В первых числах марта в порту города Николаева был полный аврал. В спешном порядке на десятиградусном морозе, необычном для юга Украины в это время, шла погрузка транспортов Министерства морского флота СССР. Загружали сельскохозяйственную технику, а старые докеры цокали языками, и, дымя „Беломором“, понимающе переглядывались друг с другом:

— Какие, к черту, комбайны? Это же точняк — ракеты! Наверное, опять на Кубу… Во, гляди, ей Богу, похожи на солдат! Все — в одинаковой одежде! Комбайнеры, елы-палы!

— Ладно, мужики, кончай курить! — раздался голос бригадира. — Не наше это дело, в конце концов! Загружай сначала в твиндеки!

…Первым ушел сухогруз „Роза Люксенбург“, за ним — „Георгий Чичерин“ и еще больше десятка транспортов. Последним отчалил „Дмитрий Полуян“. В грузовых твиндеках каждого транспорта была боевая техника (пусковые установки, ракеты, „Шилки“) двух дивизионов, а на верхней палубе — дизель-генераторы, грузовые автомобили и прочая техника, якобы гражданского назначения. Личный состав ракетных дивизионов находился в трюмах, появляться на палубе солдатам запретили. О порте назначения капитанам судов сообщили после прохождения Мраморного моря, при подходе к проливу Дарданеллы.

Переход выдался тяжелым, часто штормило. В трюмах, заполненных под завязку солдатами, было душно, многие страдали морской болезнью, спертый воздух был пропитан миазмами не переваренной пищи. Никто не знал, куда их везут. „В страну с жарким и сухим климатом“, — говорили офицеры, сами лишь догадываясь о месте, где им всем предстоит выполнять интернациональный долг.

— Это где же такой климат? — задавались вопросом солдаты в трюме.

— В Австралии, — сказал один из бойцов, знаток географии.

— Ага, аборигенам будем помогать, — добавил другой. — Самолеты сбивать…

— Вы чего, пацаны? — усомнился кто-то. — Какая Австралия? До нее плыть и плыть… Это где-то поближе, мы же, кажется, в Средиземном море… Ой, больше не могу, блевать охота…

Начиная с 8 марта, в египетский порт Александрия стали прибывать советские транспорты с „сельхозтехникой“. Отстояв несколько часов на рейде, дожидаясь ночи, каждый сухогруз швартовался в порту, и на берег, покачиваясь, сходили группы молодых парней, одетых в одинаковые костюмы с беретами на коротко стриженных головах. Встречавшие египтяне вели их в огромный металлический ангар, где каждому выдавался комплект полевой формы песочного цвета. Солдаты быстро переодевались и их, смешных и нелепо выглядевших в военной форме — не по размеру большой (подгонять некогда и некому!), отправляли обратно к судам помогать в разгрузке.

Работа шла споро, скрипели портальные краны, египетские докеры азартно кричали международные „вира и майна“, на берег опускались деревянные ящики и какие-то машины. В темноту египетской ночи, рыча мощными моторами, уходили явно не комбайны, а что-то другое, укрытое зеленым брезентом. И этой неизвестной докерам техники было очень много. Работать приходилось каждую ночь. Слава Аллаху, радостно говорили докеры, глядя на усеянное звездами небо. Тем, кому повезло, платили за разгрузку по повышенному тарифу. Докеры были довольны, более того — счастливы, ведь можно будет порадовать жен и детей мясом и сладостями, такими редкими для простой египетской семьи…

Местом сбора прибывающих ракетных дивизионов и вспомогательных подразделений был назначен огромный парк на восточной окраине Александрии, где располагался дворцовый комплекс короля Фарука, последнего монарха Египта. На случай возможного нападения израильской авиации развернули четыре пусковые установки „Печоры“ и пару „Шилок“. Среди финиковых пальм, огромных фикусов и хвойных деревьев, похожих на низенькие сосны, советские солдаты и офицеры получали табельное оружие, там же формировались походные колонны боевой техники, каждую ночь уходившие по старой пустынной дороге в направлении Каира. В голове, середине и в хвосте каждой колонны, ощетинившись стволами, шли „Шилки“.

