Глава 18
Максим Вересаев
… – Сбегаю, посмотрю… – нервно облизав подкрашенные губки, обреченно предложила «Лолита» и, не дождавшись моих возражений, походкой приговоренного к смерти пошла на разведку. Выглядела она при этом настолько несчастным ребенком, что где-то в глубине моей чувствительной души вдруг проснулась совесть.
– Иди! – буркнул я, привычно отправляя это чувство в летаргический сон. – Свет не включай. Ни в коридоре, ни в спальне. Дверь не распахивай – осторожно загляни в щелочку между косяком и дверью…
Взгляда Тиалины ап-Ульвер я не видел, так как при этом смотрел в потолок. Зато услышал ее недовольное сопение и, мысленно посетовав на близорукость сестры та-Горена, негромко добавил:
– Да, чуть не забыл! Если услышишь или увидишь что-то непонятное – возвращайся, не раздумывая: мне нужна информация, а не твоя героическая смерть…
Раттиль чуть не лопнула от возмущения. Видимо, по ее представлениям, в таких ситуациях настоящему мужчине полагалось срываться с места с оружием наперевес и со страшной силой защищать всех и вся от любых опасностей. Справедливости ради могу сказать, что лет до семнадцати, в частности, до поступления в военное училище, я придерживался того же мнения. Но благополучно перестал. Ибо стараниями инструкторов некоторых спецкурсов быстро научился слушать голову, а не сердце.
– Почему… так? – на хорошем английском поинтересовалась Фролова.
Презрения, недовольства, гнева или других негативных чувств ко мне, любимому, в ее голосе не чувствовалось, поэтому я оторвал взгляд от потолка, полюбовался на раскрасневшееся лицо «своей благоверной» и в который раз мысленно порадовался тому, что подписался охранять адреналиновую наркоманку, а не кисейную барышню.
– Включать торжественную иллюминацию, тем самым сообщая Деду Морозу о получении подарка, я не собираюсь, ОНВ оставил в «банковском хранилище», соответственно, в полной темноте практически слеп. В отличие от меня, эта девица Измененная. То есть обладает ночным зрением и способна увидеть в разы больше меня…
– Ночным зрением обладает далеко не одна она… – напряженно вслушиваясь в тишину, напомнила Ольга.
Ее пальчики, стискивающие рукоять ПСС, побелели от напряжения, а на щечках появился лихорадочный румянец. Поэтому я состроил виноватое лицо и опустил взгляд:
– Из всех троих служанок эта – наименее полезна…
– Почему?!
– Прости, но у нее… хм… самые маленькие сиськи!
Коротенькую паузу, во время которой «любимая супруга» ошалело переваривала мое «искреннее» признание, я использовал на все сто процентов. Успел натянуть на лицо маску «Большого Босса, озабоченного решением Серьезной Проблемы», повернулся к равенстиркам, прислушивавшимся к нашей перепалке, и принялся расспрашивать их о местных ОВ.
Как ни странно, в Девяти Мирах таковых использовалось очень немного: одно нервно-паралитическое, одно удушающее и три общеядовитых. А такая экзотика, как ОВ кожно-нарывного, психохимического действия, нет. Про стерниты с лакриматорами я вообще не говорю.
Что особенно порадовало – применялись все эти ОВ крайне редко. Как правило, для подавления беспорядков в городских трущобах или других местах компактного проживания бездарей и лишенцев. Почему? Да потому, что использовать их против владельцев даже средненьких амулетов Жизни было бесполезно: изделия местных артефакторов с достаточно большой емкостью магических аккумуляторов были способны удерживать организм хозяина на грани жизни и смерти дольше, чем разлагались ОВ. Соответственно, применять эту дрянь против сильных мира сего считалось бессмысленным.
– Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты… – выслушав обстоятельный рассказ ап-Ульвер, пробормотал я по-русски. – Что ж ты, падла, нам принес…
– Дальше не надо… – негромко попросила Фролова и перебралась в кресло у камина. Тем самым оказавшись в точке, откуда могла контролировать и окно, и входную дверь.
