Проводив его, бежим назад, туда, где идет обстрел. Стреляют не из жилмассива, а от пивзавода и других заводских территорий рядом с ним. Пули беспорядочно клюют верхние этажи домов. Слышно, как бухают взрывы на Ленинском. Но ведь там наших уже нет! Зачем это националистам нужно? Вскоре по телефону получаем ответ: от села Хаджимус к Кинопрокату движется новая колонна бронетехники с орудиями. А бронетранспортеры, отступившие от «Дружбы», обнаружены возле городской типографии на улице Пушкина.

Это почти у нас в тылу, и наш правый фланг повис в воздухе. Батя посылает в этот разрыв взвод казаков наводить шухер и устанавливать связь с тираспольской казачьей сотней. Образовавшуюся после ухода казаков дыру кое-как затыкает частью своих людей Горбатов. А мы отступаем на несколько кварталов от «Дружбы». Отступаем не в бою, а под угрозой начала активных действий превосходящих сил противника… В этой вдохновляющей обстановке приходит приказ готовиться к шести вечера для атаки на полицию. После подхода к ГОПу на помощь такой сильной бронегруппы чем его брать? Тем цинком патронов, который припрятал батя? Да еще постоянные слухи о румынских танках… Увидев, сколько у врага техники, постоянно слыша звуки гусениц на его стороне, люди просто морально не готовы идти вперед! После приказа националисты успокаиваются и, по всем признакам, начинают деловито укрепляться.

Как затихло, продолжилось понемногу движение городского населения в направлении Ленинского и обратно. Мы стараемся не попадаться прохожим на глаза. Ведь кто они такие, кому симпатизируют — фиг их знает. Взводный предупредил: двое казаков, неосмотрительно завязавших разговор с группой беженцев, убиты вытащенным из-под полы оружием. У Горбатова один боец тяжело ранен выстрелом с восточной стороны. Разговоры все вертятся вокруг обещаний командующего 14-й армией генерала Неткачева дать технику для отражения агрессии. До сих пор позиция русской армии была откровенно б…ской, но после нападения на город и воинские части Бендерского гарнизона разве могут россияне ничего не дать? Со жратвой не лучше, чем с оружием. В животе кишка кишке дулю крутит, и время от времени раздается скорбный вой… Ближайший магазинчик уже полностью растащен, и гонцы направляются в продмаг покрупнее. Наконец батиными заботами подвозят варево с пункта питания, организованного у горисполкома.

С удовольствием после двухдневной сухомятки поев, набрался смелости и прошусь у Али-Паши сходить к горисполкому в надежде встретить знакомых. Зыркнув на меня, он вдруг милостиво соглашается на полчаса отпустить и велит взять с собой пару бойцов из тираспольчан, чтобы своими глазами посмотрели город. Но люди слишком устали для экскурсий, опасаются происшествий. Предложение оказывается не в цене. За мной увязывается один Семзенис. Ничего, в самом центре, у исполкома, обстрелять нас вряд ли решатся. По дороге знакомимся ближе. Он — в недавнем прошлом рижский студент. Но не латыш, а наполовину литовец, по отцу. И зовут его Витовт. Его семья жила в Шяуляе. Потом родители развелись и мать уехала на Украину. А он поступил в Рижский университет. После тамошнего национального «возрождения», недоучившись, поехал к матери. В украинском райцентре заработков негусто, и он, как многие другие, на работу устроился в Тирасполе. Не без тайного желания поквитаться с наци, как я полагаю. О латышских националистах Витовт говорит с нескрываемой ненавистью.

Город как большая мозаика, собранная из кусочков мира и войны. С интересом рассматриваем результаты боевых действий его защитников. По улицам, распространяя вокруг себя сладковатый, тошнотворный запах тлена, ездят трактора и грузовики, на которые собирают трупы убитых. Через открытые для погрузки борта видны лежащие в кузовах тела, над которыми роятся мухи. Большинство — в камуфляже с повязками на рукавах, отличительным знаком молдавской армии. Изредка виднеются непривычные серо-черные штаны и куртки. Это новая молдавская форма. В нее были одеты отборные подразделения национальной армии, дравшиеся у мостов.

