Когда я открыл глаза, вокруг была разлита такая беспросветная темень, что я испугался: а вдруг я умер? И сейчас черти подхватят меня под микитки, поволокут прямо в ад, ведь, конечно, есть за что…

Но потом я понял, что не умер я, нет.

Потому что, когда «умер», ничего не болит.

А у меня, например, болела пятая точка, она же задница. Потому что в нее упиралось что-то твердое и острое.

А еще у меня ныла правая нога, заваленная кирпичом. И было мне холодно. И хотелось в туалет, отлить. Разве хочется после смерти отлить?

Рядом со мной громко застонал дядя Вова. Мне даже показалось, я разобрал слово «отвали». Кому он говорил?

Мне вдруг стало любопытно. Я сел и включил фонарик.

И – вздохнул с облегчением.

Слава богу, дядя Вова тоже был жив. Мы с ним находились в том самом помещении, куда провалились после взрыва.

Оружейные ящики, высокие стеллажи, пулеметы, гранатометы и самое разное барахло, незаменимое в солдатской жизни…

Стены помещения были изобильно украшены на вид древними и достаточно художественными фресками. Никаких подобных росписей я, перед тем как потерять сознание, не запомнил. Но это, в общем, и не удивляло. Не до грибов нам тогда с дядей Вовой было. То есть не до фресок.

– Отвали, говорю, – сомнамбулически, не открывая глаз, простонал дядя Вова.

Его чуть одутловатое лицо с густыми котиковыми бровями, в бодрствующем состоянии имевшее либо картинно мужественное, либо глобально озабоченное выражение, теперь было по-детски простодушным. Будь я бабой, я бы обязательно по этому поводу умилился, как они это умеют. В духе: надо же, какой симпатичный!

Я потряс дядю Вову за плечо и сказал тихо, но отчетливо:

– Товарищ старшина, воздушная тревога.

Сработало. Дядя Вова рывком уселся, стряхнув с одежды мелкий кирпичный бой и прочий мусор.

– Какая, нах, тревога? – сказал он осуждающе. – Тишина как в склепе! Не пылит дорога, не шумят листы… – И тут же добавил: – Наши где?

– Спроси что-нибудь полегче, – сказал я и встал. Вначале на четыре, затем на две.

– Жду от тебя указаний. Как от старшего по званию. И это… подняться помоги, – закряхтел старшина.

То и дело похрустывая рассыпанными по полу гильзами, мы обошли зальчик.

Двери нигде мы не нашли – только пролом в потолке. Там, где-то вверху, было светло и звучно, и я догадался, что, пока мы так лежали, в большом мире скорее всего наступил рассвет.

«Неужели наши сочли нас без вести пропавшими и попросту ушли?» – с тоской подумал я, но свои опасения не озвучил. Зачем портить настроение ближнему раньше времени?

– Знаешь что, если мы ящики один на один поставим, то выберемся, наверное, – сказал дядя Вова, завершив ревизию.

Так мы и сделали.

Держа оружие наготове, мы прошли через то место, где ночью нас встретили скелеты – кстати, обоих на месте не оказалось. («Пошли завтракать», – пошутил дядя Вова.)

Просторный зал на первом этаже башни был в изобилии уставлен какими-то бочками, издававшими отчаянную вонь, разнокалиберными глиняными и стеклянными сосудами и чучелами животных. В одном я опознал броненосца, в другом – кенгуру, но несколько других моим скромным зоологическим познаниям оказались не по зубам. Вот скажите, например, как называется гигантская ящерица, похожая на варана, но только с крыльями и тремя парами лап?

– Мутант какой-то, – сплюнул дядя Вова после того как критически оглядел «варана». Я заметил, всякие отклонения от нормы он истово ненавидел.

Глядя на эти диковинные чучела, я впервые почувствовал нарастающую тревогу.

– Ты лучше скажи, – хмуро прошептал я, – кто всю эту дрянь сюда натащил, пока мы без сознания валялись? И зачем?