– Умница! – ободряюще похвалил ее я и, реагируя на движение в коридоре, вскинул пистолет.
– Это я, П-пеллия… – замогильным голосом донеслось из темноты, а через секунду в дверном проеме нарисовалась о-Рассет.
Выглядела девушка, мягко выражаясь, не очень. Или «очень не» – милое личико было бледным до синевы, подбородок и руки мелко-мелко тряслись, а в глазах застыл дикий ужас. Тем не менее, заговорила девушка сама. Точнее, не заговорила, а еле слышно выдохнула три непонятные фразы:
– Там кайрат. В три иглы. Только-только зашевелился…
Секунды три-четыре после этого, вне всякого сомнения, крайне содержательного для местных монолога все остальные уроженки Равенстира одинаково оцепенели. А вот задергались уже по-разному: ап-Ульвер, вскочив с кресла, рванула к окну, о-Тул – к двери, а о-Ннар обреченно вздохнула и, подхватив со стола кружку с компотом, вжалась в спинку дивана.
– Стоять, бояться, мелочь по карманам не прятать!!! – негромко, но предельно жестко прошипел я. Без толку – Тиль и Кэлэйн не слышали никого и ничего!
– Держи Тиалину!!! – приказал я Ольге, а сам, сорвавшись с места, поймал Кэлэйн за талию. Несколько… хм… неудачно: ткань, из которой был пошит комбинезон, оказалась не такой прочной, как латекс, и выдающиеся достопримечательности девушки вырвались на оперативный простор!
– Стой, дуреха! – выдохнул я, развернув ее к себе лицом и безуспешно стараясь не пялиться на внушающий уважение бюст, оказавшийся прямо перед носом. – На улице могут быть те, кто подбросил нам этого самого кайрата!!!
Ее проняло. Но совсем не так, как я рассчитывал: непонятно с чего испугавшись еще сильнее, девушка вдруг закатила глаза и потеряла сознание.
– Ну-ка, живо объяснили, что такое «кайрат» и «три иглы»! – рявкнул я, услышав короткий взвизг и увидев, что Фролова взяла Тиалину на болевой прием.
Монотонные объяснения Елики, смирившейся с неминуемой смертью, быстро прояснили ситуацию и здорово испортили мне настроение. Оказалось, что кайрат – это собирательное название нескольких видов змей, и переводится с одного из местных наречий, как «бесшумная смерть». Кстати, ничего претенциозного в этом названии не было – сравнительно небольшое, редко достигающее метра в длину, пресмыкающееся по праву считалось одним из самых опасных живых существ на планете. И дело было даже не в яде нейротоксического и коагулопатического действия, способного в считаные мгновения убить даже полуторатонного местного дикого «быка». Эта змея могла дать фору человеку-невидимке, так как умела менять окраску чешуи в разы быстрее земных хамелеонов, то ли прятала, то ли вообще не имела аурной окраски и, что самое неприятное, обладала способностью вызывать иллюзии. Причем настолько правдоподобные и сильные, что жертва, попав во власть наведенных грез, напрочь переставала понимать, где находится. И безропотно подставлялась под укус.
Само собой, наличие у нее столь выдающихся достоинств не могло не привлечь внимания специалистов по насильственной отправке в поля вечной охоты отдельных представителей homo sapience. Только вот использование кайратов для устранения неугодных было делом очень недешевым. Ведь для начала их следовало поймать. То есть забраться в пойменные леса нижнего течения реки Жиунагари, обнаружить место обитания половозрелой особи, дождаться, пока та проголодается, каким-то образом подкинуть ей «заряженную» какой-то алхимической гадостью живую рыбу, а когда насытившаяся жертва уснет, вытащить ее из логова – глубокой норы, как правило, расположенной в глинистых прибрежных склонах. И если первый, второй и последний пункты этого списка были более-менее выполнимы, то третий и четвертый ввергали в уныние даже самых опытных змееловов. Почему? Да потому что насытившиеся кайраты переваривали добычу от десяти дней и более, а местность, в которой они обитали, была далеко не раем – кроме этих змей, на берегах Жиунагари водились сотни видов растений и животных, представляющих опасность для человека. А вездесущие насекомые распространяли десятки инфекционных заболеваний, лечение которых вызывало затруднение даже у магов жизни седьмой ступени и выше!
