Глава 17
Ночной переполох
Едва я вошел в свой номер, как зазвонил мой сотовый телефон.
– Слушаю! – ответил я.
– Добрый вечер! – вкрадчиво прозвучал в мобильнике знакомый мне голос Юсуфа Шараф-Эль-Дина.
На приветствие я ответил безрадостно – общение с людьми, объявленными в международный розыск, сомнительное удовольствие.
– Вечер добрый, господин Юсуф…
– Не нужно никаких имен, прошу вас, – перебил меня глава религиозной общины.
Не нужно так не нужно, мне же лучше – меньше проблем за то, что якшался с государственными преступниками, с местной, а возможно, и российской полицией будет.
– Как вам угодно, – охотно согласился я.
– Как насчет нашего уговора? – продолжил Юсуф Шараф-Эль-Дин мягко, но настойчиво. – Вы нашли то, что мне необходимо?
Вопрос главы религиозной общины привел меня в замешательство. Я оказался между двух огней: соврать, что не нашел – навлечь гнев Юсуфа Шараф-Эль-Дина, сказать, что нашел – разозлить полицейского, ежели он узнает о моей беседе с государственным преступником.
Человек на том конце беспроводной линии почувствовал мое колебание и подстегнул:
– Ну что же вы молчите, уважаемый? – в его голосе ощущалось недовольство и скрытая угроза.
– Кхм… – Я наконец решился сказать правду, а там будь что будет, пусть полицейские и религиозная община сами между собой разбираются. – Как вам сказать, господин… э-э-э… в общем, не важно… Дело в том, что интересующий вас предмет был у меня в руках, но… но… его забрал полицейский. И он сейчас у него в руках в отеле.
– И у вас не было возможности передать нужную нам вещь непосредственно мне? – раздраженно спросил Юсуф Шараф-Эль-Дин.
Я искренне ответил:
– Абсолютно.
– Где сейчас этот предмет? – наседал глава религиозной общины.
– В отеле.
– Ладно, спасибо за информацию, – раздосадованно проговорил человек на том конце беспроводной цепочки. – Всего доброго!
В мобильнике раздались гудки отбоя. Я отключил мобильник и бросил его на кровать. «Ну вот, Игорек, ты и в стукачи попал!» – подумал я с иронией и грустью.
Отправился в санузел, стараясь не намочить повязку, принял душ, затем вернулся в комнату и лег в кровать. Не спалось, сказывалось напряжение сегодняшнего дня, да и рана побаливала. Нет, определенно без хорошей дозы успокоительного мне сегодня не уснуть. Встал, не включая света, сходил к холодильнику, достал из него бутылку виски и прямо из горлышка сделал несколько глотков. Закусил шоколадной конфетой, оставшейся после угощения мной Марины и, увы, уже покойной Любани. Я стал засыпать, слава богу, день, наполненный негативными событиями, закончился.
Но я ошибался: цепочка трагических происшествий, выпавшая на сегодняшние сутки, продолжилась. Проснулся от звуков стрельбы, прозвучавших, как мне показалось, невдалеке. Я вскочил с кровати, взглянул на часы. Они показывали без пятнадцати час. Недолго же я проспал: всего-то сорок пять минут! Вскочив с кровати, натянул шорты, майку, надел шлепанцы и выскочил не в дверь, ведущую в коридор-галерею, а сразу на улицу, на балкон. Где-то раздавались крики, припозднившиеся парочки, что сидели возле малого бассейна, кинулись в разные стороны. Кто-то куда-то бежал, где-то кричали. Прозвучал еще один выстрел. Я метнулся в сквозную арку, ведшую на основной двор. Здесь тоже был переполох, на балконы повыскакивали любопытные, по дорожке вдоль здания мчался длинный несуразный Аман. Глаза сумасшедшие, большие уши, аж развеваются на ветру. Я схватил его за рубашку, втолкнул в арку. Молодой мужчина посмотрел на меня очумело.
– Что случилось?! – спросил я его.
Аман, тяжело дыша и тараща глаза, проговорил:
– Там, – он куда-то неопределенно махнул рукой. – Азиз… Банда!..
Вот черт, этого только не хватало! Я отпустил араба и кинулся во двор. Здесь было уже пустынно, только любопытные кое-где высовывались из темных окон, выходивших на балконы. Не было слышно ни криков, ни выстрелов. Я пробежал по аллейкам через двор, ворвался в фойе. И здесь шаром покати – ни служащих, ни тем более отдыхающих. Я оказался в фойе в тот момент, когда стоявшие у парадного входа три легковые машины чуть ли не с визгом одна за другой тронулись с места, выехали на центральную дорогу и помчались прочь от «Коралл Бич».
