ГЛАВА 7
IL BAGOTTO
(ЧАРОДЕЙ)
ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК ЛЕОНАРДО
О расположении фигур апостолов по отношению к Христу:
Один отставил кубок и повернул голову к говорящему.
Другой сплел пальцы и хмуро смотрит на товарища.
Следующий развел руки и приподнял плечи, изумленно приоткрыв рот.
Еще один что-то говорит на ухо соседу, который повернулся к нему и внимательно слушает. В одной руке апостол держит нож, в другой — половину хлебного каравая, который только что разрезал.
Еще один апостол держит в руке нож, а другой рукой ставит на стол чашу.
Следующий изумленно взирает на говорящего; руки его покоятся на столе. Сидящий рядом задохнулся от удивления.
Еще один наклонился вперед и прикрыл глаза рукой.
Один из апостолов откинулся назад, а другой наклонился вперед между стеной и отпрянувшим соседом.
Не использовать ли руки Алессандро Кариссимо из Пармы для рук Христа?
1495–1496 ГОДЫ, МИЛАН
Беатриче наблюдала, как Лодовико склоняет голову, принимая высокую герцогскую шапку, а посланцы императора накидывают на его широкие плечи парадную мантию. Она чуть не прыснула от смеха, заметив на лице мужа ту же знакомую улыбку, с которой Лодовико лакомился деликатесами, потягивал доброе вино или предвкушал любовные утехи.
Если бы только Изабелла могла видеть ее сейчас! Мысль об этом не давала Беатриче покоя. Она сидела в тени конного монумента на высоком помосте, который соорудили перед собором Дуомо, и наблюдала, как по велению императора Максимилиана ее мужа провозглашают герцогом Милана и графом Павии. Увы, на церемонии Мантую представлял Франческо, ибо Изабелла снова ждала ребенка.
Беатриче вникала во все детали предстоящего празднества. От ее внимания не ускользнуло ничего, даже громадное алое полотнище, которое покрывало помост. Каждый день Беатриче придирчиво осматривала работу вышивальщиц, трудившихся над листьями и плодами шелковицы — символами Il Moro.
Когда пришел ее черед принимать поздравления, Беатриче с трудом заставляла себя вслушиваться в пышные речи вельмож и старейшин — представителей знатных семейств Ломбардии. Она узнавала лица, но была слишком взволнована, чтобы отвечать. Уже несколько дней во рту у новоиспеченной герцогини не было маковой росинки. Вряд ли она смогла бы в эту минуту обратиться к высоким гостям по именам. Слава богу, от нее требовалось только стоять и торжественно кивать в ответ на приветствия, которыми гости осыпали герцогиню.
Несколько дней назад Лодовико, к удивлению Беатриче, объявил ее регентом и опекуном своих сыновей. Если с мужем что-нибудь случится, Беатриче предстоит управлять герцогством до совершеннолетия старшего сына. Правители нередко удостаивали подобной чести своих жен, но ведь Беатриче исполнилось только двадцать! В случае смерти Лодовико она становилась правительницей Милана и должна была защищать суверенитет герцогства до того, как ее сын Максимилиан вступит в права наследования.
По окончании церемонии, когда пышная процессия направилась к собору Сан Амброджо, Беатриче принялась сочинять письмо сестре. «Это была самая величественная и грандиозная церемония из всех, что нам с тобой доводилось видеть». Беатриче не хотелось, чтобы Изабелла подумала, будто она хвастается. Ей очень не хватало сестры. После отъезда любимой тети малютка Макс долго не мог успокоиться и бегал по дворцу, выкликая ее имя. Даже Лодовико иногда задумчиво поглядывал на лебедей, которые плавали в пруду, и заявлял, что в каждом жесте Изабеллы чувствуется ее благородное происхождение. Беатриче больше не ревновала мужа к старшей сестре. Изабелла не пыталась флиртовать с Лодовико — по крайней мере, в присутствии младшей. Беатриче даже показалось, что в свой последний миланский визит Изабелла избегала Лодовико. Замужество, груз ответственности и материнство постепенно меняли характеры сестер. Они уже не были девчонками, которые ревниво следят за успехами друг друга. Взрослея и приобретая жизненный опыт, Изабелла и Беатриче все острее ощущали кровное родство.