– Ну знаешь… Во-первых, может быть, для маскировки. А во-вторых, среди пиратов укуренных всегда много, вытворяют – страшное дело что! Они не опасные, просто чокнутые.

– Хороша маскировочка. Под палату номер шесть, – отрезал я и, держа автомат наперевес, зашагал к выходу мимо угрюмой череды морских животных самого химерического вида.

Но вся эта кунсткамера была просто ерундой по сравнению с теми сюрпризами, которые ожидали нас снаружи!

Оказывается, они – эти загадочные «они» – по этой самой своей укурке умудрились целый город соорудить!

Не такой, конечно, город, как Москва или Севастополь. Но тоже вполне себе… Что-то вроде Адена, в который мы две недели назад на «Ретивом» заходили припасы пополнить.

Описываю и для вас, чтоб вы поняли мои чувства.

Всё пространство между цитаделью и той соленой лагуной, откуда унырнул доктор Уфимский, было заполнено приземистыми глиняными домиками с узкими окнами, забранными деревянными ставнями. На извилистых улочках толкались люди. В залитой солнцем гавани покачивались десятки парусных кораблей и рыбачьих лодок.

– Интересно девки пляшут… – пробормотал дядя Вова.

Я посмотрел себе под ноги. Мы стояли на аккуратно вымощенной желтыми плитами площадке. Перевел взгляд. Стена, которую я помнил выщербленной и изглоданной ветрами, теперь выглядела совсем новой и из-за этого – несокрушимой.

Я поглядел вверх. Башня, из которой мы вышли, больше не была жалким огрызком былого архитектурного величия. Высотой метров под двадцать, она дерзко уносилась в небо и оканчивалась куполом небесно-голубого цвета.

– Посмотри туда… Помнишь холм Ананас? С которого наши снайпера часовых сняли? – оторопело спросил дядя Вова.

– Ну.

– Вон он какой теперь…

Холм, на который указал старшина, изменил форму и стал похож скорее на барабан. Как это? А вот так: с него срезали верхушку и снятый грунт пустили на то, чтобы обсыпать основание холма по периметру, после чего укрепили получившееся при помощи подпорных стен.

На этом холме-барабане возвышался… впечатляющий по своему изяществу и красоте дворец! Мне лично он напомнил увеличенное Ласточкино гнездо, что у нас, в Крыму… Но сходство, конечно, было условным.

– Ты уверен, что это тот самый Ананас? – спросил я, чувствуя, как у меня подкашиваются ноги.

– Ну как – «уверен»… Не на сто процентов. Но где-то на девяносто пять, – ответил дядя Вова.

Тут мой взгляд упал на те деревья, которые запомнились мне ночью. Я еще гадал, что это за сорт такой: то ли абрикос, то ли неведома зверушка…

Тогда, ночью, они были сухими, и в этой их готической, сказочной сухости было нечто такое… запоминающееся.

Так вот, дорогие мои, теперь все три дерева, все три вековых гиганта… цвели! То дерево, что росло посередине, цвело золотыми цветами. То, что справа, – серебряными. А левое – бронзовыми.

И всё. Ни листьев никаких. Ни побегов. Только ветки и цветы. И запах – сладкий, дурманящий, пряный…

– Они что, за ночь расцвели? – спросил дядя Вова.

– Ага. И дворец за ночь построился. Сам.

– Что делать будем?

– Искать консула… Как учили, – сказал я строго. – Хотя для начала я бы пожрал. У меня в животе так пусто, будто мы там неделю без сознания провалялись…

– Двое нас таких, – кивнул дядя Вова мрачно.

К лавкам со съестным нас вывел назойливый аромат говяжьей котлетки, который доносился откуда-то с юго-востока.

На этот-то аромат мы и пошли, как зачарованные.

Лавок была целая улица.

Возле каждой толпился народ, в основном мужчины, хотя попадались и женщины.

Мужчины о чем-то ожесточенно спорили с торговцами. Женщины молча крутили носами. (К слову о женщинах. Я отметил, что одеты они были не как мусульманские тетки, а скорее как индианки: во всё яркое и блестящее, с массой золотых и серебряных украшений, что меня несказанно порадовало, потому что когда женщина вся в черном или вся в белом – это как-то не особенно возбуждает мужской интерес.)

