, Рембо хренов. Сделай так, чтобы не видела она тебя дня три. Это первое, и второе, и третье условия. Четвертое такое: сведи меня с начальником этой пекарни. Наташку нужно из зоны реакции удалять. Иначе «полный Шекспир». Понимаешь? Ей что Джульетту, что Катерину сыграть – за милую душу. Любить по-русски – занятие опасное… Кто знает о том, что она себя полоснула, – всем заткнуться. Обеспечишь? Пойми, судьба твоя у нее в руках. Два пореза, записка прощальная с твоим именем – и, старлей, «никогда ты не будешь майором». Войска-то у вас маленькие, а батя строгий. Все понятно?
Иволин, темнея лицом, кивнул. Воистину, большое тело – большие хлопоты!
Запретный плод – не фрукт на райском дереве! Запретный плод – запретное знание. Но от создания человек желает сунуть нос в будущее. Не убеждайте его в том, что будущее – результат действий в прошлом и настоящем – это бесполезно и к тому же – неправда. Впрочем, при опытном предсказателе «карты не врут», как и кофейная гуща, «круг царя Соломона», ауспиции (кишки невинных животных), кости, магические шары, катрены французского еврея Нострадамуса и прочее. Магия – не в средствах. Магия – в предсказателе. Казалось, одного этого хватало, чтобы уничтожить бытовую футурологию задолго до Авраама. Но слаб человек и доверчив!
Астманов не по своей воле приобрел в Бала-Хиссаре сомнительную популярность «гадалки». Как-то зашел к разведчикам, а там в секу играют. Пригласили и его.
– Не могу, – честно признался Алексей, – даже в дурака подкидного толком не могу играть… Гадать вот бабка учила немного.
Уцепились: погадай, что будет с нами завтра? Не задумываясь о последствиях, Астманов собрал карты, уселся на них с важным видом и попросил кусок картона. Нашли дощечку, на которой резали все – от сала до ремней амуниции. Астманов нацарапал ножом на жирной поверхности известные ему магические фигуры от звезды Соломона до пентаграммы, выразил сомнение в том, что его задница смогла поглотить все картежные страсти за столь короткое время, поскольку карты после азартных игр дают сбой в предсказании, и разложил колоду по четырем углам…
А дальше началось то, чего он и сам боялся. Изнутри поднималась темная волна тревоги и восхищения. И слова текли без сомнения, неосознанно и свободно.
Удивишь ли разведку «дальней дорогой» и тем, что живут они в «казенном доме»? Не новость для них и «пустые хлопоты» – сутками бьют ноги по ложным наводкам… А это откуда пришло: «Будет у вас искушение большими деньгами и неприятности от бубнового короля. Новый человек среди вас принесет несчастье себе и вам…» Все. Хватит. Рвется пелена на черные дыры с слепящей желтой каймой. Дальше нельзя. Это Алексей чувствовал.
Ну и предсказание! Посмеялись и вновь стали рубиться в секу. А через три дня вытаскивали иволинский разведвзвод вертушками с восточного склона Надиргара за Чахарасиабом с «двухсотым» и двумя «трехсотыми», тяжелыми, между прочим. В целом «реализация» была удачной – нашли пещерку с боеприпасами – мины, реактивные снаряды, амуниция. Грамотно отошли, не наследили, а к ночи обложили подходы к схрону. Все правильно рассчитали – подкатила грузовая «Тойота», пустили «духи» «контролеров», а потом… Нервы, что ли, сдали у молодого? В первый раз пошел боец в настоящее дело и своей же гранатой, по неосторожности, себя рванул и соседей осколками нашпиговал. А «духи» словно осатанели. В «Тойоте» их не меньше десятка было – то ли схрон этот дорог им был, то ли дозор свой вытащить решили – пошли в гору, как на священную войну. До рассвета патроны жгли, а что толку в чернильной тьме? Хорошо, в «Тойоту» успели капитально врезать – там, по «духовскому» обычаю, пулемет крупнокалиберный на станке. С рассветом обозначили себя дымами, тут и вертушки подошли. Но душу-то выворачивали не за убитого и раненых, не за тактику, а за то, что якобы в «Тойоте» деньги были – подать в пользу моджахедов – «закят» от благодарных чахарасиабцев. Поди, проверь! У иных этих афошек, как стружек у дурака, и ничего… А тут – слезы! Кстати, данные об энной сумме в «Тойоте» подбросили особистам «хадовцы», афганские коллеги. Эти всегда были рады поставить под сомнение высокие моральные качества разведчиков. Понятно, кому по нраву, если по ночам на твоей земле и без твоего ведома такие «реализации» реализуются?
И что? Ну, признала разведка: прав кое в чем был Алексей. Так это нормально: журналисты – они много знают, хорошо домысливают! Да и какие бы они были разведчики из ВДВ, если бы верили в сон, чох, птичий грай и паршивые, засаленные карты. Однако дело с картами получило иной поворот. К Астманову стали тайком бегать «интернационалистки», слезно умоляя погадать на любовь. Попробуйте отказать в военно-полевых условиях женщине. Уже одно то, что она в Афганистане, о многом говорит… И придумывали, и захватывали хоть на время себе любовь. И гадал, и сладко врал Астманов сначала напропалую, а потом стал оглядываться и правду горькую подмешивать в туманные обещания. Это помогло. Постепенно отстали. Не хочет человек знать о грядущей печали. А женщина в соку тем более. Наташке он уже не раз через крестового туза советовал губы не раскатывать. Обиделась. Значит, прижало Наташку, коль опять на карты потянуло.