События в жизни Беатриче развивались так стремительно, что совет старшей сестры иногда пришелся бы весьма кстати. После смерти матери Изабелла стала для сестры хранительницей ее детского мира. В тяжелую минуту Беатриче ловила себя на мысли, что постоянно задается вопросом: как поступила бы на ее месте Изабелла? Беатриче старалась вести себя так, как, по ее мнению, вела бы себя в похожих обстоятельствах старшая сестра. Если Изабеллы не было рядом, она все равно служила примером для сестры. Иногда, всматриваясь в толпу, Беатриче замечала женщину, похожую на Изабеллу, чтобы через мгновение убедиться, что воображение ее подводит.
Вечером, на роскошном пиру при свечах, куда были приглашены две тысячи гостей, Беатриче обнаружила, что ее неудержимо тянет поговорить с мужем Изабеллы. Лодовико велел ей расспросить Франческо о его настроениях и отношении к войне с французами, но на самом деле Беатриче хотелось услышать новости о сестре.
— Давайте в этот раз не будем обсуждать лошадиные стати, маркиз, — заявила Беатриче в ответ на многословное приветствие Франческо. — Меня интересует только здоровье сестры. Я жажду подробностей, ведь в письмах всего не расскажешь.
— Что ж, извольте. Изабелла уже вот такая, — Франческо отвел руку на несколько дюймов от живота. — Покупая вазы и картины, она торгуется, словно арабский барышник. Иногда мне кажется, что моя жена родом из Венеции.
Беатриче заметила гордый блеск в водянистых карих глазах Франческо. Несомненно, он знал цену своей блестящей супруге. Беатриче слышала, что Изабелла — гордая, прекрасная Изабелла — заложила свои драгоценности, чтобы Франческо смог заплатить за оружие и припасы для армии.
— Она велела Андреа Мантенье расписать стену в своем студиоло, предложив в качестве темы какой-нибудь классический сюжет. И как вы думаете, что выбрал старик Мантенья? Он изобразил девять муз на горе Парнас, а в центре танцует золотоволосая беременная муза с лицом Изабеллы. Она прекраснее самой Венеры, что изображена сверху.
— Она и есть сама Венера, — согласилась Беатриче. — Наконец кто-то нарисовал Изабеллу в ее подлинном облике.
— Это так, — ответил Франческо, — она вдохновляет многих. Будь я ревнивцем, поэтам, художникам и придворным не поздоровилось бы.
Беатриче не удержалась от смеха.
— Но ведь вы на самом деле очень ревнивы, маркиз!
— Не стану отрицать. Наверное, до сих пор мне просто не изменяло самообладание.
После того как гости разошлись и герцог с герцогиней остались одни, Лодовико захотел узнать, о чем Беатриче так живо беседовала с Франческо. Она рассказала, что Мантенья изобразил Изабеллу в образе музы.
— Вот и славно. Может быть, теперь она оставит в покое magistro, — заметил Лодовико. — Мантенья — гений. Хочется верить, что ему удалось утолить ее жажду остаться в веках.
Никогда еще Беатриче не слышала, чтобы Лодовико отзывался об Изабелле так язвительно.
— А как насчет более важных материй?
— Вряд ли здоровье и благополучие моей сестры — материя, недостойная вашего внимания.
— Это самодовольное ничтожество Франческо! С удовольствием отказался бы от его услуг! — воскликнул Лодовико. — Он даже не соизволил обсудить со мной дела! Наверное, маркиз полагает, что служит только венецианцам. Его не заботит, чьи деньги звенят в его карманах.
