Это случилось в июле 1983 года в Ашхабаде, где я был курсантом в учебной сапёрной роте.

В армии хорошо живётся тому, кто хорошо бегает или «прогибается» перед начальством. С начальством у меня всегда были «контры» (надо сказать что «залетал» в основном по своей глупости), а вот бегал я лучше всех в батальоне. Каждую субботу батальонный кросс, кто занимает 1–2 место идёт в увольнение. Почти всегда этот кросс выигрывал, и настоящий соперник у меня был только один, это Игорь Смирнов из Великих Лук. Он погиб осенью этого же года, в Афганистане. Начальство каждый раз со скрипом выписывало увольнительную, но только до 18 часов.

Правда, потом «кусок» (так в армии называли прапорщиков), несколько часов глумился, заставляя подгонять обмундирование и драить до блеска ботинки, выдумывая новые и новые козни, до самого обеда. Потом в парадке шёл на обед, после которого обязательный тихий час. И только после 2 часов меня отпускали из казармы. Бежал к КПП и, вырвавшись за пределы части, торопливым шагом гулял по городу, изучая незнакомые улицы.

В середине июля проводился полковой кросс. Весь полк выходил на полигон, в пустыню, бежать 6 километровый марш-бросок в полном боевом снаряжении, т. е. в каске, с автоматом, на ремне подсумки с магазинами, сапёрная лопатка и фляжка. За плечами вещмешок.

Во истину горячи пустыни Туркменистана, где месяцами стоит температура +60 градусов в тени. Поэтому после 10–00 занятий на улице не проводили, а после обеда тихий час. В казарме заливали водой пол и накрывались мокрыми простынями, которые через 5 минут были сухими.

После завтрака мы получали оружие и снаряжение, а потом колонной выдвигались на полигон, который находился за городом. Добрались мы туда в 10 часу. Сначала стартовали строевые роты, а потом запускали остальные подразделения. Наша сапёрная рота бежала уже к 11 часам, когда жара стала приближаться к своему пику. Над пустыней закачались миражи, и лёгкие уже не хотели вдыхать раскаленный воздух. Жара плющила, и двигаться совершенно не хотелось. Роты лежали на выжженной земле в узкой тени, от транспарантов терпеливо ожидая своей очереди.

Наконец-то и для нас прозвучала команда — «на старт». Сапёры выстроились в несколько шеренг на линии старта и приготовились к бегу.

Отмашка флажка и все отчаянно рванули вперёд. Дорога, по которой мы бежали, превратилась в реку пыли, и каждый шаг поднимал плотное облако, а после первой шеренги была уже почти непроницаемая туча. Если дать себя обогнать, значит, придётся глотать пыль за другими.

Бежать в снаряжении очень неудобно, тем более что зафиксировать его надёжно нельзя. Подсумок сползал, лопатка била по ногам, автомат тоже приходилось всё время поправлять. Каска, надетая на панаму, сползала с лысой головы, и её тоже приходилось всё время поддерживать.

Преследователи дрогнули, и стали отставать. Бежать было тяжело, снаряжение и автомат тряслись, и всё непрестанно приходилось поправлять и поддерживать. Первая шеренга стала редеть и отставать. Кто-то, не выдержав нагрузок, переходил на шаг. Мы с Игорем Смирновым вырвались вперёд. Соперничества пока не было, и последнюю «битву» отложили на финиш.

Вскоре мы нагнали тех, кто стартовал перед нами. Первыми нагнали группы, где двое вели третьего, совершенно выбившегося из сил, а потом и тех, кто еле еле волочил ноги. Мы с Игорем сбросили обороты, понимая, что результаты в этой гонке никому не нужны, а первые места в роте, мы и так себе обеспечили.

Вот мы догнали тех, кто шёл прогулочным шагом. Бег по раскалённой пустыне отнимал много сил, но хотелось быстрее закончить, это неприятное и утомительное занятие. Мы потихонечку трусили рядом, необгоняя и невырываясь вперёд. И даже когда показался финиш, не стали ускоряться.

Только на последней стометровке Игорь Смирнов неожиданно рванул и вырвался вперёд. Почти не дыша, отчаянно погнался за ним. В глазах стало темнеть, но я продолжал ускоряться, и стал сокращать отставание. Догнал. Несколько шагов мы сделали вместе, и качнувшись вперёд, перед самым финишем обошёл своего соперника. Ещё несколько торопливых шагов и финиш. Сразу же сворачиваешь в бок, чтобы поднятое нами облако пыли прошло, по инерции, вперёд.

Задыхаясь, мы ходили около финиша довольные ходом гонки. Игорь особенно не переживал, что и в этот раз ему не удалось обойти меня.

