Получив стипендию для атлетов, я стал студентом Университета Южной Калифорнии и начал бегать на милю, но, отправившись однажды кататься на лыжах, повредил колено и связки голеностопа и на три месяца вышел из строя. Однако в самом конце бегового сезона, поскольку я был олимпийцем, меня как первокурсника пригласили на большой турнир в Принстон, где мне предстояло бежать две мили. Тогда-то я и выиграл свой первый национальный титул.

Но о чем я действительно мечтал, так это победить в забеге на милю.

За два года до этого, в 1934-м, Пит взял меня на чемпионат по легкой атлетике, который проходил на стадионе «Колизеум» в Лос-Анджелесе; брат хотел, чтобы я увидел соревнование между Гленном Каннингэмом и Биллом Бонтроном в забеге на милю. Каннингэм уже показал хорошие результаты, пробежав милю на стадионе за 4:08,4, а на шоссе за 4:09,8. В среднем я уступал ему восемь секунд. В большинстве ситуаций восемь секунд не так уж критичны. Но что касается забега на милю, то это время гораздо значительнее, чем может показаться, ведь это семьдесят пять ярдов.

Гленн Каннингэм был моим героем. Я читал историю о том, как еще ребенком он получил серьезные ожоги во время пожара, стоившего жизни его старшему брату. У Гленна сошла практически вся кожа на коленях и голенях. Когда ему меняли бинты, просматривались голые мышцы. Кроме того, он потерял почти все пальцы на левой ноге. Много лет спустя я как-то увидел его в душе и убедился, что все, что о нем писали, правда. Ожоги покрывали обе ноги, а сзади доходили до середины спины. Врачи едва верили в то, что он когда-нибудь вообще сможет ходить. Но Каннингэм и не думал сдаваться.

Он сумел быстро восстановить физическое и душевное здоровье и был полон решимости действовать. Он делал себе массаж ног, стимулируя кровообращение в конечностях. Собрав всю волю в кулак, он прошел курс физиотерапии, а затем усилием воли заставил себя встать на ноги и заново научился ходить.

Через какое-то время он уже бегал. Я понятия не имею, как ему это удалось, но он стал моим кумиром и источником вдохновения. Его непоколебимость помогла мне осознать, что, приложив усилия и пожертвовав чем-то, я тоже мог бы стать чемпионом. Каннингэм был величайшим спортсменом из всех и отличным примером мужества для любого атлета. Я по сей день не знаю более потрясающей истории успеха.

Кроме того, он был очень порядочным человеком. Однажды я участвовал с ним в забеге на стадионе. Я дышал ему в затылок и, хотя находился в лучшей спортивной форме, никак не мог его обогнать. Просто из уважения. «Луи, черт тебя побери, – крикнул он. – Да обгоняй же!» И против своей воли я поступил, как он хотел.

Тогда, в 1934 году, мне так и не довелось познакомиться с ним, когда он бежал в лос-анджелесском «Колизеуме» вместе с Биллом Бонтроном, показавшим лучший результат: 4:08,9. Было бы здорово, если бы все сложилось по-другому. Но именно тогда я и пообещал себе, что когда-нибудь обязательно отыграюсь за него.

В 1938 году я отправился вместе с командой Университета Южной Калифорнии в Миннеаполис на чемпионат NCAA. Я уже был бегуном на милю и находился в своей лучшей форме. Я чувствовал себя тигром, в крови которого бушует адреналин. Накануне забега ко мне в комнату зашел тренер Николсон. «Мне неприятно это говорить, – начал он, – но я только что вернулся со встречи тренеров Восточного побережья. Они подстрекают своих бегунов на милю выжать тебя завтра с дистанции. Парни заблокируют тебя на второй полумиле». Спортсменам с Восточного побережья надоело, что тренера Университета Южной Калифорнии Дина Кромвеля называли лучшим в мире, ведь на счету его ребят было немало побед. Хотя это и неудивительно, особенно учитывая тот факт, что в его команде выступал лучший бегун на милю. Я.