Нам с дядей Вовой не хотелось толкаться локтями, поэтому мы остановили свой выбор на ближайшем прилавке, у которого не было ни одной живой души.

Торговец был седобород, седовлас и одет в парчовый халат, перепоясанный богато расшитым поясом. В каждом ухе гражданина горело по десятку золотых колец. Кольцо было даже в носу!

– Салам алейкум, – сказал я уверенно. – Ду ю спик инглиш?

Не то чтобы я сам особенно уверенно спикал по инглишу. Но опыт общения в зарубежных портах у меня имелся, и я знал, что обычно арабское приветствие плюс пара фраз на инглише надежно наводят мосты общения.

Но с инглишем у торговца было не особенно. Он приветливо улыбнулся, поднялся со своей низенькой табуреточки и принялся нахваливать свой товар – многословно и неутомимо.

– Я ни хрена не понял, – сказал дядя Вова. – Но так по виду можно догадаться, что вот в этих бутылках – гранатовый сок, вот это – булочки с какой-то фруктовой начинкой, а это засахаренные орехи. Кешью, что ли.

– А где же котлеты?

– Котлеты, по-видимому, дальше по ряду. Они, кстати, называются обычно «кюфтэ», ну или «кебаб».

Мы тотчас решили выпить гранатового сока и съесть по булке, пока суд да дело.

Торговец оставался адски приветливым и совершенно не возражал. Но тут встал вопрос с оплатой!

К счастью, у дяди Вовы обнаружилась боевая заначка в десять долларов. Старшина торжественно извлек из нагрудного кармана сложенную вчетверо бумажку и изрек:

– Вот, держи… И имей в виду, что мы рассчитываем на сдачу… Чендж, плиз! – рявкнул дядя Вова на своем деревянном английском.

К нашему вящему удивлению, торговец при виде баксов не выказал никакого энтузиазма. А, напротив, скривился как среда на пятницу.

– Бери-бери, не стесняйся! Да, Америка – большой сатана. Да, вот этот дядя в парике на купюре – сын самого шайтана. Мы это и сами знаем не хуже тебя. Но куда деваться? Мир состоит из противоречий! Мы кокосов не любим, но деньгами ихними пользуемся. И тебе советуем. Потому что куда деваться?

Эта пламенная и исполненная знания жизни во всей ее противоречивости тирада дяди Вовы, однако, не достигла цели.

На лице торговца погасла улыбка. Он нахмурился, сложил руки на груди и поглядел на нас обиженно. Мол, так не пойдет. Не надо мозг компостировать.

– Товарищ хочет наши деньги… Русские, – догадался дядя Вова.

Я нехотя достал из кармана тысячную купюру. «Нехотя» – потому что знаю я их арабский обменный курс. Они тебя и на долларах жухают, а уж на рублях вообще пинцет.

Тот же результат! Только торговец стал еще мрачнее. А булочки запахли еще более призывно!

– Может, он такой дикий потому, что в первый раз видит бумажные деньги и поэтому не хочет их брать? Непривычно ему? – осенило дядю Вову и он принялся обыскивать свои карманы в поисках мелочи.

Аллилуйя! При виде двух пятирублевых монет торговец расцвел, как майская роза. Он вначале прижал металлические кругляшки к сердцу, затем попробовал их на зуб и наконец выдал нам еду и питье.

Мы были так голодны, что уничтожили это все прямо там же, не отходя от лотка.

Я как раз дожевывал булочку, когда вдруг осознал, что…

– У меня самые превосходные микстуры! Наисвежайшие! И эликсиры! Я варю их по рецептам моего прадеда Гасама! А тот варил их по рецептам своего прадеда!

– Что ты сказал? – спросил я у методично жующего дяди Вовы.

Тут до меня дошло, что про «прадеда Гасама» говорил вовсе не старшина, а торговец с кольцами в ушах. И что его язык я вдруг стал понимать!