Истребители МиГ-21МФ в разобранном виде были переброшены в Египет огромными четырехмоторными „аннушками“, военно-транспортными самолетами Ан-12. С аэродромов Мерса-Матрух и Каир-Вест в небо Египта поднимались самолеты-разведчики 5-й Средиземноморской эскадры ВМФ. Несколько кораблей эскадры стояли, как обычно, в портах Александрии и Порт-Саида, основные силы занимались в нейтральных водах подготовкой к предстоящим учениям „Океан“. В круглосуточном режиме работали все корабельные службы радиоперехвата…

К середине марта в приканальной зоне, в предместьях Каира, Александрии и Асуана было развернуто около двадцати зенитно-ракетных дивизионов. Количество советских „добровольцев“ достигло двух тысяч солдат и офицеров и продолжало стремительно увеличиваться. Об операции под кодовым названием „Кавказ“ знали только генералы в аппарате главного военного советника Катушкина, резидентуры ГРУ и ПГУ. И, разумеется, в Москве, в здании Генштаба на Арбатской площади. Как это ни странно, в полном неведении были многочисленные советники в войсках и штабах, а контрразведывательные мероприятия (включая дезинформацию), разработанные в Москве и Каире, оказались настолько успешными, что израильская разведка получила информацию о высадившейся в Александрии дивизии ПВО слишком поздно…

— Юрий Федорович, собирайтесь! Едем в Каир! — крикнул Полещук, кубарем скатываясь в мальгу, где Агеев лежал на койке и крутил колесико настройки портативного радиоприемника. — Только что позвонил батальонный из Абу-Сувейра, сказал, что можно ехать. Ура!

— Ну, наконец-то! — радостно сказал Агеев, вскакивая с кровати. — Дождались! А то я уже бездельем маюсь, все наладил, сам знаешь, доложил о готовности станций… Набиль даст машину?

— Ага, до самого Каира, — ответил Полещук, запихивая в портфель грязный комплект полевой формы, белье и носки. — Вот накопилось-то нестиранного! Живем как свиньи… Повезло нам, товарищ капитан, с транспортом — Набиль кого-то из офицеров отправляет в Каир по делу, кажется, Аделя. Очень кстати. — Он защелкнул портфель. — Я готов! Бедному собраться — только подпоясаться.

— Сколько дней дали на отдых? — спросил Агеев, разглаживая на койке одеяло.

— А то вы не знаете? Как обычно, два дня, — ответил Полещук. — Точнее, полтора. Ну, побыстрее, Юрий Федорович! Время работает против нас! Я пошел. Догоняйте! Машина у КП роты…

У ротного газика курил лейтенант Адель, нетерпеливо поглядывая в сторону идущих по дороге Агеева и Полещука.

Адель — высокий молодой человек с крупными чертами смуглого чисто выбритого лица, внушительным носом, не казавшимся, однако, большим, закончил инженерный факультет Каирского университета и, попав в армию, довольно быстро освоился с царящими в ней порядками, а свою природную скромность пытался скрыть нарочитой грубоватостью особенно при общении с рядовыми бойцами.

— Ялла, щаггиль мухаррик! [Давай, заводи! — араб. ] — сказал он водителю, забираясь в машину.

— Долго собирались, Искяндер! — с недовольством в голосе произнес Адель. — Ялла бина, вахш! — повернул он к водителю. — Поехали!

По пути разговорились. О радарах, самолетах-разведчиках „Вотур“, несколько раз появлявшихся над позициями, несговорчивых алжирцах, отказывавшихся прикрывать роту, оказавшуюся сиротой на стыке двух полевых армий, второй и третьей, ни одна из которых не испытывала желания защитить в случае чего чужое для них подразделение ПВО. Вспомнили солдатика-бедолагу, подорвавшегося ночью на минном поле за колючкой — чего его туда занесло? Затем разговор плавно перешел на Каир, развлечения, египетских певиц, русскую водку и ее положительном влиянии на самочувствие людей в холодном русском климате.