Несмотря на такие сложности, кайратов все-таки ловили. И, обложив амулетами, понижающими температуру окружающего воздуха, продавали очень состоятельным клиентам, жаждущим использовать против своих врагов живой аналог оружия массового поражения.
Почему «массового»? Да потому что на воле кайраты питались рыбой, небольшими земноводными и животными размерами не больше земного кота. От всего, что крупнее, предпочитали сваливать. Естественно, бизнесменов от серпентологии такой врожденный гуманизм устраивал не очень, поэтому какой-то пытливый ум придумал стимул, превращающий относительно мирную змейку в оживший кошмар. Для этого перед заброской на объект спящей змее втыкали в хвост так называемые «иглы» – зазубренные железяки, причиняющие несчастной весьма неслабую боль. Потом доставали из мешка амулет-холодильник, забрасывали упакованную змейку в окно или дверь и спокойно уходили. Хотя, нет, не спокойно, а скрытно, но очень-очень быстро. Ибо по законам восьми из девяти Миров за организацию и соучастие в подбрасывании кайрата кому бы то ни было, а также за посредничество при его покупке полагалась очень мучительная смертная казнь.
Увы, перспективы умереть на плахе останавливали далеко не всех, и с течением времени процесс подготовки кайрата превратился в ритуал. Само собой, с соответствующими условностями и символизмом. Скажем, в случае, если заказчику требовалось убить одного-двух человек, а доставить змею к месту назначения было не очень сложно, в хвост кайрата втыкалось девять игл. Таким образом, истекающее кровью пресмыкающееся успевало перекусать только тех, кто оказывался в непосредственной близости от главной жертвы, и умирало относительно быстро. Шесть игл позволяли змее прожить пять-шесть часов, поэтому этот способ использовался для тотального уничтожения обитателей крупных жилых строений вроде казарм, донжонов и т. д. А три… кайрат с тремя железяками в хвосте, как правило, своей смертью не умирал. Поэтому место, где он буйствовал, обычно выжигалось дотла и с большим запасом по площади. Причем не кем-нибудь, а специально обученными отрядами стихийников при поддержке магов разума и жизни.
– Да хватит уже болтать!!! – устав слушать рассказ Елики, истерично воскликнула Тиалина. – Тот, кто его нам подбросил, уже давно сбежал!!!
– Не торопись… – возразил я. – Скажи-ка мне, милая, как отреагируют обитатели поместья на истошный вопль «мамочки, тут кайрат с тремя иглами!!!»?
– Начнется жуткая паника…
– Угу: народ разбежится по всему городу, а завтра поместье твоего брата превратится в пепел. Что гарантированно лишит меня с Ольгой даже призрачных шансов на возвращение домой… – хмуро буркнул я. – Кроме того, если все мы сейчас свалим из дома, то на прогулку выползет и кайратик!
– Главное, что мы успеем предупредить лю… – начала, было, Тиль, но не договорила, так как увидела, как изменилось лицо Фроловой, правильно истолковавшей слово «все».
– Как я понимаю, ты решил остаться? – нервно облизав губы, спросила меня «любимая супруга».
Я кивнул.
– Я с тобой!
Я отрицательно помотал головой:
– После попытки тебя убить та-Горен вскрыл мозги всем обитателям поместья. Те, кто работал не на него, либо мертвы, либо лишены возможности свободного передвижения. Значит, доставить нам новогодние игрушки могли только пришлые: кучер Тиалины, ее телохранители или хорошо подготовленная группа людей, обученная скрытному проникновению на охраняемые территории. Далее, если вручение такого подарка – это адекватный ответ на похищение жены та-Девера, то на улице вас могут ждать…
– И?