Вряд ли в Италии остался хоть один человек, подумала Беатриче, который не знал бы, чьи деньги наполняют карманы итальянских союзников Лодовико, французского короля и германского императора. Лодовико вел тайные переговоры с врагами французов, но на публике продолжал клясться королю Карлу в верности и не так давно одолжил ему большую сумму.
— Важно, чтобы враги не подозревали о том, что ты действительно задумал, — сказал он Беатриче.
— Пока нам это прекрасно удается, — отвечала Беатриче.
В Венеции, во время празднеств, посвященных созданию Лиги, Лодовико продолжал публично отрицать свою связь с этим союзом. В городе звонили все колокола, горожане говорили только о том, что французов скоро вышвырнут из Италии. Даже французский посол заинтересовался слухами.
— Герцогу ничего об этом не известно, — отвечал французу посланник Лодовико.
— Почему ты решил, что Франческо не хочет обсуждать дела? Он был так приветлив со мной! Никогда не поверю, что он собрался оскорбить тебя в день твоего триумфа. Не глупец же он, в самом деле!
Темная жилка вздулась на лбу Лодовико, делая его старше и суровее. Беатриче никогда не видела мужа таким раньше.
— Наверное, все остроумие и любезность он растратил на дам. Когда я спросил его, намерен ли он выступить на юг, Франческо с самым наглым видом заявил, что не собирается воевать с французами. После чего гордо удалился, словно я его оскорбил!
— Наверное, ты действительно оскорбил его. Может быть, Франческо решил, что ты усомнился в его военных талантах? Ты — великий правитель, Лодовико, но ты не военачальник. Кроме того, до Франческо могли дойти слухи о твоих переговорах с французами и венецианцами, поэтому он и не захотел открыто обсуждать эту тему.
— Почему ты встаешь на его сторону? — воскликнул Лодовико. — Ты больше не доверяешь мне?
Беатриче не помнила, чтобы Лодовико когда-нибудь повышал на нее голос.
— Мне не нравятся твои домыслы о моей сестре и ее муже. Они никогда не давали повода сомневаться в своей лояльности. Господин мой, что так гнетет твой дух в день твоей победы? Ты основал самый мощный союз в итальянской истории, собрал самую сильную армию!
Лодовико не ответил. Он несколько секунд пристально смотрел на Беатриче, затем в сердцах махнул рукой и вышел из комнаты.
После этого разговора Беатриче не видела мужа два дня.
От слуг она узнала, что Лодовико в Виджевано, где отдыхает от пышных торжеств. Чтобы не давать повода для слухов, она притворилась, что знала об этом. Беатриче не понимала, в чем она провинилась. Раньше Лодовико всегда разделял с ней свои беды и заботы. Почему теперь он бежит от нее?
Вернулся Лодовико полумертвым.
Взволнованный гонец вытащил Беатриче из ванной, где она спасалась от полуденной жары.
— Герцог болен и хочет видеть герцогиню. В сопровождении мессира Амброджо он направляется сюда и просит приготовить комнаты.
— Чума?
Завтрак подступил к горлу Беатриче.
— Нет, не чума, — отвечал посланник, отводя глаза от растрепанной герцогини, закутанной в льняной халат. Мокрые волосы Беатриче рассыпались по плечам. — Похоже на припадок. Герцог получил дурные известия, но какие — мне не известно.
Беатриче так спешила, что отпихнула служанку, которая пыталась затянуть корсаж ее платья. Услыхав внизу шум, полуодетая герцогиня бросилась в холл. Вода с мокрых волос капала на спину и платье. С обеих сторон Лодовико поддерживали мессир Амброджо и его слуга. Шелковая ткань на шее герцога потемнела от пота. С подбородка на грудь капала слюна, глаза дико вращались. Беатриче показалось, что левая сторона тела Лодовико неподвижна. Рот скривился набок, напоминая перевернутый полумесяц. Беатриче рывком отворила дверь спальни. Лодовико уложили в постель, он застонал. Глазами Лодовико искал глаза Беатриче. На лице застыло удивление — в кои-то веки на его пути оказалось препятствие, с которым он не в силах справиться!