Полещук машинально переводил, поглядывая на пустынный пейзаж за окном, а мысленно уже был с Тэтой, ну и с приятелями, конечно, — очень хотелось выпить в дружеской компании, а совместить одно с другим — нереально — вот проблема, черт побери! О красивой гречанке он вспоминал очень часто, иногда она приходила к нему во снах и, просыпаясь, Полещук мучительно пытался восстановить в памяти увиденное: милые плачущие глаза Тэты, ее прекрасное обнаженное тело, такое родное и желанное… Никакая она не разведчица, успокаивал он себя, подумаешь, предложила полететь в Грецию. Импульсивное женское желание быть рядом с любимым человеком! А люблю ли я ее? А она? Или все это — сиюминутная страсть? Ладно я, размышлял Полещук, живу в чужой мусульманской стране, где из доступных для общения девушек — одни шармуты, от пяти фунтов и выше… Но она-то — красивая гречанка, европейка, за которой мужики явно ходят табунами…

— Саша, ты чего задумался? — спросил Агеев, вернув Полещука в египетскую пустыню. — Как бы соколы израильские нас не долбанули по дороге! Помнишь „Скайхоки“ возле Суэца?

— Да не должны, — ответил Полещук, глядя через окно газика вверх, на небо. — Последнее время чего-то поутихли, замышляют, наверное, какую-нибудь очередную пакость.

Впереди появились зеленые сады Исмаилии. Маленькие одноэтажные домишки пригорода утопали в зарослях бананов и акаций, высоченные пальмы лениво покачивали своими широкими разлапистыми кронами, среди которых желтели гроздья фиников, в отдалении виднелись знаменитые манговые сады. Устремившись полумесяцем к небу, белел высокий минарет мечети.

— Адель, давай по зеленой дороге поедем, — сказал Полещук, положив руку на плечо лейтенанта. — Так надоела пустыня!

— А мы так и едем, — обернулся Адель. — Ты, Искяндер, наверное, пустыню настоящую не видел? — сказал он и засмеялся. — Это разве пустыня? — ткнул он пальцем в открытое окно газика. — Поедем, поедем, нет проблем! Вот сейчас свернем налево и вдоль искусственного канала до самого Каира… К обеду будем дома, инша Алла!

Тенистая дорога рядом с грязно-серой лентой пресноводного канала радовала взор. Глядя на акации, пальмы и цветущие тамариски, осликов, семенящих с тележками, наполненными овощами, феллахов, копошившихся вдалеке справа, остроконечные глинобитные башни голубятен, возвышающиеся над лачугами, Полещуку казалось, что он попал в другой мир, тихий и спокойный, в котором нет даже намека на войну. Полещук посмотрел на Агеева. Тот дремал.

Надо будет Сафвату позвонить, подумал Полещук, как он там? Наверное, уже дома? И виски хлещет, заливая трагедию с потерей батальона… Озеров, вспомнил Полещук, надо их состыковать, обещал же… А может, не стоит? Нет, такой вариант не пройдет, эти ребята достанут… Ладно, попробую, тем более Сафват согласился пойти на контакт с нашей разведкой. Времени только мало, подумал Полещук, на все про все — несчастных полтора дня! И он немного расстроился.

Через час показались пригороды Каира, газик свернул налево, на улицу Порт-Саид, и по объездной дороге помчался в направлении Гелиополиса. Вскоре за окном замелькали белые корпуса университета Айн-Шамс; Полещук посмотрел на часы: Адель был прав, время близилось к обеду…

— Нет, нет, Юрий Федорович, я — к себе, — отмахнулся Полещук от приглашения Агеева пообедать домашним борщом. — Душ приму, потом надо в офис главного заскочить за письмами. Перекушу где-нибудь по дороге, дел много…

— А то давай, по сто грамм выпьем под борщок! — уговаривал Агеев. — Моя Маруся такой борщ готовит — пальчики оближешь!

— В другой раз, Юрий Федорович! — сказал Полещук. — Может, завтра. — И, размахивая портфелем, помчался к лифту.

