Когда мы расстаемся с любовью?
Моя дочь пустилась в приключенье с петухом, что неустанно,
утром, в полночь, в полдень своим кукареку окрестность оглашает,
и ни я, ни Афродита не в силах отменить вечностоянья волшебство с каплей лунной росы на головке.
Но я мудра,
хотя еще и не старуха,
и жажду я стихов сильнее,
чем любовник жаждет слов,
сильнее, чем та липкая роса,
которую мужчины выделяют из интимных мест своих.
Качаюсь на обрыве любви, решая,
отдаться ли полету.
Кровь моя вскипает только к поэзии и власти.
Мой черный хмель ночной —
он может удовольствоваться и одиночеством.
А ты, златая Афродита,
с твоими лебедями,
важнее для меня как муза,
а не герольд любви.
Розовоногие грации станцуют для моего пера,
даже если я буду танцевать в одиночестве.
«Не спеши, жрица, — остерегаешь ты меня. —
Разве пел бы Орфей так сладко,
если бы сама вернулась Эвридика из Аида?
Разве Персефона была бы «девой, чье запретно имя»,
если бы проводила весь год,
срывая маргаритки с Деметрой?
Разве Пигмалион создал бы Галатею такой прекрасной,
если б я его не вдохновила?
Златокопытные тёлки,
серебророгие снежные бараны неслись по улицам в мой праздник,
а девы благовонья жгли —
ваниль, и мирру,
и лепестки редчайших лидийских роз,
лиловых, голубых,
но все же не благословляла я всех коленопреклоненных,
влюбленных безответно.
Я не щедра на милости.
Их получают только те, кто смел».