Я побледнел и вытаращился на служителя прилавка в крайнем удивлении. Тот перехватил мой взгляд и обратился ко мне вроде как адресно, хотя по-прежнему продолжал орать на всю улицу. Как видно – в рекламных целях.

– Меня зовут Урук Золотые Кольца и здесь меня знают все! У меня в продаже всегда наилучшее! Благодаря этому эликсиру, который вы только что выпили, вы станете понимать не только наш язык, но и языки соседних царств! А без эликсира вам бы пришлось потратить годы на то, чтобы выучить хотя бы три сотни слов!

– Слушай, – шепотом сказал я, наклонившись к старшине, – по-моему, я понимаю, что он говорит… Может, я сошел с ума?

– Тогда мы вместе сошли, – ответил дядя Вова нервно. – Потому что я тоже его понимаю.

Мы переглянулись. На лице дяди Вовы была проявлена именно та гамма эмоций, что сейчас колобродила в моей душе: удивление, радость и страх.

– Ничего себе за хлебушком сходили, – криво улыбнулся я.

Но только я собрался поподробней расспросить торговца, невесть каким образом заговорившего на русском (а именно так это чудо выглядело с моей колокольни), как за моей спиной послышался грубый окрик:

– Эй, чужеземцы!

Я обернулся. С той стороны, откуда мы со старшиной только что пришли, к нам следовали двое вооруженных людей в кожаных доспехах, с длинными пиками наперевес и с разукрашенными боевой раскраской свирепыми лицами. Но это всё ерунда. Главное, что вооруженные субъекты восседали верхом на совершенно невероятных существах! Подобных я не видел никогда в жизни и был совершенно точно уверен, что таких на Земле не водится!

Существа перемещались на двух мощных, лишенных меха, лапах и этим напоминали страусов. Однако в отличие от нормальных страусов они имели толстую, покрытую блестящей чешуей шею, которую венчала голова, едва ли уступающая по размерам коровьей.

Голова была украшена ярким петушиным гребнем и вооружена клювом длиной со штык-нож от автомата Калашникова. Даже идиоту было ясно: чтобы прокормить такую тушу, клюв должен быть твердым, как алмаз, он должен превосходно раздирать сухожилия и разламывать любые кости!

– Городская стража, – испуганно пробормотал торговец и потупил очи.

– Но на чем они едут?

– Это племенные василиски из конюшен брата наместника, – сказал торговец дрожащим голосом.

Тем временем приблизившиеся стражники нацелили острия своих пик прямо нам в грудь и, не сводя с нас взглядов, учинили допрос:

– Кто такие? Что делаете в городе?

Мы с дядей Вовой переглянулись: мол, совсем дикие, даже телевизора не смотрят. Правду говорят: чем дальше в Африку, тем ближе к каменному веку!

– Мы – морская пехота Черноморского флота Российской Федерации, – с этими словами я указал на нашивку, что красовалась у меня на плече. Там был изображен наш российский триколор и написано: «Россия». А также и Russia – это для тех, кто пока не осознал потенциал русского языка в качестве средства международного общения. – Я требую немедленно отвести нас к русскому консулу!

Однако вместо того, чтобы проникнуться эманациями державности, исходящими от моей нашивки, стражники откинулись назад в седлах и… омерзительно заржали!

Но с наших лиц не так-то легко было согнать вежливые улыбки. Политзанятия даром не прошли!

Наконец стражники снизошли до объяснений:

– Вы ничего не можете требовать здесь, чужестранцы. Мы никогда не слышали про «Россия». И про то, что у вас здесь есть какой-то «консул», мы тоже не знаем.

– И? – спросил я, продолжая вежливо улыбаться. – И что?

– Мы обязаны доставить вас к магу-дознавателю, – отчеканил тот стражник, который, по-видимому, был за старшего. – Приказываю отдать ваши железные палки и ножи и следовать за нами, держась за хвосты наших ездовых животных!

(Он, конечно, имел в виду василисков.)