Бендеры забиты горелой и брошенной румыно-молдавской техникой. На наших глазах рабочие, ругаясь, лезут внутрь уткнувшегося в закопченную стену бэтээра, стоящего на спутанных мотках корда, оставшихся от колес, и достают оттуда нечто черное, скрюченно-пузырящееся. Оно более не обременено великой национальной идеей. Тут же стоит завалившаяся в кювет расстрелянная пожарная машина. Подумать только, в этом ночном аду пожарные, рискуя жизнью, ездили тушить пожары!

На первый взгляд, улица Ленина имеет обычный вид, но вот Семзенис дергает меня за рукав и показывает наверх. Там, по центру обращенной на северо-запад стены девятиэтажки, снарядная пробоина. Вокруг центральной площади все дома в оспинах. Посреди небольшого сквера — густо обстрелянный, расколотый крупнокалиберными пулями памятник в честь освобождения Бендер от немецко-фашистских захватчиков. Ну конечно! Это же не с нашими гвардейцами в перестрелку вступать! Обычный национализм в своем «высококультурном» проявлении.

В исклеванном пулями здании горисполкома — огромная дыра под одним из окон второго этажа. Внутри — полный разгром, видны разбитые шкафы. Ветерок носит по площади множество листов бумаги. Местами они сплошь устилают асфальт. Сбоку, под глухой стеной здания, следы гусениц. Видно, националы подходили сюда под защитой бронетехники, чтобы штурмануть дом. Отсюда они кидали гранаты в сторону черного хода.

Под елью, на клумбе у входа, стоит захваченная у мостов «Рапира» — молдавская противотанковая пушка. На ее щит набросаны ветки для маскировки, а на стволе висит чей-то камуфляж. Переглядываясь, читаем друг у друга в глазах: Это глупость. Какая может быть маскировка под зданием, которое у националистов первое на виду? Надо бы пушку поставить подальше, а еще лучше — найти ей достойную для обороны позицию. И вообще снова прав грубиян взводный — на центральной площади у исполкома до сих пор слишком много людей…

Гудящие коридоры усиливают это впечатление. Пару взводов, а то и роту защитников отсюда можно выслать на периметр обороны запросто… Не найдя никого из знакомых депутатов, выходим, пытаясь высмотреть, из чего это в горисполком мули так «угадали». И на уже знакомой нам Советской улице находим кучку жителей и бойцов, собравшуюся над лежащими на земле огромными артиллерийскими патронами. Из праздного любопытства стоймя поднимаем один из них. Он Витовту до плеча. Самого орудия нет. Националы, драпая, успели прихватить столь ценное имущество. Прикидываю: это могла быть та самая пушка, расчет которой ночью перестреляли Миша Тенин с товарищами. Хорошо сработали! Не то худо бы пришлось горисполкому! Но почему снаряды до сих пор валяются здесь? Не подходят к трофейной «Рапире»?

Под зданием телеграфа, на перекрестке улиц Ленина и Суворова, новая гора битой техники. Остовы грузовиков, посиневшие малокалиберные пушки. Говорят, это сработал взвод казаков, вечером девятнадцатого июня успевший прорваться к горисполкому. Они сражались как герои.