Помощник лекаря поднял голову герцога и влил в рот какое-то снадобье. Лодовико подавился, попытался выплюнуть жидкость, но собственный язык ему не повиновался. Наконец ему удалось расслабиться, и жидкость попала в горло.
— Я дал ему успокаивающее питье, — объяснил мессир Амброджо.
— Что случилось? — спросила Беатриче. — Он съел что-то дурное?
Беатриче не на шутку испугалась, но гордость не позволяла ей обнажить чувства перед человеком, которому она не доверяла.
— С ним удар, приключившийся от дурных новостей. С мужчинами его лет такое бывает. Ему требуется отдых.
Лекарь отвел Беатриче от кровати, пока его помощник прикладывал к лицу герцога прохладную ткань.
— О каких новостях вы говорите? — спросила Беатриче.
Лекарь медлил, словно прикидывая, заслуживает ли герцогиня миланская его доверия. Лодовико застонал. Беатриче теряла терпение.
— Должна напомнить вам, что я являюсь регентом моего мужа, — промолвила она.
— Сегодня утром он узнал, что Людовик, герцог Орлеанский, захватил Новару.
— Но ведь это же наш город! В двадцати милях от Милана!
— Людовик неожиданно покинул Асти и объявился перед воротами Новары с огромной армией. Он заявил горожанам, что его бабкой была Валентина Висконти, предложил признать его законным герцогом Милана и открыть ворота. Иначе город будет разграблен.
Беатриче ждала завершения истории.
— Разумеется, горожане открыли ворота.
Казалось, что с каждым днем Лодовико все больше впадает в беспамятство. При виде Беатриче он пытался шевелить правой рукой, но левая по-прежнему оставалась неподвижной. Лодовико хотел что-то сказать, но с губ срывались только несвязные звуки, словно у глухонемых нищих, которые торчат на городских площадях. Беатриче пыталась устоять перед обрушившейся на нее лавиной: болезнь мужа, его отдаление от нее, претензии герцога Орлеанского на миланское герцогство. Вероятно, до Карла уже долетели слухи о Лиге. Объединенные итальянские армии готовились выступить на юг. Карл понимал, что Лодовико, несмотря на все его клятвы, больше не союзник Франции. Наверняка герцог Орлеанский действовал с одобрения Карла.
В любом случае Карл не станет мешать захвату Милана. Если кто-нибудь прознает о болезни Лодовико, французы тут же окажутся у ворот города.
Беатриче доводилось слышать истории о ночном нападении на замок д'Эсте. Враги Эрколя хотели захватить его семью, чтобы заставить герцога отказаться от власти. Ей тогда исполнился год, и Беатриче ничего не помнила. Проявив мудрость и мужество, мать спрятала детей, и герцог смог расправиться с восставшими. Теперь рядом с Беатриче не было ни матери, ни отца, ни старшей сестры. Ныне она сама стала матерью. Изабелла далеко. Муж, который должен защищать ее от тягот и бед, не может вымолвить ни слова. Беатриче вспоминала, как обычная сдержанность Леоноры боролась с женской гордостью, когда при ней пересказывали давнюю историю. Герцог Эрколь не уставал восхищаться мужественным поведением жены в час испытаний. Теперь и Беатриче должна сделать так, чтобы ее дети и дети ее детей вспоминали не страдания, а благополучное завершение всех бедствий. Ей хотелось, чтобы в глазах Лодовико светились восхищение и благодарность, когда в будущем он будет пересказывать эту историю.
Она сжала правую руку Лодовико. На ощупь рука неприятно холодила.
— Я позабочусь обо всем, дорогой мой, — промолвила Беатриче, бесстрашно встречая молящий взгляд мужа и заставляя себя улыбнуться.