В квартире никого не было. Полещук стащил с себя пропотевшую овероль и кинул ее в угол. Туда же швырнул грязную форму и белье из портфеля, снял майку и трусы и голышом прошел в душевую. Завтра утром ему вручат пакет со всем этим, но выстиранным и отглаженным Настроение заметно улучшилось — впереди почти два дня отдыха в столице. Стоя под струйками воды, Полещук размышлял, куда рвануть сначала, а куда потом. Перекушу куфтой внизу с бутылочкой „Стеллы“, подумал он, затем надо будет позвонить Сафвату. Или Тэте? Ладно, обдумаю за пивом, решил Полещук и потянулся за полотенцем. Вытираясь, стал рассматривать себя в зеркале. На него смотрел кучерявый молодой человек со смуглым небритым лицом и густыми черными усами. Ну и рожа, подумал Полещук и стал искать бритвенный станок…

Натягивая джинсы, он услышал стук в дверь и пошел открывать. На пороге с сигаретой во рту стоял Сережа Лякин.

— Здорово, Щука! — радостно сказал он. — Давненько тебя не было, заждался. Думал, не случилось ли что-нибудь…

Друзья обнялись. Лякин уселся в потертое кресло, кинул на журнальный столик пачку „Клеопатры“. Полещук устроился рядом и закурил.

— Ну, рассказывай! — сказал Лякин. — Как там твой Фаид? Бомбили?

— В Фаиде пока все нормально, — ответил Полещук. — Налетов не было. Да мы и радары еще не включили… А ты как?

— А че, я? — усмехнулся Лякин в свои пшеничные усы. — Порядок в танковых войсках! Чуток потрепали жидовичи, но броня крепка! Выпить есть?

— Откуда, Серега? Я только что приехал.

— Может, по пиву, Сань? — спросил Лякин и потянулся за сигаретами. — Жарко сегодня. А?

— Давай! Только недолго, дел куча. Кстати, как у тебя с деньгами? Я еще не успел получить.

— На „Стеллу“ и спиртягу из аптеки хватит, — сказал Лякин и похлопал рукой по карману. — Пошли!

На торговом пятачке через дорогу от многоэтажек ничего не изменилось. В лавках, заполненных всякой всячиной, крутились, выбирая товар, местные арабы вперемежку с нашими женщинами, женами специалистов. Торговцы-египтяне на ломаном русском языке наперебой расхваливали товар, раздевая глазами легко одетых фигуристых русских женщин. „Мадам русия квейс! — восхищенно говорили они. — Купи, мадам, дешево отдам!“ Глазами-то женщин ели, но грань приличий старались не переступать: все арабы, по крайней мере, этого квартала Насер-сити, прекрасно знали, что их мужья воюют на Суэцком канале, не говоря уже о том, что любая попытка проявления сексуального интереса может закончиться мордобитием в участке полиции или, что еще страшнее, в мухабарат. После чего можно легко лишиться всего, и загреметь в калабуш [тюрьма — егип.].

Друзья расположились под навесом и заказали, как обычно, куфту и пару пива. Запотевшие бутылки „Стеллы“ им принесли быстро, Полещук нетерпеливо наполнил бокал, залпом его выпил и налил еще.

— Да, Серега, — сказал он, вытирая от пены усы. — Вот, о чем я мечтал эти недели в Фаиде — о холодненьком пиве! Кайф!

— Еще бы, — согласился Лякин, закуривая. — Слыхал новость?

— Какую?

— „Голос Израиля“ передал о том, что в Египет прибыли советские войска с ракетами „САМ-3“, самолетами-истребителями и прочим.

— Да, ты что? — удивился Полещук. — Врут, наверное. Как все вражьи голоса. А потом — если это правда, то где они? Ты лично видел?

— Я — нет, — сказал Лякин, проводя пальцем по влажной бутылке „Стеллы“. — И никто не видел.

— Значит, врут, — констатировал Полещук. — Нагоняют ажиотаж…

— А, если — правда? — задумчиво спросил Лякин. — Представляешь, старик, какая начнется заваруха? Ведь Штаты, как пить дать, вмешаются!

— Ну, тебя на хрен с такими прогнозами! — сказал Полещук. — Ты еще о ядерной войне порассуждай! Политик! Давай-ка лучше куфтой займемся, а то остынет…

Перекусив, друзья расстались до вечера. Полещук с трудом уговорил Лякина не ехать с ним, сославшись на предстоящее свидание с гречанкой Тэтой. Какие, мол, от друга секреты? Но, молчок, никому ни слова! Попросив у Лякина несколько фунтов в долг, он тормознул такси и поехал в аппарат ГВС за деньгами и письмами.

