65
— Подъем!!!
С недосыпу нет мыслей о предстоящем. Минуты две уходит на то, чтобы очухаться и понять, где я. Кое-как включается соображалка. Обтираю грязным платком лицо, зачем-то скатываю остатки грязи с рук и тянусь следом за ушедшими вперед. Руки-ноги болят и ноют.
В соседнем дворе стоит грузовик, от которого уже отцеплена пушка. Хватаемся за щит и станины. Пошла, родимая! Неожиданно легко катим и на очередной хват затаскиваем орудие по деревянным мосткам в черный ход. Чтобы оно туда прошло, днем мы сорвали ограждение лестницы, выломали косяки дверей и выбили из стены часть камней, расширяя проем. Ну и делали же двери в женских общагах — с игольное ушко, чтобы кобелирующие личности к девкам не лазили. А нам с пушкой надо влезть…
На первом этаже отдых, пока артиллеристы готовят орудие к подъему, снимают прицел. Ну, пора! На лестничной клетке — мучения. Почти сразу становится ясно, что колеса, на которые поначалу рассчитывали, только мешают. Их приходится снять. Все равно остается огромная тяжесть. И нет лебедки. Только снятый где-то колодезный ворот на распорах из массивного уголка, заготовленные из обрубков тех же уголков рычаги, веревки, тряпки вместо рукавиц… Далеко в стороне началась движуха с перестрелкой для отвода глаз. Хорошо шумят. На это у нас горазды…
Второй этаж… Третий… Уже дважды по нашему дому стреляли, пока пронесло… Лица и тела заливает пот, давно снята одежда. Заклинив пушку на площадке между этажами, отдыхаем. Последний рывок. И мы сделали это! Теперь ставить на колеса, собирать орудие. Это другие… В изнеможении сажусь на пол.
Засланный на восточный берег Долбическая Сила привез ящик, шесть штук, осколочно-фугасных снарядов. Колос млеет, что, если потратит четыре, у него останется тоже четыре, а не как раньше — всего два. И вот пушка собрана. Разбираем защитную стенку. По цепочке тихо плывут в стороны обломки и кирпичи. Подходит к концу короткая летняя ночь. Стихает стрельба. Полицаи с волонтерами оставили в покое дом, утомились, хлестая очередями по дворам, откуда слышались непонятные звуки.
Сереет небо. Вот-вот батальон начнет ложную атаку на «Дружбу». Тут будет наш выход на сцену. Надо сразу сбить зенитку и быть уверенными, что под наш огонь сбежится как можно больше мулей. Все рассчитано наперед. Где станет орудие, как раскинуть станины, как быстро повернуть его влево и вниз. Все помехи убраны, понижения ствола для стрельбы по кинотеатру должно хватить. Шушукаемся, что делать после того, как уберем с крыши зенитку: сразу стрелять по «Дружбе» или сначала врезать по общаге на Кавриаго? Там у опоновцев пулеметы, и они могут попортить нам крови… Колос и Ешкин Свет возражают: снарядов мало и долго находиться в торце дома опасно. Как только мы обнаружим себя, румыны передвинут свою противотанковую пушку с улицы Кавриаго, через несколько минут ударят по нам. В итоге решаем: с «шестеркой» долго не связываться, дать туда один выстрел, чтобы сидели смирно, и сразу огонь по «Дружбе». Потом пушку в охапку — и в глубину дома, пока не разбили.
Настала вдруг такая тишь, что это кажется подозрительным. Когда не надо, чтобы мули стреляли, они тут как тут, палят во все стволы. А как нужно знать, где они и сколько их, как назло, ни гу-гу. Резко хлопают позади минометы. Фить-фить-фить-тр-рах! Мины обрушиваются за щербатый кинотеатр и вокруг укреппункта националов на Кавриаго. Да-да-да-да — вступает в дело крупнокалиберный пулемет. И в ответ: та-та-та! Дум-м!!!
— Давай!!!
Буквально подбрасываем пушку к пролому. Лишние тут же отбегают. Становимся в цепь. Готовлюсь подавать снаряды, которые позади меня из ящика достает Волынец. Ешкин Свет, сгорбившись, припал к прицелу.
— Заряжай! — орет Колос.
Подхватываю поданный Волынцом снаряд и сую его в огромные лапы Долбической Силы. Лязгают механизмы затвора.
— Огонь!
Оглушительно бахает. Орудие дергается назад. Бросаю взгляд на крышу напротив. Там нет уже каре мешков и балок. Они разлетаются в воздухе, и земляными вихрями, вырвавшимися из распоротой мешковины, цветет взрыв. Вражеская зенитка подлетает вверх и падает на край крыши. Свалится или нет?! Нет времени смотреть. Жестяным стуком отзывается под ногами выброшенная из затвора гильза.
— Снаряд!
Наконечник уже тычется мне в бедро. Хватаю снаряд и с разворота подаю его. И тут вижу, как зенитка падает вниз. Прекрасно! Пошла на металлолом! Снова лязгает затвор. Крутится штурвал, плавно опускается ствол.