Она укрыла детей в Рочетте, надежном убежище замка, и выставила вооруженную охрану. Направила посланцев ко всем дворянам, которые публично заявляли о верности нынешнему миланскому герцогу, прося их немедленно собраться в Кастелло. Беатриче сообщила сторонникам Лодовико о нападении герцога Орлеанского и отправила защищать город. Когда герцогиню спрашивали про мужа, она отвечала, что герцог совещается со своими генералами.
Беатриче вызвала Бернардино дель Корте, давнего и преданного друга Лодовико, которого этой зимой приставили следить за сокровищницей замка. Тогда дель Корте поклялся в вассальной верности герцогу и герцогине миланским и заверил их, что будет защищать сокровищницу до последней капли крови. Теперь он повторил перед Беатриче свои клятвы. Беатриче встретилась с начальником замковой стражи, которому подчинялись пятьсот солдат, и велела усилить бдительность.
Герцогиня направила письмо Галеаззу, который с небольшой армией уже находится на пути в Новару. Бьянку Джованну Беатриче приютила у себя. Она боялась за душевное здоровье дочери Лодовико, отец которой лежал при смерти, а муж отправился в опасный военный поход. Беатриче рассылала послания итальянским сторонникам миланского правителя и императору Максимилиану, рассказывая о предательстве герцога Орлеанского и прося помочь Галеаззу. Если последнему не удастся задержать Людовика в Новаре, французы окажутся у ворот Милана. Куда еще мог направиться Людовик, задумавший стать миланским герцогом? Ночью Беатриче спала, крепко прижав к себе сыновей. Она вспоминала, как в детстве засыпала рядом со щенками, которые согревали ее и дарили безмятежный сон. Теперь каждую ночь она готовилась спасаться бегством, как некогда герцогиня Леонора.
Бьянка Джованна, мужа которой война вырвала из супружеской спальни, ночи напролет просиживала у постели отца и нежно разговаривала с ним. От бессонных ночей кожа Бьянки стала почти прозрачной. Когда Лодовико засыпал, Бьянка пробиралась в семейную часовню и до самого рассвета молилась за мужа. Однажды утром Беатриче нашла ее на коленях перед алтарем. Бьянка явно не ложилась с самого вечера. Высокая свеча, перед которой она молилась, догорела до фитиля. Беатриче заметила темные круги под мутными от слез глазами Бьянки.
— Ты должна спать, Бьянка, — сказала Беатриче. — Разве твоему отцу, мужу или мне с детьми будет хорошо, если ты уморишь себя до смерти?
— Я часто провожу ночи в молитвах, — пыталась защититься Бьянка, — ведь Господь так добр ко мне. Хоть я и незаконнорожденная, после смерти матери отец всегда был так нежен и щедр ко мне! Он выдал меня замуж за самого доблестного рыцаря в Италии. Если я проведу на коленях остаток жизни, мне все равно никогда не отблагодарить Создателя за его доброту.
Не приходилось сомневаться в искренности Бьянки. Беатриче не хотелось остужать благочестивый пыл дочери Лодовико. Она протянула Бьянке руки, подняла ее с пола и отправила поспать пару часов, пообещав, что разбудит, если отцу станет хуже.
Проходили недели. С каждым днем Лодовико становилось лучше, он уже мог сжимать левый кулак. Рассеивались и тучи, сгустившиеся над городом. Венецианец Бернард Контрарини прибыл в Милан с двумя тысячами греческих наемников, чтобы защищать город. Каждый день Беатриче получала от Галеазза донесения о мелких стычках с французами у стен Новары. Содержание писем она от мужа скрывала.
Пока нам удается удерживать Людовика в стенах Новары, но все больше времени мне приходится проводить, убеждая войска оставаться на месте. Им не платили несколько недель, солдаты на грани бунта. Карманы пусты даже у интенданта, и он грозится перейти на сторону французов.