Я, догадавшись, что произошло, помчался в открытую дверь, находившуюся за ресепшен и ведшую в служебные помещения отеля. Пробежал по коридору и распахнул дверь в тот самый кабинет, где пару дней назад со мной беседовал Абдумалик Фаттах Мансур. В кабинете, где имелась еще и комната для отдыха, все было перевернуто вверх дном: разбросаны стулья, из шкафа выброшены все вещи, ящики письменного стола выдвинуты, в спальне с кровати скинуты постельные принадлежности и матрас. Самого полицейского видно не было. Из санузла раздалось мычание. Я распахнул дверь. Абдумалик Фаттах Мансур находился здесь. Он стоял в одних трусах под душем, но не мылся. Полицейский был прикован наручниками к смесителю. Во рту у него кляп – его же туго свернутая рубашка, плотно забитая между зубов и обернутая вокруг головы, чтобы страж порядка не смог вытолкнуть кляп языком.
– О боже?! – невольно воскликнул я, обрадованный тем, что Абдумалик Фаттах Мансур оказался жив. – Что случилось?
Я бы мог этого и не спрашивать, так как полицейский все равно не мог ответить – мешала затычка.
– Подождите! – я засуетился, не зная, с чего начать: то ли сначала освободить руки полицейского, то ли вытащить кляп из его рта.
Ответ подсказал сам Абдумалик Фаттах Мансур. Он замычал, дико вращая глазами и отчаянно сопя, давая, таким образом, мне понять, что с трудом дышит.
– Минутку! – я встал за спиной полицейского, развязал узел на рубашке и вытащил обслюнявленный кляп.
– Шайтан! – тяжело дыша и отплевываясь, выругался он. – Будь проклят этот Азиз!
Я открыл кран тот, что над раковиной, и стал мыть руки.
– Что произошло? – спросил я так, будто был не в курсе случившегося.
– Азиз и его банда напали на меня, когда я спал, – пожаловался полицейский и, вытирая мокрый от слюней рот, потер его о поросшее густыми волосами плечо. – Избили меня и, как видите, приковали к крану.
Освещение в санузле было неважным. Я пригляделся – действительно, у полицейского под глазом начал набухать синяк, и губа была разбита, и на теле кое-где виднелись кровоподтеки.
– Что им здесь нужно было? – прикинулся я дураком, выключил кран и отряхнул мокрые руки над раковиной.
– Они спрашивали про Кинжал Пророка! – переминаясь с ноги на ногу (стоять босиком на кафеле, коим отделан пол душевой кабины, полицейскому было холодно), ответил Абдумалик Фаттах Мансур. – Я думаю, они его нашли и похитили.
«Насчет того, что похитили, это, конечно, вопрос, поскольку за артефакт Юсуф Шараф-Эль-Дин отвалил приличную сумму, и скорее кинжал похитили у него, а он с помощью Азиза забрал то, что ему уже принадлежит», – подумал я, но вслух этого, конечно, не сказал – пусть полицейский думает так, как ему хочется.
– Ничего себе! – я якобы возмутился. – Вообще эти отморозки обнаглели.
– Им кто-то слил информацию об оказавшемся в наших руках кинжале, – заявил полицейский.
Этот кто-то был я, но, само собой, я опять промолчал о своей связи с главой религиозной общины. По правде говоря, в глубине души я испытывал удовлетворение – хоть и косвенно, но свои обязательства отыскать Кинжал Пророка я перед Юсуф Шараф-Эль-Дином выполнил. Ну и врага, надеюсь, в его лице я не нажил.
– Наверное, у банды есть среди работников отеля свои осведомители, – изрек я с глубокомысленным видом и, чтобы сменить тему, спросил: – Наручники ваши, или Азиз их с собой принес?
С видимой досадой Абдумалик Фаттах Мансур произнес:
– Мои.
Я понял, с чем связано раздражение моего визави. Наверняка стыдно и неприятно, когда тебя, полицейского, призванного защищать порядок от бандитов, эти же бандиты избивают и приковывают в душевой кабине к крану твоими же наручниками.
– А где от них ключи?
– Не знаю, – пожал плечами Абдумалик Фаттах Мансур. – Выбросили бандиты или с собой прихватили. Но у моих подчиненных Алишера и Ашрафа есть запасные. Хотя где они и что с ними случилось? – вдруг всполошился он.
– Понятия не имею. Пойду посмотрю.
Я вышел из санузла, а потом и из номера в коридор. Здесь шел ряд дверей, и я двинулся вдоль них, открывая все подряд. В одной из комнат, очевидно, служившей хозяину отеля в качестве номера для гостей, где и расположились, охранявшие в связи с последними событиями в «Коралл Бич» два стража порядка – Алишер и Ашраф, я и обнаружил последних. Они сидели на двух стульях в центре комнаты спиной к спине и были привязаны друг к другу веревками. Во рту у обоих также кляпы. Судя по манере их скручивать и забивать во рты, действовал один и тот же специалист. Оба в трусах, как и Абдумалик Фаттах Мансур, по всей видимости, обоих, так же как и их шефа, подняли сонными с кроватей и нейтрализовали.