— Огонь!
Ба-бах! В пустых окнах «шестерки» коротко вспыхивает яростный свет.
— Развернуть орудие!
Отскочив, помогаю переместить станину. Из окон «шестерки» тянет пыль и дым. Никто не стреляет в нас с ее этажей.
— Снаряд!
Выстрел.
— Попали!!!
— Три снаряда, беглым, огонь!!!
Как молот грохочут выстрелы орудия. Как робот дергаюсь влево-вправо, влево-вправо. Принимая последний снаряд, рука ощущает выемку подкалиберного боеприпаса. И тут же со свистом и стуком врываются в пролом пули. Сыплется штукатурка. Громкие, железные удары по щиту. Мули прочухались!
— Назад!
Отхлынул от механизмов расчет. Все вцепились в станины и тянем пушку назад. Те, кто во время стрельбы маялся на другой стороне дома, бегут помогать. Доля минуты — и мы у лестничного марша.
Гуп! Еле слышное за поднявшейся истеричной стрельбой движение воздуха. Швир-р-р… Это еще что такое?! Что-то вроде мины летит, но тяжелое, не батальонная восьмидесятка… Невольно оглядываясь, вижу, как двое новичков-ополченцев идут обратно к пролому, смотреть…
— Дебилы! Назад!!!
Послушно поворачивают оглобли, но не успевают. Удар! Такого еще не было: все здание содрогается, от пола, со стен и потолка — отовсюду взлетает пыль. И потолка вдруг нет. Вместо него белый свет. Все, уехали…
Очнулся. Руки онемели. Затылок дико болит. Пошевеливаюсь. Ух! Спина тоже. Где это я? Упал? Да, валяюсь на площадке между третьим и четвертым этажами. И сверху лежит пушка. Косо, поперек моей груди торчит ее станина. Не будь лестница такой узкой, она меня раздавила бы. Осторожно поворачиваю влево и вправо голову. Вроде нормально. Двигаю конечностями — не придавлены. Вылезаю из-под станины и, обхватив голову, сажусь на пол. Нет, точно, не ранен!
— Что с тобой?! — кидается ко мне Али-Паша. Голос у него какой-то тихий. Мотаю головой, а он выжидательно смотрит. Отвечаю, что все в порядке. Снизу на нас испытующе пялит буркалы Серж. После моего ответа его башка удовлетворенно скрывается.
— Санитара!
Кто кричит? Нет здесь санитара. Всегда раненых сами вытаскивали и сопровождали в медпункт… Коновалы там такие, что чем быстрее раненый пересечет Днестр, тем меньше шансов, что они его окончательно угробят. Справедливости ради надо сказать, что кроме местных врачей есть бригада московских врачей-добровольцев. Они молодцы. Но каков шанс, что к ним попадешь?
Кто ранен? Рывком поднимаюсь. Иду наверх. Там из потолка выбита плита перекрытия. В дыру, через которую ворвалась ударная волна, видно небо. Навстречу уже тащат пострадавших. Так и есть. Два воина, желавшие посмотреть в окно. Разбитые лица, кровь из ушей, подламывающиеся ноги. Контузия. Подхватываем их и помогаем переправить через орудие. Оно, упираясь в стены, лежит на боку стволом вниз. Из такого положения его можно попробовать стянуть еще ниже, что довольно легко нам и удается.
На третьем этаже Колос и Ешкин Свет испуганно проверяют свою технику. Через минуту их лица сияют улыбками. Обошлось! Механизмы не погнуты, и оптика целехонька! В момент попадания пушка была на самом краю. Съезжая вниз, она перевернулась, но не сразу, а как бы легла на бок. Повезло! Нужно быстрее спускаться на землю. Мулье из всех стволов обстреливает дом…
Оказав содействие в дальнейшей транспортировке артиллерии, отправляемся отдыхать. Пошатнувшиеся нервы надо залить изрядным количеством чего-нибудь. Али-Паша не против. На ходу спрашиваю его, из чего это по нам врезали.
— Полковые минометы калибра сто двадцать.
— Откуда? Да они же ни разу до этого не стреляли! Первым залпом — и по башке?! — удивляюсь я.
— Вот так и сразу, — отвечает Паша. — Не обнаруживая себя, пристрелялись из батальонных. Если знаешь, куда кладет мины батальонный миномет, легко рассчитать, куда при том же угле возвышения их кинет полковой. И наоборот, под какими углами они будут с разных точек бить в одно место. Для этого специальные таблицы есть. По нам, сразу видно, хорошие минометчики стреляли. Из четырех три попадания, причем два — чок в чок! Одна разнесла крышу, и в пролом тут же влетает другая!
— Вот оно что… — задумчиво произношу я.
— Чего приуныл, Эдик?! Молодцом! Кабы не ты, два балбеса лежали бы сейчас под той плитой сплющенные!