Беатриче вступила в тайные переговоры с казначеем Лодовико мессиром Гвалтьери, но узнала только, что все деньги ушли на создание Святой Лиги. Солдатам обещали щедро заплатить, если Лига одержит победу. Теперь успех кампании зависел не только от воинского искусства Франческо и Галеазза, но и от их умения уговорить солдат подождать.
Беатриче следила за перемещениями армии Франческо, которая продвигалась на юг. Изабелла писала, что дни и ночи вместе со священниками молится об успехе Франческо. Битва казалась неминуемой. Неаполитанцы устали от французов: недалекого Карла (неаполитанцы считали короля тупицей), способного думать только о любовных утехах, и его солдат. Пьяные французы валялись на улицах, врывались в дома, насиловали женщин и забирали все, что попадалось под руку.
Наверное, Карл успел прочесть надписи на стенах. Неаполитанцы готовились к восстанию. Король покинул Неаполь, оставив город на герцога Монпансье, кузена Франческо Гонзаги. Жену герцога Кьяру укрывала в Мантуе Изабелла. Маркиза мантуанская заявляла, что готова приютить любого члена своего клана. Странные отношения завязывались на войне. Ее сестра укрывала Кьяру, с мужем которой Франческо собирался воевать. Армию Франческо оплачивал другой родственник Франческо по жене, которого поддерживали венецианцы, некогда считавшиеся его заклятыми врагами. Чем же все это закончится? Да и закончится ли вообще?
Однажды утром Беатриче сидела в своем студиоло, безрадостно размышляя о будущем. Французская и итальянская армия вот-вот сойдутся в битве, а человек, который задумал и оплатил эту войну, не встает с постели, словно дряхлый старик. Лодовико медленно поправлялся. Каждое утро его выводили во двор погреться на солнце, но едва ли он был в состоянии влиять на ход событий. Двадцатилетней герцогине миланской приходилось постоянно напоминать себе о том, что она приходится дочерью герцогу Эрколю д'Эсте и внучкой королю Ферранте. Если придется, она сумеет постоять за себя и свое королевство. Почему бы и нет? В истории немало женщин, которые, оказавшись в положении Беатриче, сумели достойно выдержать испытания. Сможет ли Беатриче д'Эсте стать новой Семирамидой или Артемидой? Кузина Лодовико Катерина Сфорца из Форли вечно затевала войны с соседями. В девятнадцать лет эта женщина с мечом в руке вела свою армию на штурм замка Святого Ангела в Риме. Мысль о том, что ей предстоит управлять целым королевством, до смерти пугала Беатриче. Что, если итальянцы потерпят поражение и французы окажутся у ворот Милана?
Беатриче отодвинула нетронутый завтрак и подняла глаза. Перед ней с сумой в руках стоял Леонардо Флорентийский. На усталом лице художника было написано беспокойство. Интересно, кто впустил его?
— Чем я могу помочь вам, сударь? — спросила Беатриче.
Наверняка он пришел просить аванс за фреску в трапезной доминиканского монастыря.
— Ваша милость, я получил от герцога записку, в которой он призывает меня обсудить некоторые военные и инженерные вопросы. Однако слуги сказали, что он болен и не принимает посетителей.
— Герцог прислал вам письмо? — недоверчиво переспросила Беатриче.
Еще одна уловка, чтобы выманить деньги? Для чего еще художнику понадобилось выдумывать подобную нелепую историю?
— Не письмо, а записку, написанную его собственной рукой. Герцог беспокоится о безопасности замка. Я поступал к нему на службу в качестве военного инженера и специалиста по вооружениям. И вот мои умения пригодились.
Лодовико, не желавший никого видеть, послал за Леонардо? Беатриче удивленно разглядывала письмо, несомненно написанное рукою мужа.
— Мне сказали, что письмо было передано через его дочь, мадонну Бьянку.
Что ж, похоже на правду. Бьянка не смогла бы отказать отцу.
— Ваша милость, вы позволите мне говорить откровенно? — спросил Леонардо.