Метров 500 от финиша была бочка с водой. Мы попросились у зам. полита попить воды, но он отказал, сказав, что надо ждать пока прибежит вся рота. Солнце палило нещадно. Кровь стучала в висках. Никакой тени поблизости не было. Ждать пока прибежит последний сапёр, пришлось долго. Сначала финишировали те, кому хватило сил бежать, потом те, кто мог идти и спустя почти час «приволокли» тех, кто не мог идти самостоятельно. Мы несколько раз просились к бочке попить, и каждый раз нам запрещали отходить от финиша. Наконец-то притащили последних. Последним оказался худосочный питерский узбек.

Рота построилась в колонну, и строем пошли к бочке с водой. Меня к этому времени уже изрядно напекло. Когда пришли к бочке, помню последнюю команду: «Вольно! Разойтись!» Помню, как торопливо побежали товарищи, а я почему-то стал валится на спину, хватаясь за плечи бойцов. Они сбивали мои руки, и я упал. Последнее что помню, это склонившиеся надо мной головы сапёров и яркое синее небо в тёмной раме их фигур.

Покой. Закрываю глаза. Темно. Ещё помню какие-то крики, и торопливые распоряжения. Внезапно стало тихо.

Расплывчатым облаком всплывает сознание. Надо мною склонились врачи. Лица скрыты повязками. Они увидели, что я открываю глаза, и стали задавать вопросы: «Как зовут? Из какой части? Что с тобою случилось?». Услышав ответ, один из врачей сказал: «Этот, наверное, выкарабкается, а артиллериста не спасти. Морфий!». Врачу подали шприц, и он сделал укол в живот. Боли я не чувствовал, только, как игла проткнула плоть, словно это резиновый мячик. Тёплая волна растекалась по телу. Бросил взгляд влево и увидел, что в реанимации стоит ещё один стол и на нём лежит боец, покрытый простынею. Наверное, это артиллерист — подумал я, и закрыв глаза, провалился в темноту.

В сумерках сознания всплывают картины.

Вижу гребную базу, где занимался греблей на байдарках. Фон и небо абсолютно чёрные, и словно из мрака всплывают силуэты байдарок и других лодок. Потом проплывают улицы родного города. Вот я лежу, а у моей постели сидят сапёры из моего взвода, и мы о чём-то разговариваем. Раздалась команда «Строится!». Ребята поднимаются и прощаются. Прошу их не уходить, или взять меня с собою, но чувствую, что мне не встать. Вижу, как они встали в строй, и оглядываются на меня. Поворачиваются и уходят. Помню, что меня охватил страх. Я один лежу в темноте и ничего сделать не могу.

Постепенно стало возвращаться сознание. Лежу в реанимационной палате. В правой руке капельница. В окно врывается яркий свет. «Ну, чтож с возращением с того света!» — горько пошутил про себя. Слева ещё один пустой реанимационный стол. «Наверное, артиллерист не выжил!?» — подумал я.

Через некоторое время пришли 2 санитара. Они обошли вокруг меня и остановились напротив. Один стал требовать, чтобы я встал. Попробовал приподняться, но тут же упал на стол и сказал, что мне тяжело и вставлена капельница. Санитар ухмыльнулся и жёстко сказал, что это его не волнует, и если я не встану, то он врежет мне по морде. Размахнулся и с силой стукнул по ноге. Злость придала мне силы. Стал подниматься, и сев на столе потянулся рукой к воткнутой в руку игле, чтобы вырвать её и отсоединить капельницу. Санитар тут же переменился и стал уговаривать меня лечь обратно. Лёг обратно с большим желанием разобраться с ними при случае, когда станет легче. До сих пор не знаю чего они до меня «докололись», или хотелось поиздеваться, или им дали задание непременно поднять меня как приду в сознание.

Потом пришла санитарка и сняла капельницу. Спросил у неё про артиллериста, и она ответила, что его ещё вчера увезли в морг. Мне казалось, что пролежал несколько часов, а уже, наверное, воскресенье.

Через некоторое время кто-то подошёл к открытому окну. Тихонечко позвали меня по имени. Посмотрел и увидел взводного с ребятами из нашего отделения. Я был рад их видеть, и с трудом встав, подошёл к окну. Они стали на перебой расспрашивать, как себя чувствую, и рассказывать, как перепугались за меня. Протянули фрукты. Спросил их, сколько время, и с удивлением узнал, что уже вечер понедельника. Значит, пролежал без сознания больше двух дней. Офицер и сапёры были рады, что я выжил и вернулся буквально с того света, потому что на этом кроссе погибли 4 солдата.

Заведующий терапевтическим отделением потом сказал, что у меня солнечный удар тяжёлой степени, и скорей всего мне придётся дослуживать в своей климатической зоне. К сожалению, я вернулся с того света не для того чтобы получить заслуженное облегчение, а пройти сквозь новые испытания на «прочность». Через несколько месяцев мне вручили абсолютно чистую медицинскую книжку, и в октябре отправили в самое «пекло». Все дороги, к сожалению, не в Рим, и мне предстояло пройти Афганистан.