– Людей действительно надо предупредить. А еще не позволить начаться панике и обеспечить вывод народа за пределы поместья!
– Макс, я…
– Ты видишь в темноте и умеешь стрелять. Кроме того, в отличие от местных дамочек, привыкла рулить мужчинами. В общем, не спорь: вместе с тобой у девочек шансов намного больше, чем без тебя…
…Затягивать прощание Фролова не стала – дослушала последние ценные указания, нервно облизала губы, порывисто обняла меня за шею, поцеловала в губы, прошептала на ухо «выживи, пожалуйста!» и, развернувшись на месте, рванула на себя правую створку окна. Остальные дамы обошлись и без этого – дождались ее команды и по очереди выбрались в темноту. Проводив взглядом растворяющиеся в темноте силуэты, я плотно прикрыл окно и вдруг сообразил, что все четверо равенстирок рассекают по поместью в экспериментальных костюмах. Мысленно пожалев, что не смогу полюбоваться на лица тех, кто их увидит, я пожелал себе удачи и, взяв со стола переносной светильник, решительно вышел в коридор. Вернее, не вышел, а вылетел. И, пробежав до дверей кухни на цыпочках, влетел внутрь. Слишком быстро. В результате неслабо приложился к большому столу, ни с того ни с сего оказавшемуся не на своем месте. Выругался. Пожалуй, грязновато. Потер бедро рукой и поставил стол на попа.
Пододвинуть его вплотную к двери оказалось делом пары секунд. Подложить под нижние ножки перевернутые вверх дном горшки – тоже. А вот потом пришлось попотеть: прямоугольный кусок металлического листа, обычно служащий рабочей поверхностью местной плиты, оказался слишком горячим, совершенно неподъемным и упорно не хотел покидать привычное место. Однако с помощью пары полотенец, поварешки, использованной в качестве рычага, и той самой матери он все-таки переместился в пространстве и с грехом пополам обрел новое пристанище.
С этого момента пришлось работать головой. Ибо подручные средства, которые я собирался использовать в своем самопальном девайсе, отличались либо нереальным весом, либо недостаточной прочностью, либо не теми габаритами. Несмотря на это, работал быстро, можно даже сказать, с ветерком. Скажем, декоративный шнур, с помощью которого при необходимости закрепляли раздвинутые шторы, сорвал со специального крюка молодецким рывком. Вместо того чтобы развязывать красивые узлы на концах, последовал примеру Александра Македонского и разрубил их ударами разделочного тесака. А потребовавшиеся в процессе конструирования мощные направляющие сварганил из ножек ни в чем не повинного табурета.
Само собой, не забывал и о кайрате: прислушивался к тишине за дверью и к своим ощущениям, а также старался не выпускать из виду часть горизонтальной щели между дверью и полом, не закрытую столом, поставленным на попа. Благо большую часть времени она находилась перед носом. Пару раз обманывал сам себя, реагируя на выдуманные шорохи и отскакивая к плите, стоящей у противоположной стены кухни. А потом, видимо, не среагировал на настоящий и не отскочил.
Кайрат оказался похожим на черную мамбу. Два с небольшим метра в длину и диаметром с мое предплечье, он сверху он был оливково-зеленым, а со стороны брюшка – грязно-белым. Правда, внутренняя часть пасти была не черной, а изумрудно-синей, но этот цвет наряду с фиолетовыми глазами придавал змею дополнительное очарование.
В памяти тут же всплыли кое-какие подробности моего первого похода на выживание, ночное восхождение на Суруд-Ад, жуткие рези в желудке и насмешливый шепот инструктора с говорящим прозвищем Дагон:
– Есть две новости на букву «х» – хорошая и хреновая! Начну, по традиции, с последней: информация о наличии в этой точке маршрута КГТ с запасом продуктов оказалась ложной. Соответственно, ваши гастрономические грезы об армейских сухпайках накрылись медным тазом. И во время торжественного завтрака, посвященного покорению вершины с таким милым и жизнеутверждающим названием, вам, зайки, придется питаться тем, что удастся добыть до рассвета…
– То есть все теми же змеями, скорпионами и многоножками? – еле слышно выдохнул Ильченко.