— Воля ваша.
Беатриче, как обычно, пугали рассуждения magistro.
— Мне случалось отрезать языки, препарируя трупы. Увы, я не обнаружил мышцы, которая отвечает за сплетни, хотя иногда кажется, что распространять их — главное предназначение этого органа, по крайней мере у придворных.
— Понимаю, — ответила Беатриче. — Стало быть, вам известно о состоянии герцога?
— Известно, ваша милость.
— Тогда вы знаете, что он выздоравливает, однако герцог еще слишком слаб, чтобы принимать посетителей.
— Возможно, у герцога созрели мысли, которыми он хотел бы со мной поделиться.
— Magistro Леонардо, позвольте и мне быть откровенной. Не секрет, что иногда ваши разговоры заканчиваются ссорой. Если излишнее волнение приведет к припадку, мы потеряем герцога.
— Этого не случится, поверьте мне. — Никогда еще в присутствии Беатриче Леонардо не выглядел таким уверенным в себе.
— Вы еще и будущее предсказываете? — улыбнулась Беатриче.
На мгновение художник задумался, затем, оценив шутку, улыбнулся в ответ.
— Ваша милость, для моей книги по анатомии я проводил тщательные исследования человеческого черепа. Я видел мозг и то, как он снабжается кровью через артерии. Я наблюдал за точкой пересечения всех человеческих мыслей. Божий замысел очевиден в работе столь совершенного органа, каковым является мозг, как в солнечном восходе или рождении ребенка. Вы и сами могли бы увидеть это чудо! Если мне удастся вызвать у герцога сильные чувства, неважно, гнев или радость, его сердце начнет работать быстрее, снабжая мозг кровью. Это оживит и пробудит деятельность мозга! Быстрый ток крови по здоровым сосудам — вот источник долголетия!
Беатриче почти ничего не поняла, но живо представила, как magistro вскрывает человеческий череп. От страха она не расслышала конца его речи. Впрочем, вряд ли способ излечения Лодовико, предложенный Леонардо, окажется хуже метода мессира Амброджо. Астролог стремился подчинить себе герцога и вбить клин между ним и его женой. Пусть иногда Леонардо и пугал Беатриче, но она ему доверяла. Перед magistro Беатриче испытывала страх, который некоторые испытывают перед ангелами и духами. Астролог, по мнению Беатриче, был куда опаснее.
В день, когда Франческо Гонзага со своей тридцатитысячной армией встретился с королем Карлом на берегу реки Таро в местечке Форново, Беатриче отвела Леонардо в спальню Лодовико. Герцог был одет с непривычной скромностью, ноги прикрывало шерстяное одеяло. Он очень постарел. Кожа обвисла, особенно под глазами и на шее. Рядом со своей юной женой Лодовико выглядел скорее отцом, чем мужем. Его слабость рождала в Беатриче еще большую нежность.
Герцог нисколько не удивился приходу Леонардо. Он широко улыбнулся и поблагодарил Беатриче за то, что привела к нему magistro. Художник не стал расспрашивать герцога о здоровье, а сразу разложил на столе наброски и чертежи стен и крепостей. Мужчины склонили головы над столом, тут же забыв о присутствии герцогини.
Беатриче вышла, оставив мужчин играть в их детские игры. Кто знает, возможно, возврат былых интересов и принесет пользу здоровью Лодовико? Когда через час Беатриче вернулась, на щеках мужа играл слабый румянец.
— Вы должны показать ваши изобретения герцогине.
Теперь Лодовико произносил слова медленнее, чем до болезни, но ясно и отчетливо.
Беатриче подошла к столу. Леонардо разложил перед ней рисунок, на котором был изображен фасад замка и ров перед ним. Художник указал на оконца, расположенные прямо над водой.
— Это тайное подводное убежище! — воскликнул Лодовико.