Оба, увидев меня, стали рваться из стороны в сторону, таращить глаза и мычать, требуя освободить их. Ну точно как в тупом комедийном американском боевике о глупых полицейских, которых поймали крутые гангстеры и потехи ради привязали одного к другому. Честно говоря, служба у полицейских в отеле была поставлена слабо – спали как младенцы, в то время как следовало бы отдыхать по два, а одному бодрствовать. Возможно, одолеть банду Азиза и не смогли бы, но хоть сумели бы успеть вызвать подмогу.
Я вошел в комнату, приблизился к стражам порядка, вытащил кляп сначала у Алишера, а потом у Ашрафа (хотя, возможно, и наоборот, уж не знаю, кого из них как зовут) и развязал их, точнее, перерезал веревки лежащим на столе перочинным ножом, так как распутывать тугие узлы долго. Оба, словно пародируя своего патрона, долго отфыркивались и плевались, а я сходил в санузел и, подобно хирургу, проведшему операцию, повторил процедуру умывания рук.
Когда вернулся в комнату, оба полицейских уже облачились в форму. Не понимая арабского языка и не зная, как объяснить Алишеру и Ашрафу, что от них требуется, я махнул им рукой, приглашая следовать за мною. Войдя в кабинет, занимаемый Абдумаликом Фаттахом Мансуром, открыл дверь в санузел и жестом пригласил полицейских войти – пусть сами увидят своего шефа и поймут, что нужно сделать. Стражи порядка вошли в санузел, раздались возгласы возмущения (действиями бандитов) и радости (по поводу скорого освобождения Абдумалика Фаттаха Мансура), причем как со стороны начальника, так и со стороны его подчиненных.
Я предоставил полицейским возможность самим разбираться со своими проблемами, вышел из кабинета и еще раз прошелся по служебным помещениям в поисках Андрея. Его нигде видно не было. Вернулся в кабинет. Алишер и Ашраф уже освободили своего шефа, он успел надеть брюки и рубашку и производил осмотр своих временных владений, время от времени потирая запястья, натертые наручниками.
– Пропал только Кинжал Пророка, – объявил он, увидев меня. – К счастью, остальные мои вещи, документы и оружие не пропали.
– Я нигде не вижу Андрея, – сказал я, останавливаясь посреди разгромленного кабинета.
– Он не был нами связан или закован в наручники, просто заперт в комнате, – сообщил Абдумалик Фаттах Мансур, снимая с базы трубку стационарного телефона. – Он не имеет никакого отношения ни к полиции, ни к служащим отеля. Скорее всего, банда Азиза взломала дверь в комнату, где он содержался, а потом, разумеется, не закрыла, и Андрей ушел.
– А кто стрелял-то? – спросил я.
– Люди Азиза палили, чтобы страху нагнать. – Полицейский стал набирать на трубке номер. – А теперь извините, Игорь, мне нужно сообщить о случившемся в полицию и вызвать группу для расследования инцидента.
Я не возражал – мне и самому уже давно хотелось покинуть полицейских.
– Ладно, всего доброго!
Я развернулся, обошел топтавшихся с виноватым видом Алишера и Ашрафа – достанется, видать, им всем за допущенные промахи на орехи, – и вышел в двери. В это время между стационарным телефоном, находившимся в кабинете, и телефоном в полицейском участке была установлена связь, и Абдумалик Фаттах Мансур что-то быстро и эмоционально стал говорить на арабском языке.
Я в обратной последовательности покинул административный корпус. На основном дворе, на балконах и аллейках, взбудораженные выстрелами и криками, стояли люди и обсуждали произошедшее. Повылезали и попрятавшиеся сотрудники отеля. В обратном направлении прошел Аман. На небе, как обычно, ярко горели звезды, светила луна, легкий ветерок с моря приятно обдувал лицо. Я взглянул на часы – половина второго. Да, с отдыхом сегодня у меня как-то не ладится, тем не менее следует попробовать уснуть.