Невесть как, но Дагон его услышал. И «радостно» поддакнул:
– Ага! А теперь – хорошая новость: этих деликатесов вокруг до хренища!
Это воспоминание сразу же потянуло за собой второе – двухнедельную командировку в Боливию. Точнее, ее заключительную и самую «веселую» часть – выход к точке подбора через болота Пантанал, дикую спешку, хроническое недосыпание, питание «чем бог пошлет» и вызывавшую приступы дикого бешенства любимую присказку проводника-каювава:
– Ára, kyvy, ára…
– Попадись ты мне тогда, я бы тебя сожрал и не задумался… – зачем-то сообщил я кайрату, когда тот вполз на кухню целиком и, приподнявшись на хвосте, закачался перед моим лицом.
Змей не ответил. Лишь посмотрел на меня правым глазом, распахнул внушительную пасть и продемонстрировал бездонную глотку.
– Будешь выпендриваться – получишь в репу… – пообещал я. Кайрат впечатлился – отодвинулся эдак на полметра и захлопнул хлебало.
– Не дурак… – похвалил его я и, вспомнив о том, что гостей баснями не кормят, метнулся к холодильнику.
Старенький «ЗИЛ-Москва», достававший своим гудением даже глуховатого деда, оказался почти пустым. На верхней полке, прямо в центре безобразного жирного пятна, стояла неслабо пожеванная банка из-под тушенки, почему-то набитая окурками. На второй валялся пучок жухлой то ли петрушки, то ли кинзы. А в самом низу в коротенькую кривую шеренгу выстроились четыре пустые бутылки из-под «Балтики».
– Молока нет… – посмотрев на змея через плечо, виновато вздохнул я. – Даже сгущенного. Сметаны – тоже. А есть зелень ты, наверное, не будешь…
Кайрат понуро опустил голову, качнулся вправо-влево и что-то грустно прошипел.
Я покосился на окно, за которым занимался рассвет, и поскреб ногтями небритую щеку:
– Если подождешь – метнусь в «Перекресток». До него, правда, не ближний свет, зато пашет круглосуточно.
Змей задумался: постучал кончиком хвоста по ножке стола, посмотрел на часы и отрицательно помотал головой – видимо, куда-то торопился.
– Так-с, постой-ка! Че у нас сейчас, ночь с пятницы на субботу или с субботы на воскресенье? Если первое – то Юлька из сорок второй зависает в каком-нибудь клубе и мы с тобой в пролете. Если второе – она дома, и мы с тобой разживемся как минимум диетическими йогуртами…
Гость заинтересованно посмотрел на меня левым глазом и облизнулся.
– Понял, иду проверять! – удовлетворенно улыбнулся я и вдруг каким-то образом оказался в прихожей. Свет включать поленился. Привычно взялся за ручку, надавил ее вниз, затем потянул на себя и вдруг застыл: дверь, которую я обычно просто захлопывал, оказалась закрыта на замок!
Рука сама собой выстрелила вперед, коснулась коренного блока, нащупала первое звено массивной стальной цепочки и с хрустом сжалась в кулак: на все замки и цепочку двери закрывала только Светка!
– Уходи… – глухо выдохнул я, почувствовав движение за спиной.
– Ага, щазз! – язвительно фыркнула она. А уже через мгновение воспользовалась своим любимым оружием – обняла меня за талию и прижалась щекой к правой лопатке.
Выскользнуть из ее объятий почему-то не получилось. Пришлось вспоминать наше расставание и цитировать фразу, намертво впечатавшуюся в память:
– Я циничная, эгоистичная, жадная, невероятно жестокая и абсолютно беспринципная скотина…
– У всех есть свои недостатки! – голосом влюбленного миллионера из фильма «В джазе только девушки» отозвалась она. Потом ласково потрепала меня по волосам и тихонечко попросила: – Макс, ты не поможешь мне впихнуть на место чеку от гранаты?