– Порезалась? Вроде не на кухне… В пекарне… Там у вас тоже ножички есть, – бормотал Астманов, раскладывая колоду по одному ему известному принципу. Главное засечь, куда туз крестовый да король пиковый лягут. Это давние Наташкины знакомые… И еще нужно две семерки вовремя вытащить. Вот так…
Астманов опустил руки на колени, внимательно посмотрел на Наташку. Та на удивление стойко выдерживала немигающий взгляд. «Ну, коль так, читай, сучка, – внезапно полыхнула в нем беспричинная злоба. – Читай, если можешь. Родилась в пьяной провинции, плохо училась. Трахнули тебя еще в седьмом классе, на проводах соседа в армию. Все твое счастье было – танцплощадка да кино… И я бы об тебя потерся с превеликим удовольствием, но здесь другие – герои… Дошло? А теперь поехали. Главное – верь…» Кончились гляделки тем, что Астманов отвел глаза и сплел пальцы, будто разминая, а на деле снимая дрожь.
– Наташа, я буду тихо говорить, там, за ширмой, гость мой отдыхает. Вот, смотри, шестерки сплошные в левом углу. Это злоба, зависть, дурные мысли. То, что не сбудется. Может быть, ты и желаешь сильно чего-то сейчас, но остановись… Не разменивай счастья по пустякам… А вот тебе расклад на будущее: пересилишь себя – дождешься от крестового туза решения всех забот и будет с тобой пиковый король навсегда. Но только через дальнюю дорогу… А свяжется твоя судьба с ним здесь. И будет он тебя ждать в родном доме… Ну, или рядом, в Союзе, черт возьми!
– А какой он, король, – прошелестела Наташка. – Большой? Темный? Офицер? Откуда он?
– Ты мне Иволина не рисуй, – пошел в атаку Астманов. – Нет тебе с ним пути. Вот, бери, на него карта заложена. Хочешь посмотреть? Вскрывай, ну? Боишься? У него два счастья на роду и несчастье великое. Не с тобой только. Давай, переворачивай. Там или семерки сплошь пойдут, или червы… Вот, смотри, – не глядя, Алешка поднес карты к симпатичному мокрому носику. – Что?
– Семерки, – всхлипнула Наташка, – но я же лю…
– Лю…глю… Ты его просто захотела. А он тебя. Любовь! Да здесь через месяц Баба-яга Василисой покажется. Гормоны из глаз брызжут… Слышала такое – «сперматоксикоз»? А как у вас называется – не знаю… Давай скажу, что ждет тебя, и карты в окно буду по одной бросать. Говорить? Смотри, как приговор, если услышишь. Не знаешь – не болит.
Астманов закатил глаза, напрягся так, что жилы выскочили на руках. Наташка боязливо отодвинулась, кивнула.
– Тебе предложат новую работу. Долой туза крестового. Будь осторожна, береги себя для короля пик. В окно его! Высматривай большого, темноволосого. Примета такая: у него беда будет в жизни – жена в Союзе бросит, ничего, детей у него нет. – Астманов вещал до такой степени самозабвенно, что самому же и становилось страшновато. – А он к тебе прикипит. С собой позовет. И свадьба у тебя в городе будет, с белым платьем, – тут отчего-то в сознании Алексея возникли серые массивные сталинские здания, широкая улица, пасмурный теплый день. Свадебная «Чайка»… Вот это был глюк! Пора закругляться.
– Все. Летите, голуби! – Астманов швырнул колоду в окно. Листочки запорхали, закрутились, один порывом ветра отбросило назад, на колени к Наташке.
– Храни. Ему и отдашь. И расскажешь, что ждала. Вот тебе и талисман. Но никому, слышишь, сглазят. Никому…
– Я не… Никогда… Спасибо. – Наташка попятилась, не сводя испуганных глаз с Астманова.
– Какая хоть карта?
– Десятка. Черви.
– Ну, это на любовь до гроба.
Астманов упал на смятую простыню, пересиливая сосущую пустоту. «Надо бросать это чревовещание и водку заодно», – вяло шевельнулось в мозгу. Некстати вспомнилось, что проснулся он, держа руку на причинном месте.
Поваляться еще часик… Суббота… шаббат… шабаш. Черт, высосала всего пекарня. Да… Повторяется история. Туляков тогда провел девчат через казарму… Дрема наплывала, листая приятные картинки. Командир роты АСУ капитан Туляков ведет через казарму в штаб новеньких планшетисток. «Девушки, не стесняйтесь, это ваши будущие сослуживцы». А в казарме – плюс сорок, и на двухэтажных койках раскинулась в свинцово-сладком сне четвертая, ночная смена. И не преграда «вечному зову» ни синий сатин трусов, ни скудная кормежка, ни высокочастотное излучение. «Старики» говорили, что наоборот – «столбняк» от него одолевает. А шли девочки, не опуская глаз. Некуда было опускать… Вот Алексей, в то утро дежурный по роте, за чужие переживания краской залился. Туляков заметил, засмеялся: «Астманов, ты…»
– Алишер… Ты ей правду сказал? Ты видишь это все, будущее ее, да? Мне тоже нужно, Алишер.
Почему Алишер, товарищ капитан? Алексеем меня зовут. Что нужно? Да будь оно все проклято – это же Хайр-Мамад! Так. Глаза не открывать. Хватит кивка. И не пролететь с первым вопросом. Каким? Не о деньгах… Нет.
– Хайр, голова не болит? Чаю или водки, брат? – Не открывая глаз, Астманов нащупал под матрацем плоскую фляжку… Пропади оно все пропадом!
