Глава 15. Рубикон судьбы

Москва, год назад.

В тот вечер Мария чувствовала себя очень странно. Она даже отказалась от свидания с Глебом и ушла к себе, сославшись на плохое самочувствие. Через пару часов девушка почувствовала себя совсем худо. Через какое-то время после съеденного ужина её вырвало, затем резко заболел желудок, поднялась температура. На следующий день сильно разболелся живот, а по телу разлилась такая слабость, что девушка не могла встать с постели. Прибывший на её жалобы личный врач с недоумением покачал головой и посоветовал обратиться в больницу.

В больнице Маше сообщили, что она нуждается в срочной госпитализации, так как, скорее всего, её состояние вызвано острой инфекцией, а вот какой – выявит обследование.

Через несколько часов Марии сообщили, что у неё – острая форма синегнойной инфекции, так что в больнице ей придётся провести не одну неделю. Побледнев, Мария кивнула.

С течением времени дела у неё шли всё хуже. Глеб навестил её в больнице лишь раз, а затем куда-то пропал, ссылаясь на занятость. Он лишь иногда звонил ей, да и то быстро обрывал разговор, так как его ждали неотложные дела. Маша чувствовала себя очень одинокой и очень больной. Лекарства, которые она принимала, почти ей не помогали. Девушка стала нервной, раздражительной, страдала от головных болей. К концу недели у неё поднялась высокая температура.

И вдруг в один из этих несчастных и тяжёлых дней у Марии неожиданно появился посетитель. Одним солнечным утром в её палату вошёл мужчина с огромным букетом цветов. Он заботливо поставил их в вазу на тумбочке и взял Марию за руку.

– Вы не против такой дерзости? – улыбнулся мужчина, – мне просто очень хочется вас поддержать.

– Но мы же не знакомы, – прошептала Мария.

– Ну, это не беда, – расхохотался мужчина, – блеснув белоснежными зубами, – вас я уже знаю давно по газетам и модным журналам, и с большим удовольствием наблюдаю за вашими успехами. Ну а я – Александр Пахмутов, буду рад, если вы тоже что-то слышали обо мне.

– Так вы тот самый актёр, что снимался в…

– Да-да, я рад, что вы меня узнали. А ещё я режиссёр этого фильма и иногда по совместительству работаю как кинопродюсер.

– Что ж, выдохнула Маша, – я рада знакомству с таким творческим человеком. Тем более, что все мои что-то обо мне забыли.

– Не судите их строго, – утешил Александр, – не сомневайтесь – они вас любят и за вас переживают. Они просто боятся заразиться. Такова уж человеческая натура.

– А вы разве не боитесь?

– А я бесстрашный! – то ли в шутку, то ли всерьёз заметил Александр. И к тому же, я слишком большой ваш поклонник, чтобы чего-то бояться рядом с вами.

На вторую неделю безуспешного лечения, Мария заметила, что её руки и ноги отекли и посинели, а кое-где появились гнойничковые ранки. Её лечащий врач, осмотрев конечности, странно нахмурился и вышел из палаты. Через полчаса к ней в палату зашло уже несколько врачей и с очень серьёзным видом начали рассматривать руки и ноги девушки и расспрашивать её о симптомах.

Когда Александр, который приходил к Маше каждый день с огромными охапками цветов, в очередной раз зашёл её навестить, Мария не выдержала и разрыдалась.

– Сегодня врачи заявили, что лечение антибиотиками почти не действует, и у меня начался сепсис. И теперь, если за несколько дней мне не подберут более эффективную схему лечения, мне грозит ампутация. Вы понимаете, Александр, я стану просто человеческим обрубком – без рук и без ног! Я не хочу больше жить!

Слушая Марию, Александр хмурился всё больше и больше, а его глаза сосредоточенно блестели, словно он перебирал в уме уйму самых различных вариантов. И едва Мария закончила говорить, как мужчина вскочил.

– Мария, – голос мужчины звучал очень мягко. – Никогда не отчаивайтесь. Всегда продолжайте бороться. И тогда вся вселенная пойдёт к вам навстречу и поможет! И верьте. Вера творит чудеса.

И, без спросу поцеловав Машу в щёчку, быстро вышел из палаты.

– Для чего тебе самолёт, Саша? – хмуро поинтересовался директор аэродрома, у которого Александр иногда арендовал небольшой частный самолёт. Авиаполёты были одним из его любимых увлечений.

– Ты на небо смотрел, прогноз погоды видел? Сегодня огласили штормовое предупреждение.

– Да ты, Семёныч, не переживай, – мне не надолго. Я часок полетаю и отбой. Люблю я небо пред грозою!

– Ладно, бери машину, – недовольно согласился Семёныч. Только верни до бури, как обещал, а то и себя угробишь, и машину загубишь.