На половине пути, остановившись у телефона-автомата возле какого-то кафе, Полещук набрал номер квартиры подполковника Сафвата. Ответила жена, Муна. Радостным голосом она сказала, что Сафвата выписали из госпиталя и дали отпуск. Сейчас он у друзей, но к вечеру обещал быть дома. Полещук попросил Муну передать мужу привет и сказал, что позвонит позже, ближе к вечеру. Второй звонок Полещук сделал в отель аэропорта и на английском языке спросил мисс Тэту Эстатопуло из компании „Олимпик“. Мужской голос ответил, что мисс Тэта прилетает завтра утром, номера для экипажа уже забронированы. В общем, все идет, похоже, по плану, подумал Полещук, вешая трубку. Он забрался в салон ожидавшего его такси и махнул рукой водителю. Ялла бина! Поехали!

Не напиться бы сегодня, подумал Полещук, будь-то с Сафватом или с коллегами в Насер-сити. Ведь четверг, многие с канала приедут… Сначала будет разминка вонючим спиртом, а потом — вперед в „Аризону“ или „Мэриленд“… С песнями! Вариант встречи с Сафватом тоже имеет предсказуемые последствия: турне по барам, затем еще куда-нибудь… В любом случае утром с похмелюги буду никакой! А как же Тэта? И Полещук потрогал маленький золотой крестик под рубашкой, который стал для него чем-то вроде оберега или талисмана. Нет, никак нельзя пить сегодня. Разве что чуть-чуть… Он вспомнил слова Сереги Лякина о сообщении радио Израиля. Врут или не врут, а надо бы, действительно, послушать евреев.

Как раз в то время, когда Полещук ехал в салоне видавшего виды „фиата“ по улицам Каира, в просторном кабинете генерал-полковника Ивана Катушкина проходило совещание руководства группы советских военных специалистов и командования Особой дивизии ПВО. Впрочем, это совещание больше походило на форменный разнос. Генерал Катушкин был в ярости.

— Мудаки! — орал он. — Ракетчики хреновы! Кого сбили?!! Египетский Ил-28, заходивший на посадку! Генерал Сизарев, доложите, как это случилось!

— Товарищ генерал-полковник, — поднялся советник командующего ПВО. — Я хочу…

— Отставить! — сказал Катушкин. — Садитесь! — передумал главный, и обвел тяжелым взглядом всех сидевших в кабинете. — Командир дивизии генерал-майор Саблин! Встать! Доложите, каким образом ваши ракетчики умудрились сбить бомбардировщик местной стороны?! — По желвакам на лице генерал-полковника было понятно, что ничего хорошего от этого совещания ждать не придется. Никому. — Сначала секретную „Шилку“ едва не потеряли на марше, потом, извините, обос…лись, нажравшись мандаринов… — продолжал кипятиться Катушкин, — а теперь вместо „Фантома“ своих сбили! Что я буду докладывать в Москву? Меня же маршал Гречко матюгами обложит! И будет прав! Ну, Саблин?…

— Хочу пояснить, товарищ генерал-полковник, — встал по стойке смирно командир Особой дивизии ПВО, — что самолет не отвечал на запрос и был сбит двумя ракетами дивизиона подполковника Кудымцева.

— Вы разобрались, почему не отвечал? — спросил Катушкин.

— Так точно, товарищ генерал-полковник! — спокойно ответил комдив, но его голос едва заметно дрогнул. — Запросчик старый — „Кремний-1“. А у нас другой — „Кремний-2“, которым мы заменили систему опознавания после хищения израильтянами РЛС П-12 в Рас-Гарибе.

— А что, генерал, нельзя было уточнить информацию о наличии или отсутствии в воздухе египетских самолетов? — язвительно спросил генерал Катушкин. — Это же не Синай, а база Каир-Вест!