Я пересек двор, миновал арку в спальном корпусе и ступил на задний двор с малым бассейном. Здесь стояла тишина, людей видно не было, очевидно, все любопытные кучковались на основном дворе. Освещение было слабое, даже свет в баре не горел. Я двинулся по бетонной дорожке между зданием по одну сторону и тянущейся живой изгородью по другую к своему балкону, поскольку покинул номер именно через балкон – дверь из коридора была заперта, – через него и возвращался. Я уже почти дошел до балкона и собирался ступить на него, как вдруг заметил впереди на дорожке, напротив балкона ныне покойного Валентина, ручеек жидкости, натекший из-под кустов живой изгороди. Она была уже застывшей темного, почти черного цвета и матово отсвечивала в неверном свете луны и звезд. Я тотчас понял природу этой жидкости, круто развернулся и ускоренным шагом отправился в обратном направлении. Дойдя до угла живой изгороди, свернул вправо, пошел между ней и бассейном и шагнул в разрыв кустарника. На окруженной со всех сторон живой изгородью площадке в дальнем конце ее стояла скамейка, та самая, на которой, по моему предположению, сидел преступник или преступница, а возможно, оба, и оба подслушали происходивший за кустарником, на балконе, разговор между Валентином и Юсуф Шараф-Эль-Дином. На скамейке, судя по темным очертаниям, кто-то сидел. Достав на ходу мобильный телефон, я включил на нем фонарик и приблизился, осветив этот темный угол площадки. Действительно, на скамейке сидела Марина. Голова у нее запрокинута, открытые глаза смотрят в потрясающе красивое звездное египетское небо. Но молодая женщина не любовалась им. Глаза у нее были пустыми, нос и губы разбитыми, а из сердца торчал кинжал – та самая копия Кинжала Пророка, которую мне дал в своем доме Юсуф Шараф-Эль-Дин. Оранжевая майка Марины и ее знаменитые желтые шорты были испачканы кровью, она стекала по скамейке на землю и уже по ней сочилась за живую изгородь. Лицо у молодой женщины было разбито, очевидно, из-за того, что преступник, чтобы Марина не кричала, вырубил ее ударом по носу и губам, а уж потом заколол. Что же она делала здесь в столь поздний час и за что ее убили? Ответами на эти вопросы и следовало бы сейчас заняться.
Подсвечивая фонариком, я осторожно, чтобы не испачкаться в крови, похлопал мертвое тело по карманам. Ключей от номера Марины не было. А ведь должны быть. Ключи портье не сдают, а открытой дверь в номер Марина не могла оставить. Так где же они?.. Унес преступник? Что ж, проверим.
Я отключил фонарик, быстро покинул огороженную живой изгородью площадку и вернулся к зданию. По-прежнему на «малом» дворе никого не было. Я шагнул в арку в коридор, остановился, глянул в оба конца его – никого не видно. Прошел в коридор-галерею и, свернув вправо, двинулся по левой стороне коридора вдоль продолжавшегося, прерванного сквозной аркой, ряда дверей и цветником. Дойдя до номера Марины, толкнул дверь. Она оказалась открытой. Я снова посмотрел по сторонам – ни на опоясывающем второй этаж внутреннем балконе, ни на первом по-прежнему никого нет. Я шире открыл дверь и проскользнул в номер. Включил свет в прихожей, дошел до комнаты и заглянул в нее. Свет здесь на всякий случай включать не стал, чтобы не привлекать к окнам внимание любопытных, но и без света было ясно, что мне здесь делать нечего – номер был перевернут вверх дном. Как я и предполагал, преступник, видимо, убив Марину, забрал из ее кармана ключ, отправился в номер молодой женщины и перерыл его в поисках какой-то вещи, возможно, улики. Поскольку номер был обыскан вдоль и поперек и все вещи разбросаны, следовательно, мне искать что-либо после таких тотальных поисков убийцы не стоит, все равно ничего не найду, только время потеряю, да еще, не дай бог, застукают здесь, потом не оправдаешься.
Я вернулся в прихожую, выключил свет и проскользнул в коридор-галерею. Никем не замеченный вернулся к своему балкону и уже хотел было войти в комнату, как вдруг увидел в углу на полу рядом с раздвижной дверью мигнувшую точку. Это что еще такое?! Я наклонился к тому месту, где заметил светящуюся точку, пошарил рукой и нащупал плоский прямоугольник. Точка снова мигнула, и стало понятно, что это индикатор какого-то девайса, скорее всего, судя по габаритам, планшетника. Я взял его, перешагнул порог номера и, пройдя в прихожую, включил свет. В руках у меня действительно был планшетник. Вот это да! Именно этот девайс все время был у Любани в руках! Интересно, как он оказался у моей двери, причем на балкон?
Я активировал планшетник – в нем оказалась сим-карта с выходом в Интернет. Неспроста же девайс оказался у моего порога! Вернулся к раздвижной двери, плотно закрыл ее, задернул шторы и выключил в прихожей свет. Затем вошел в комнату и включил бра над кроватью. Ни о найденном мной трупе, ни о планшетнике я никому ничего сообщать пока не собирался. О мертвой Марине, потому что не хотел снова навлекать на себя подозрения в ее убийстве, ведь обычно почему-то в первую очередь в преступлении подозревают человека, нашедшего труп, и о планшетнике не буду никому и ничего говорить, пока не изучу его содержимое. Усевшись на кровать, я принялся копаться в файлах планшетника покойной Любани.