Стражник не учел одного – не так-то легко приказывать людям, вооруженным автоматом «АК-12» и пулеметом «Печенег».

Я подал дяде Вове едва приметный знак и тот, не меняясь в лице, перетянул пулемет со спины на живот, не забыв попутно взвести затвор.

– Мы не отдадим вам наши «железные палки». И не пойдем ни к каким магам. Мы, между прочим, православные люди, в церковь ходим по праздникам, – сказал я. – Поэтому предлагаю компромисс. Вы идете своей дорогой, а мы идем своей. То есть искать консула.

Но менты – они и в Африке менты.

Односторонняя природа компромисса была ими сразу же осознана, оценена и отбракована.

Стражники пришли в неописуемую ярость.

Ближайший к нам архаровец пришпорил своего василиска и тот, издав омерзительный злобный клекот, прыжком сократил расстояние до нас, одновременно широко распахивая свой монструозный клюв и исторгая из него длинный шипящий звук, от которого я, честно говоря, едва в штаны не наделал.

Но не таков был дядя Вова…

Невозмутимый, словно скала, он открыл огонь. После нескольких громких хлопков на землю осел вначале первый василиск, а затем и второй.

Стражники оказались ловкими гадами и успели выскочить из седел быстрее, чем валящиеся туши переломали им ноги.

Но, конечно, силу наших «железных палок» они осознали сразу и теперь на рожон не лезли.

Ощетинившись пиками, они сдали на четыре шага назад.

Мы с дядей Вовой переглянулись. Убивать их? Просто выстрелить по ногам? Вообще, что в таких ситуациях делают?

А может, настал психологический момент удариться в бега?

Однако против «бегов» протестовало все мое замученное ночным боем тело.

Я уж было собрался обратиться к стражникам с прочувствованной речью на тему «давайте жить дружно!», когда наш торговец закричал, обращаясь к торговцам-соседям, которые издалека следили за разворачивающейся коллизией со смесью страха и детского любопытства на лицах.

– Бежим, братья! Боевой маг на подходе!

Торговцев с улицы словно ветром сдуло – только захлопали двери лавок и деревянные ставни.

Мы с дядей Вовой обернулись – что еще за явление?

Спутать этого субъекта с рядовыми горожанами было, конечно, невозможно. Одет он был как персонаж религиозного триллера – в длинный балахон серебристого цвета с островерхим капюшоном. Балахон был собран на талии поясом из литых серебряных бляшек в виде человеческих черепов.

Из широких рукавов балахона выглядывали тонкие кисти аскета-фанатика. Пальцы рук казались узловатыми, как старая виноградная лоза. Лица было не видать, только где-то в тени капюшона горели недобрые глаза с выраженными крупными белками.

– Хорош упырь, – высказался по этому поводу дядя Вова. – Давай, может, я его сразу пристрелю, от греха подальше?

Предложение было, конечно, дельное и вполне своевременное. Но честь русского офицера не велела мне вот так брать и стрелять в безоружных граждан иностранного государства. Пусть даже всё в их облике дышит тяжелым сумасшествием и угрозой…

Пока мы с дядей Вовой гужевались на этой гуманистической ноте, маг приступил к исполнению своих служебных обязанностей.

Ловким жестом фокусника-манипулятора он извлек из широких рукавов своего балахона два шарика, величиной с пинг-понговые, и хорошо отработанными щелчками послал их в нашу сторону.

В метре перед нами шарики столкнулись и превратились в облако оранжевого дыма.

Стоило клубам этого дыма достичь моих ноздрей, как я чихнул. И от этого богатырского чиха по моему телу пробежала электрическая судорога, как будто меня шарахнуло полицейским тазером.

И в точности как от тазера, я потерял способность двигаться. Похоже, оранжевый дым закоротил какие-то важные проводки в моем мозгу.

В тот же миг громко чихнул дядя Вова. Краем глаза я увидел, как осело на каменную мостовую его грузное тело.

«Вот это попали так попали», – подумал я, обнаружив, что уже лежу рядом со старшиной.