— Конечно можно, товарищ генерал-полковник, — ответил Саблин. — Мы так и сделали. Подполковник Реутский, находившийся на КП, оперативно связался с дежурными по авиабазе и получил отрицательный ответ: местных самолетов в воздушном пространстве нет. После чего Кудымцев дал команду на пуск…

— Садитесь, генерал! — произнес Катушкин и замолчал. — Так… Первый блин комом! Херовое начало… — произнес он после некоторого раздумья. — Погибли три местных офицера… А виноватых, вроде как нет… Да…

Генералы в темных костюмах, белых рубашках и при галстуках молча смотрели на главного военного советника в ожидании вердикта. Катушкин молчал. Едва слышно шумел кондиционер. Генерал Дольский что-то шепнул на ухо Сизареву. Комдив Саблин листал свой блокнот. На портрет президента Насера, пожужжав, села зеленая муха…

— Генерал-майор Саблин! — нарушил, наконец, молчание главный военный советник.

Командир Особой дивизии ПВО отложил блокнот и встал. Все смотрели на Катушкина.

— Подполковникам Кудымцеву и Реутскому объявить неполное служебное соответствие, — объявил он, — и откомандировать в Союз! Все!

— Но, товарищ генерал-полковник! — вскочил с места генерал Сизарев. — Так нельзя, это достойные боевые командиры! Они абсолютно правильно действовали! Прошу отменить ваше решение!

— Я тоже не согласен, — сказал генерал Саблин. — Если вам нужен стрелочник, товарищ генерал-полковник, прошу откомандировать меня!

— Это что за демократия такая? — произнес Катушкин и стукнул указкой по столу. — Вы в армии или где? Нам поручено сбивать израильские самолеты, а не ху…чить ракетами по своим!

— Вот именно, — поддержал Катушкина замполит Верясов. — Неправильное понимание политики партии и приводит к таким ошибкам. У нас не может быть демократии, есть решения съезда, есть партийная дисциплина. — Его круглое лицо покраснело, складки приобрели багровый оттенок. — Товарищ Саблин, я поручу вашему замполиту провести партийное, извиняюсь — профсоюзное собрание. Виновники гибели трех египетских офицеров должны быть наказаны. — Он посмотрел на генерала Катушкина. — И откомандированы в двадцать четыре часа…

В кабинете нарастал гул голосов. Главный военный советник встал, прошелся с указкой в руке вдоль длинного стола, посмотрел на портрет Насера, согнал с него зеленую муху. Потом вернулся на свое место, налил из графина воды. Выпил, подергал узел галстука. Похоже, что-то мучило генерала.

— Есть, у кого закурить? — спросил Катушкин и взял протянутую ему пачку „Мальборо“. Вытащил сигарету и прикурил от зажигалки генерала Дольского.

— Значит так, — сказал он и пыхнул дымом. — Отменяю свое решение об откомандировании провинившихся офицеров. — Катушкин посмотрел на генерала Саблина. — Но неполное служебное соответствие оставляю в силе. Пусть воюют, но если еще что-нибудь такое… Лично отыщу такой гарнизон, в такой дыре… — Он вмял окурок в пепельницу. — Был сегодня на ковре у министра. Думал, разнос устроит по поводу Ил-28, а Фавзи чуть в ладони не захлопал от радости. САМ-3 — отличные ракеты! Квейс!

Генералы удивленно притихли, слушая главного советника. Верясов укоризненно покачал головой. А Катушкин продолжал:

— Старшим по ПВО и главному инженеру: проконтролировать строительство ракетных позиций. Техника уже здесь, а позиции местная сторона еще не подготовила. Безобразие! — Катушкин поискал глазами:

— Я не вижу инженера, где полковник Грицанюк? Почему сидите? Встать! — повысил голос главный военный советник.

— Товарищ генерал-полковник, — вскочил с места Грицанюк. — Не дают строить! Бомбят, люди разбегаются… Стали работать по ночам — все равно бомбят да еще и напалм, сволочи, применяют! Много жертв, рабочие боятся…

— Напалм? — удивился Катушкин, хотя ему уже докладывали о применении авиацией Израиля напалмовых бомб. — Генерал Сизарев, разберитесь, в конце концов, в этой ситуации! Выделите средства ПВО местной стороны для прикрытия объектов строительства! А вам, полковник, — жестко контролировать ход работ, все сроки прошли! Это главное. Далее: генералам Сизареву и Саблину — обеспечить полную боеготовность ракетных дивизионов вне зависимости от подготовленности позиций. Занять временные! Зоны прикрытия вам известны, лично объехать все дивизионы, от Каира до Асуана. Задача ясна!