Надо сказать, частично в сложившейся ситуации был виноват и я, потому что однажды допустил ошибку: стал хвастаться, что легко пробегу четыре мили по непересеченной местности. И, по мнению атлетов и спортивных журналистов, у меня были все шансы это осуществить.

– Я сам могу за себя постоять, – самонадеянно заявил я тренеру Николсону. Возможно, мне следовало больше ценить его заботу и обратить на предупреждение особое внимание. Но ведь всем известно, как обычно ведут себя молодые амбициозные люди: им кажется, что они знают все лучше всех.

На следующий день на стадионе бегунов представили публике. Чак Фенске из Висконсина, ставший победителем в прошлом году, пробежал милю за 4:13,9. У меня был план. Я хотел пробежать первые два круга за 1:58, а затем резко рвануть перед самым финишем, по своему обыкновению выложившись по полной. Еще никому не удавалось обогнать меня при таком раскладе.

Но спесь до добра не доведет. Как и предсказывал тренер Николсон, соперники взяли меня в кольцо, не став дожидаться двух последних кругов. Когда я попытался обратиться к спортсмену, бежавшему рядом со мной, тот лишь огрызнулся в ответ. Другой просто прошелся своей шиповкой прямо по моему мизинцу. Еще один, бежавший впереди, задержал ногу в воздухе на лишнюю секунду, а потом вмазал мне по голени. Каждому бегуну известно, что, когда во время тренировки какая-нибудь бездомная собака начинает преследовать тебя, все, что нужно сделать, это отступить на несколько дюймов и двинуть ей по носу подошвой с шипами – псина больше не помешает. Когда я пробегал мимо третьего участника, он дал мне локтем прямо по ребрам так, что одно из них хрустнуло.

Парни держали меня в плотном кольце, пока до финиша не осталось каких-то ста двадцати ярдов; Фенске, лидер гонки, казалось, уже сильно ушел вперед. И только тогда мои соперники немного отступили. Я воспользовался моментом и проскользнул, несмотря на боль, мимо них… Я пробежал мимо Фенске и устремился прямиком к финишной черте. Обошел я его на пять ярдов.

Тренер Кромвель кинулся ко мне: «Как думаешь, с какой скоростью ты бежал?» «Ну, если мне повезло, то я побил 4:20», – ответил я. После всех тумаков, пинков, ударов локтями и шипами, которые сопровождали забег, я думал, что вряд ли могу рассчитывать на хороший результат. Но когда выяснилось, что у меня есть шанс, я припустил и замедлился лишь на секунду уже ближе к концу гонки, потому что был очень расстроен. «Тогда повезло тебе, – сказал тренер, усмехаясь. – Ты только что побил национальный университетский рекорд. Ты пробежал за 4:08,3». Я ушам своим не поверил. Существовавший до этого рекорд, установленный еще Бонтроном, был равен 4:08,9.

Мой рекорд держался в течение пятнадцати лет.

На следующий день газеты вышли с фотографией, на которой меня запечатлели со всеми полученными ссадинами. Я, весь забинтованный, выглядел так, словно оказался в центре какой-нибудь хоккейной потасовки. Но от этого вкус победы был только слаще. Я выиграл забег для себя, а еще, как я когда-то поклялся, для Гленна Каннингэма.

(Спустя много лет, когда я встретил свою будущую жену Синтию, она призналась, что помнит, как увидела это фото в газете еще будучи ребенком.)

Конечно, в те годы я этого еще не осознавал, но мое упорство, стойкость и нежелание сдаваться в, казалось бы, совершенно безнадежных ситуациях уже тогда были частью характера, благодаря которому я смог выстоять и остаться в живых во время Второй мировой войны.

Разумеется, совсем не обязательно переживать войну, чтобы заставить все эти качества работать на вас в повседневной жизни. Иногда и день, проведенный в офисе, или воспитание детей могут оказаться столь же непростым занятием.