– По рукам! – радостно воскликнул Александр и побежал к самолёту.

Буря действительно разыгралась не на шутку. Небо стало свинцовым и клубилось серыми мрачными тучами. Ветер наверху не просто дул, а завывал, словно дикий зверь. Временами мелькали зловещие стрелы молний. Ещё мгновение – и пошёл ливень. Сильные дождевые струи громко барабанили по лобовому стеклу, закрывая видимость. Порывы ветра бросали маленькую лёгкую машину то вверх, то вниз, то из стороны в сторону. Александр недовольно нахмурился. Лететь было ещё добрых два часа, а условия были явно нелётные. Самолёт дико трясло так, что Александр не сразу мог попасть на нужные рычаги управления.

Внезапно машину подбросило так сильно, что она встала вертикально, а затем перевернулась в воздухе. При этом голову Александра с такой силой ударило о приборную доску, что он почти потерял сознание.

– Не спать, не спать, – зло прикрикнул мужчина на самого себя и выругался от досады.

Его маленький хрупкий самолётик умудрился попасть на край скопища грозовых облаков, и теперь машину крутило и вертело в грозовых завихрениях воздушных потоков. Александр лавировал, как мог, стараясь выровнять машину. Наконец, ему это удалось, но минут через двадцать в одном из двигателей самолёта послышался подозрительный гул.

– Да, прав был Семёныч! Не тебе, неумёхе, самолёты водить в бурю. Если откажет двигатель, от тебя останется только горка окровавленного месива да переломанные косточки.

Дальше Александр вёл самолёт, надеясь лишь на божью милость. Машину водило из стороны в сторону, но каким-то чудом он всё же не падал, и пилоту удалось довести машину до места назначения.

Через двадцать минут после посадки в пункт назначения Александр, задыхаясь, ворвался к своему старинному другу Никодиму Павловичу, которого в городке считали кем-то вроде местного колдуна и знахаря.

– Никодим, где твоё непризнанное снадобье для лечения всяких инфекций? Помнишь, ты им меня ещё от лихорадки спас, когда я загибался уже?

Никодим, рослый, обросший бородой и длинными волосами мужик, только удивлённо воззрился на так неожиданно ворвавшегося к нему старинного друга.

– Так, это, что ж ты прям с порога к делу? Может чаю?

Но Александр уже тащил друга к самолету. И добраться до Москвы им удалось без приключений.

А дальше Александр, проявив чудеса настойчивости, заставил врачей включить в список препаратов ещё и снадобье Никодима, составленное им из каких-то удивительных трав и заморских растений. Впрочем, врачи, чувствовавшие вину за такое печальное развитие событий и за то, что придётся покалечить такую хорошенькую девушку, да ещё и известную модель, сами были готовы решиться на экспериментальные и даже антинаучные методы. Терять им было уже нечего…

Маше начали вводить снадобье по рецептуре Никодима, который сидел возле больной день и ночь, шепча какие-то целебные заговоры и делая массажи по одному ему известной методике, и – о, чудо, через несколько дней состояние Марии стало улучшаться. А через месяц Маша уже начала ходить, есть с аппетитом и улыбаться двум неотлучно пребывающим с ней рыцарям – Никодиму и Александру. Чудо всё же произошло.

Глав 16. Любовь – небесная игра

Москва, наше время.

Любовь Романова, наверное, минуты три стояла, замерев, точно статуя, и нажав на звонок квартиры № 33, которую снимал Артём Вениаминов – племенник тёти Клавы, подозреваемый в её убийстве. Рядом с Любовью стоял Серебряков, готовый защищать свою начальницу-напарницу от любой беды.

Наконец, минут через пять, когда непрошенные гости уже готовы были откланяться, дверь квартиры приоткрылась, и оттуда высунулась взлохмаченная голова молодого худощавого парня.

– Ну, впустишь, наконец? – вопросила Люба, показывая ему удостоверение.

Парень молча приоткрыл дверь и отошёл в сторону, пропуская гостей.

В квартире царил беспорядок, а сам парень был похож то ли на рокера, то ли на металлиста – чёрные джинсы, облегающая футболка с белым черепом на груди, несколько толстых металлических браслетов на запястьях, тяжёлая металлическая цепь на груди. В его лице было что-то азиатское, чем-то он отдалённо напоминал Виктора Цоя.

– Вы зачем пришли? – испуганно спросил парень. – По поводу тёти Клавы? Подозреваете?

– Угадал, ковбой, – сухо ответила Люба. – По поводу тёти. Только почему же сразу «подозреваете»? Просто зашли поговорить, может, ты знаешь что, – поможешь следствию.