— Так точно, товарищ генерал-полковник! — вытянулись Сизарев и Саблин.

— Задачи авиационной группы, — произнес Катушкин и посмотрел на генерала Дольского. Тот поднялся со стула. — 35-я истребительная бригада прикрывает все промышленные и военные объекты северной части страны. — Он с указкой подошел к карте. — От Порт-Саида на востоке до Мерса-Матруха на западе. 135-я бригада — центральные районы Египта и Асуанскую плотину на юге. Григорий Устинович, к вам большая просьба и одновременно приказ:

— Не дай Бог, чтобы кто-либо из твоих летунов оказался на другой стороне канала! Не пе-ре-се-кать линию канала! Об этом им говорили в Москве, я — повторяю. Собьют евреи, в плен возьмут — ничего не знаем! И летчика не знаем! Документов нет, кого сбили — неизвестно! Думаю, всем все понятно. Перекур! Григорий Устинович, задержись на минуту! — сказал Катушкин, тронув рукав пиджака генерал-майора авиации Дольского. Тот остановился у выхода из кабинета. Катушкин подождал пока все выйдут, захлопнул дверь и сказал:

— Помнишь, наш разговор насчет американских летчиков, воюющих в составе ВВС Израиля? С вьетнамским опытом и прочим…

— Так точно, Иван Сергеевич, хорошо помню, — ответил Дольский и вопросительно посмотрел на главного. — А что?

— А то, — усмехнулся Катушкин, — нет у них американцев! Выдумки все это, херня, одним словом!

— Мне докладывала местная сторона…, - начал объяснять Дольский, но Катушкин его прервал:

— Знаю, врали… Выдавали желаемое за действительное, — безапелляционно сказал генерал-полковник. — Из политических соображений… Недавно получил ответ из Москвы на свой запрос, надеюсь, догадываешься, из каких инстанций…

— Почему, догадываюсь, Иван Сергеевич? Знаю, откуда! Ну, и что ответили с Хорошевки?

— Анализ перехвата радио-переговоров в воздухе над территорией Египта не дает основания утверждать, что их вели американцы. Или хотя бы один американский летчик. Весь зафиксированный радиообмен велся на еврейском языке, как его там?

— Иврите? — подсказал генерал Дольский.

— Вот именно, иврите! — четко повторил Катушкин и продолжил:

— Я — невеликий знаток языков, но специалисты с Хорошевки утверждают, что изучить этот самый иврит за короткое время невозможно. Тем более до уровня свободного владения…

— Допустим, нет среди израильских летчиков парней из Штатов, в чем я все-таки сомневаюсь, — сказал Дольский. — Но обстановка изменилась, теперь наши летчики будут летать в небе Египта, что скрыть не удастся. А этот факт даст зеленый свет на использование американских пилотов.

— Вряд ли, — усомнился Катушкин. — Впрочем, поживем — увидим!

…Вместе с письмами Полещуку вручили записку от Озерова. Он развернул листочек и прочитал: „Александр Николаевич, позвоните, пожалуйста, в торгпредство. В любой день, но желательно, как только приедете в Каир. До 17.00. Буду ждать. В.О.“ Даты на бумажке не было.

Ну вот, все планы коту под хвост, огорчился Полещук, надо звонить. И Сафвату — тоже…

— А чего это у вас так тихо? — спросил он дежурного на КПП. — Вымерли все что-ли?

— Главный совещание проводит, — ответил дежурный. — Понаехало генералов, погляди, сколько машин! Давай, быстренько мотай отсюда! Катушкин злой сегодня с утра, как черт!..

Полещук выскочил из КПП, глянул на припаркованные черные „Волги“ и песочного цвета газики, отошел подальше и стал ловить такси. „Какой такой умник придумал разместить аппарат главного военного советника рядом с резиденцией Насера? — подумал Полещук, глядя из окна набиравшего скорость автомобиля. — Пара воздушных ударов — и халас: ни президента, ни Катушкина со всем его аппаратом, включая Верясова!“ Он вспомнил круглую лоснящуюся рожу замполита и достал из кармана пачку „Клеопатры“.