30 июля 2004 года. Пятница

С сегодняшнего дня Рамзес Безобразный взял в руки вожжи управления нашей службой. Сел он на место Тамерлана и давай включать разные рычаги работы. Хвать один рычаг — не работает! Хвать второй — не работает! Третий — не работает! Четвертый, пятый, шестой… — ни один не работает. Никто не слушается. Ничего не получается. Мы в глаза говорим Безобразному о нежелании служить с ним в одном подразделении.

Однако не такая птица Рамзес, чтобы расстраиваться по пустякам. Он даже не стал ни о чем задумываться, а только махнул рукой и сгинул.

Чтобы скоротать время до обеденного построения, скинув с себя одежду, я ложусь спать.

Построение. Во главе с Безобразным мы едем по бесконечным жалобам администрации района о разборках домов. Раньше на улице Сайханова стояли многочисленные, хоть и заброшенные, но целые дома, еще вполне подлежащие восстановлению. Теперь на их месте огромные руины, возникшие лишь за месяц. Война не коснулась их, но они пошли прахом сейчас.

Еще до обеда наши участковые привезли в отдел схваченных на разборках домов трех молодых чеченцев. Они долго сидят на крыльце отдела, пока их по очереди допрашивает в своем кабинете дознаватель.

Дом культуры встречает нас грудой битого кирпича. Кое-где еще виднеются кривые зубы торчащих в небо плит. Кажется, что пыль не успевает оседать на этих заваленных наземь стенах. Их громадные остовы растаскиваются за какие-то часы.

Другой дом по той же улице — жалкая часть не разобранной до конца трехэтажки. Я захожу в первый подъезд. Стены его вынесены артиллерией, и прямо с порога начинается квартира. В белой бетонной крошке, среди человеческих испражнений валяется тряпичная детская кукла с оторванными ногами и рукой. Посредине комнаты открыта большая крышка подвала, вниз от которой ведет сломанная деревянная лестница. Вокруг все завалено бумагой и мусором. Из подвала вылетает черное облако мух и с отвратительным жужжанием рассеивается в тусклом свете квартиры. Мухи скапливаются в подвале на земле, от которой несет сырым, противно-сладким запахом мертвецов. Этот запах мечется под пробитым насквозь потолком, сгущается в щелях наваленных друг на друга стен, стекает с них обратно на землю к своим неопознанным, наспех засыпанным без памяти и без слез трупам. Я ухожу.

Автобус наш, дрожа латаными-перелатаными жестяными боками, везет всю группу к следующему пункту нашего маршрута — на площадь Минутку. Но и на Минутке сегодня никого нет, и мы беспечно бродим по захламленным, исковерканным дворам. Мы неторопливо бросаем камешки в пробоины стен и аукаем в открытые пустоты окон. Набив полные карманы зелеными сливами, мелкими группами возвращаемся к машине.

Вечером Рэгс отправляет в комендантский патруль две группы по десять человек. Все вместе мы медленно подходим к рынку, набираем там воды, пива, семечек, и кривыми, напрочь вымершими улочками выходим на школьный двор, из которого хорошо просматривается освещенная электричеством территория отдела. Нас не видно. Мы сидим на мягкой зеленой траве, потихоньку травим анекдоты, пьем кто воду, а кто пиво.

Душистый летний вечер окутывает мир. Теплый воздух, как волны рваного густого тумана, течет мимо нас. Огромная золотая луна медленно поднимается над черными кронами широких деревьев. Необыкновенная ее красота завораживает нас. Наши камуфляжи, заштопанные, испачканные грязью дорог, наши боевые, оглохшие от стрельбы автоматы, аккуратно сложенные у ног, слабо напоминают о необратимости минувших дней…

В 23.00 мы по одному, скрытно, чтобы не попасть на глаза дежурному Кипитану-Кипежу, обязательно бы запихавшему нас на ночные посты, возвращаемся в отдел, местные разъезжаются по домам. Общий уговор: патруль был до 02.00.