22 августа 2004 года. Воскресенье

Всю ночь месят винтами тьму, гудят над нами уходящие от Грозного в сторону гор боевые вертолеты.

Утром из города привозят одну за другой перевернутые с ног на голову противоречивые новости вчерашнего дня.

Самые первые тащат нам не ночевавшие здесь пэпээсники и охрана. С их слов, только в нашем отделе погибли тринадцать человек. Восемь человек, охранявших автовокзал, все взяты в плен, один из них отпущен, двое убиты.

У автовокзала боевики расстреляли в упор несколько машин, обстреляли стоящий рядом 29-й блокпост новосибирского ОМОНа и напали на само здание.

Несколько позже подъезжает Тамерлан. По дороге сюда он заехал в РОВД, откуда привез несколько иные новости. В нашем районе погибло около двух десятков сотрудников, двое из них из нашего отдела — это Тегеран и Большой Бармалей. Последний был убит на улице Мусорова, на прямой дороге между отделом и комендатурой. Там же погибли несколько сотрудников республиканского полка ППС. Боевики расстреливали одну за другой их машины.

Большой Бармалей в 1999–2000 году в составе народного ополчения участвовал в освобождении Грозного. Он один из первых сотрудников отдела.

Еще более поздние подробности: на автовокзале были убиты сотрудники полка ППС, что в этот момент проезжали мимо на машинах. Когда за их трупами заехали товарищи из полка, последние, опасаясь нового нападения и чтобы не оставлять на автовокзале чеченцев нашего отдела одних, забрали с собой всю группу, всех, кто охранял этот избирательный участок. Сегодня утром они вернулись на вокзал.

Приезжавшие сюда вчерашним вечером два опера и водитель дежурной части по дороге в отдел были остановлены на 12-м участке боевиками, где их вытащили из машины и собирались на всякий случай расстрелять. Опера, бывшие в гражданке, успели выбросить в темноту оружие и служебные удостоверения. Перед ними на этом месте уже уходящие из города в сторону 56-го участка боевики успели убить двоих сотрудников. Непонятно, как и почему, но словам оперов, что они не милиционеры, боевики все же поверили, а вот водителю в глубоком страхе пришлось долго доказывать, что он буквально вчера начал работать в милиции и кроме руля машины ничего не видел. У него забрали оружие и тоже отпустили.

Боевики ушли через час после нападения. Ушли, оставив после себя забрызганный кровью асфальт, выгнувшихся, окоченевших мертвяков, вздрагивающие, влажные от слез глаза матерей.

С самого утра внутри школы, подальше от любопытных глаз, разворачивается дивный маскарад с участием нескольких местных милиционеров. Они, быстро и сноровисто забивая в пакеты форменные кители и пряча их между столов, переодеваются в гражданку.

Ах, сволота!.. Сквозь тонкие карманы легких рубах просвечиваются очертания красных книжиц. Паспорт гражданина Российской Федерации — вот что скрывается у них в застегнутом нагрудном кармане. Удостоверения сотрудников милиции куда-то бесследно исчезают. Черные холодные автоматы предательски брошены в дальнем углу либо же вообще забыты дома сегодняшним утром. Так легче и безболезненней отбивать нападение. Если у тебя еще есть оружие, то его можно бросить в окно, а затем и сказать, что ты вообще гражданский, а сюда случайно на пять минут забежал.

Малодушные! Трусы, каким нет пощады!.. Мое решение только одно: при первых признаках сдачи в плен, потратить на предателей боекомплект.

Двое русских здесь, я и Опер, в гражданку мы не переодеваемся, во-первых, потому, что у нас ее попросту нет, во-вторых, потому, что и в этой гражданке нам все равно не сносить голов, а в-третьих, не из того теста мы сделаны. Мы крутой, русской закваски. Если местным есть хоть какой-то шанс выжить в плену, то наш плен ведет только к краю какой-нибудь придорожной канавы, где босые, лицом вниз, с раскинутыми руками, мы будем собирать тучи трупных зеленых мух. Это и то лучший вариант. А можно запросто попасть на широкие, нетесаные лапы креста. Сидящие в высоких горах «истинные правоверные мусульмане» от скуки иногда балуют себя подобными распятиями иноверцев.

Полдня местные сидят на улице и возбужденно перебирают кровавые события былого дня. Говорят по-чеченски, и я понимаю лишь некоторые слова о Минутке, где также вчера были убитые и раненые.

К школе подходят четверо подростков из поселка, долго о чем-то выспрашивают, а затем скрываются в чаще «зеленки». Киваю на них Оперу: шпионы, мать их! Тот молча соглашается. Затем я веду Опера в коридор, где лепится на потолке чердачный выход на крышу. Это, в случае чего, путь нашего отхода. Если у врага не будет минометов, там можно продержаться около двадцати минут. А это много.

Надежды на чеченцев никакой. За исключением Тамерлана, Ахмеда да еще пары человек, мы сомневаемся во всех. Они сразу же руки в гору подымут.

Вечером Опер уезжает с Вампиром на разведку в город. Я заказываю ему что-нибудь из провизии, так как за день съел только четыре пирожка и несколько печений.

Чтобы убить время, ложусь спать.

К вечеру собирается почти весь состав группы охраны избирательного участка, все те, кто должен нести здесь службу, но кого за эти дни на участке не наблюдалось. Они встревоженно переговариваются между собой, сами себя успокаивают, дожидаются заката и, посчитав, что второй такой вчерашней беды случиться уже не может, торопливо разъезжаются по домам. Мы остаемся вчетвером.

Через час вернувшийся из города Опер, выкатив веселые глаза и уперев ноги в порог, описывает мне городские картины: везде войска, солдаты, простреленные, изорванные осколками вывески и плакаты, магазины и рынки все до одного закрыты, на улице ни души, весь день по городу поднимают трупы, в основном чеченских милиционеров и вояк. Погибли в большинстве своем те, кто передвигался в тот вечер по городу на машинах или пешком. Боевики останавливали их на своих постах и, увидев документы или если они были просто в форме, убивали.

Я молча киваю и уплетаю за обе щеки привезенный Опером жирный кусок колбасы. Чувство бесконечной собачьей любви к своему неунывающему товарищу барахтается в моей душе.