Для полноты экскурсии делаем бросок к транспортному кругу у мостов. Еще раз смотрим на дырявые прямоугольники окон предмостной девятиэтажки. Оказывается, там сидели агенты националистов — обычные бендерские горожане, корректировавшие огонь молдавской артиллерии по танкам ПМР, штурмовавшим мосты. Они могли видеть и передать врагу сведения о движении нашей колонны… Когда их схватили, оказалось, что они вовсе не молдаване, а люди вполне русские и даже зажиточные. Ну и развалы… Из одного и того же дома одни жители звонили в Тирасполь, а их соседи — в полицию и в Кишинев…

За кругом, на валах старой Бендерской крепости, копошатся солдаты Российской армии, делают амбразуры. Сподобились, как жареный петух всю задницу исклевал! Хорошо им румыны давеча наподдали! На всякий случай решаем близко не подходить, рассматриваем работы в бинокль. Как ни странно, мы им вовсе не сочувствуем. Давайте, трясите задницами! Сколько надо было людей укокошить, чтобы «русиш официрен унд зольдатен чуть-чуть думать голофа, брать шмайссер, лопатка и копать ямка»!

Еще второго марта молдавские волонтеры захватили военные склады в Кочиерах, окружили в одной из казарм солдат и офицеров, успевших разобрать оружие, и взяли в заложники семьи военнослужащих. Но командование 14-й армии во главе с Неткачевым ничего не сделало для помощи окруженным и освобождения заложников. Тогда это было поручено батальону гвардейцев Приднестровья под командованием майора Воронкова. Гвардейцы под огнем эвакуировали женщин и детей, в то время как русская армия пунктуально исполняла приказ «ни во что не вмешиваться». Была стрельба по машинам и автобусам с людьми, и были раненые и убитые, в том числе среди российских военнослужащих и граждан. Смертью храбрых погиб и комбат Воронков. Но Неткачеву все сошло с рук. Была у него и его штаба в запасе хитрость: если убит или похищен кто-то из военнослужащих или членов его семьи, в Москву подают данные, что это происшествие не имеет отношения к Российской армии, потому что этот военнослужащий якобы раньше успел присягнуть на верность Приднестровью. Известно, что все принявшие присягу ПМР увольняются моментально, с потерей пенсии и всех социальных гарантий. И все же многие офицеры и прапорщики на это идут. А те из них, к кому домой уже пришла беда, — и подавно. Так и пишут в своих заявлениях: «В связи с тем, что я хочу защищать свой дом и свою семью, а четырнадцатая армия соблюдает нейтралитет, прошу принять меня в ряды гвардии ПМР».

В обратный путь пускаемся параллельной улицей и где-то посреди нее замечаем, как в магазин впархивает стая лампасно-галифастых попугаев. Подходим ближе и через разбитые витрины видим нежные объятия казаков с телевизорами. Начинают тащить. Самый здоровый, пузатый громила обхватил большой «Блэк Тринитрон» и направляется с ним к дверям. По залу с криком, пытаясь пресечь мародерство, мечется то ли хорунжий, то ли есаул. Подчиненные его не слушают. И тогда он выкрикивает последний аргумент: «Братцы, да что вы себя не жалеете! Ведь примета есть — кто до боя трофей потянет, непременно убьют!» Это вдруг действует. Пузатый останавливается. На его щекастом красном, как помидор, лице видна борьба жадности и суеверия. Затем он разражается площадной бранью и бросает на пол тяжеленный телевизор. Оглушительно лопается кинескоп, по полу летят осколки. Хорунжий и другие подпрыгивают, как девчонки над скакалкой. Раздосадованный пузатый кричит:

— Казаки! Бей румын! Айда за мной!!!

Вся банда выскакивает из магазина и бежит куда-то в сторону горисполкома и базарной площади.

— Молодцы, — иронизирует Семзенис. — В ту сторону им до румын километров пять махать…

Казачья вольница. Рядом сражались их братья-герои, а эти ведут себя как шалопаи… Возвращаемся полные впечатлений и как раз вовремя. Вездесущий Али-Паша занялся пресечением пьянства и постановкой под контроль наличного алкоголя. Участвуя в затеянном им обходе, диву даюсь, как много спиртного у меня под носом было стащено из окрестных магазинов. В результате разборок теряю часть завязавшихся было отношений. Я тоже был против пьянок, и меня подозревают в закладе. После обхода все сумрачно успокаиваются. С досады никто ни с кем не хочет говорить.