– Поговорить зашли, значит, – задумчиво протянул парень и внезапно быстрее молнии бросился к открытому окну. Серебряков бросился за ним, но не успел – парень вскочил на подоконник и выпрыгнул из окна. Серебряков не медля выпрыгнул за ним. Люба подбежала к окну и облегчённо вздохнула – это был второй этаж и беглеца с преследователем уже и след простыл.

Через час Серебряков сидел у Романовой в кабинете и, виновато вздыхая, рассказывал, как упустил Вениаминова.

– Вот представь, Люба, бегу я за ним изо всех сил, а возле него внезапно машина останавливается, да не какая-нибудь «Таврия», а натуральный «BMW», он вскакивает в неё и всё – умчался. И как такое могло произойти? Личный водитель у него что ли, который за ним следит, или охрана, или телохранитель?!

– Да-а, товарищ капитан, как опер вы сегодня себя проявили не с лучшей стороны, – насмешливо заметила Любовь и продолжила:

– А я вот занялась более продуктивным делом и расспросила про нашего племяша соседей. Характеристику ему дали не слишком лестную. Сами не поймут – то ли дурачок, то ли бандит. Выглядит как рокер, сидит сиднем в квартире, на работу не ходит, знакомств ни с кем не водит. В общем, друзей среди соседей не имеет и единогласно признан ими «тёмной личностью». И, судя по его поведению, так оно и есть – гоняться за ним придётся ещё долго.

И, не выдержав и расхохотавшись от одураченного вида своего подчинённого, предложила:

– Да хватит тебе переживать, пойдём вечером полетаем?

Несмотря на строгое обращение, Любовь Романова считала Володьку Серебрякова своим лучшим другом. Их связывало общее увлечение – полёты на параплане. Увлекла его этим занятием она – Люба начала летать чуть ли не с детства. Но Владимир научился всем премудростям этого непростого занятия на удивление быстро. Всё давалось ему легко, наверное, потому, что ему от природы было присуще поразительное бесстрашие и истинно мужская смекалка. И вскоре они уже вдвоём парили в небесной выси.

Сегодня они летали под звёздами. Над ними нависло тёмно-синее небо и отливающие серебром звёзды протягивали к ним тонкие светящиеся нити. Их обдувал лёгкий ветерок, а земля была совсем не видна в наступившей темноте, и им казалось, что они заброшены прямо в открытый космос и остались одни во всей вселенной. Любовь, смеясь, пыталась приблизиться к Владимиру, а он пытался подлететь к ней, но струи воздуха каждый раз отбрасывали их друг от друга. Сейчас, в небе и в этой сияющей темноте, Любовь позабыла обо всех земных делах, и о том, что нужно следить за тем, чтобы не подпускать Серебрякова к себе. Ей, как истинной женщине, хотелось запечатлеть всю красоту этого мгновения, и хотелось, чтобы оно было наполнено романтикой и любовью.

Люба и сама не знала, что чувствует к Владимиру. Она только знала, что уже очень давно он был всегда рядом. И стремился защитить от всего – от бандитов и от всяких напастей – реально существующих и воображаемых. И её это всегда немного смешило – уж она-то – майор полиции – сможет постоять сама за себя.

На взлётном поле их как всегда поджидал Ветерок, шумно радуясь их возвращению. Собака любила Владимира, наверное, не меньше, чем её саму и, встретив его, выражала свой восторг шумным облизыванием и бешеным вилянием пушистого хвоста.

На этом поле, в загадочной ночной тиши, Владимир, как и уже много раз до этого, предпринял попытку её поцеловать. И Люба почти ответила ему взаимностью, но тут перед её глазами мелькнуло другое лицо – лицо человека, так часто целовавшего её в губы, и в один чёрный день так жестоко предавшего её любовь. И после этого видения Любовь как всегда отстранилась от Владимира. Нет, больше она не поверит ни одному мужчине на свете и никому не позволит разбить своё сердце снова.

– У этого дома не только жуткие истоки, но и не менее страшное продолжение. И я просто чувствую, что странная атмосфера дома как-то связана с произошедшим преступлением. Вот знаешь, маньяки иногда предпочитают играть со следователем в провокационную игру. Там, оставляют какие-то знаки, шарады, записочки. А здесь и оставлять ничего не нужно, сам дом и является знамением.

Майор Любовь Романова стояла посреди своего кабинета в разгар рабочего дня и рассуждала о своих предчувствиях. Владимир Серебряков слушал. В рабочие будни между ними не проскальзывало и намёка об их взаимоотношениях – Люба никогда этого не допускала, – не хватало ещё, чтобы её работа сопровождалась разными сплетнями и насмешками.

– Но что ж это за жуткие истории, которые происходили с домом в наше время? – хмуро спросил Серебряков.

Время шло, а дело никуда не двигалось, и это не могло не расстраивать всю их следственную бригаду. Этак скоро и на ковёр к начальству вызовут, а там и до выговоров недалеко и целой череды дальнейших неприятностей.