— Разумеется, сначала ров следует осушить, — пояснил Леонардо. — Однако построить убежище недолго, если использовать материалы, которые не пропускают воду. Подводный проход от замка к убежищу должен пролегать вот здесь. — Длинным пальцем Леонардо показал на плане. — Заполнить убежище людьми нетрудно. Над водой будут видны только эти окна. Стрелки успеют перебить нападающих до того, как те поймут, откуда стреляют. Излишне упоминать, что сами защитники замка окажутся недосягаемыми для вражеского огня.
Беатриче утратила дар речи. Лодовико и Леонардо выглядели как двое щенков, которые, выполнив трюк, ожидают свой кусок сахара. Она начала понимать, что при всей несхожести характеров эти двое очень близки.
— Внезапность позволяет выиграть время, — уверенно завершил Леонардо.
Беатриче по-прежнему не знала, что сказать в ответ. Возможно, ей, бедной глупой женщине, просто не хватает широты мышления? Очевидно, что она совершенно не разбирается в военном искусстве. Мужчинам хотелось, чтобы герцогиня разделила их восхищение, но в голове Беатриче вертелись неуместные вопросы: во сколько обойдутся эти усовершенствования? Какие материалы способны устоять под толщей воды? И наконец, разумно ли выкачивать воду изо рва, когда война стоит на пороге замка?
— Впечатляюще, — выдавила Беатриче.
Впрочем, возвращение румянца на щеках Лодовико впечатлило бы кого угодно.
— И это еще не все, — герцог заговорщически переглянулся с Леонардо, — у magistro есть план, как одолеть французов.
— Ваша милость, я показал герцогу, как можно одним махом окружить, поджечь или утопить массу врагов, как облить лестницы маслом, а затем поджечь, когда захватчики станут карабкаться на стены, и тогда их горящие тела начнут падать на головы тех, кто внизу.
Лица мужчин сияли, огонь разрушения зажег их кровь. Как может Леонардо — человек, о котором рассказывали, что он покупает на рынке птиц и из жалости отпускает их на волю, что он никогда не ест мяса, человек, принесший в этот мир творения бессмертной красоты, — как может он с такой радостью описывать смерть?
— Меня удивляет, что вас так веселят эти ужасные изобретения, — ответила Беатриче. — Неужели художник способен так легко направить свой талант к разрушению?
— Ваша милость, военное искусство — величайшее из искусств. Как иначе благородные дворяне смогли бы защитить своих вассалов?
По виду Лодовико Беатриче поняла, что ему очень понравился ответ magistro.
— Возвращайтесь завтра. Мы придумаем что-нибудь еще, вы и я.
Беатриче проводила художника до дверей спальни.
— Спасибо, что оживили моего мужа, — тихо промолвила она.
— Это не я, ваша милость. Это магия, что заключена в человеческом теле.
Когда он ушел, Беатриче спросила у мужа, не желает ли он отдохнуть?
— Вовсе нет, — отвечал Лодовико. — Теперь я снова стал самим собой.
К разочарованию Беатриче, муж ограничился поцелуем в лоб.
— Спасибо, что поддерживала меня. Мало кому из мужчин так повезло с женой.
Больше он ничего не сказал, и Беатриче вышла из спальни Лодовико, чувствуя себя брошенной и ненужной.
Теперь каждое утро Беатриче с тревогой выглядывала из окна, чтобы убедиться, что ров перед замком еще не начали осушать. Вдруг Лодовико и впрямь утратит разум и решит последовать одному из безумных советов magistro? Может быть, Леонардо действительно обладает магическими способностями и просто заколдовал ослабевшего после болезни герцога? Вдруг все эти годы magistro просто поджидал удобного случая, чтобы осуществить свои фантастические планы? Беатриче воображала, как деньги, которые хранятся в сокровищнице, уйдут на строительство гигантских крыльев для пехотинцев Лодовико. Неужели ей придется продать свои драгоценности, чтобы заплатить за эти безумства?
К счастью, строительство подводного убежища вскоре стало ненужным.
В жаркий безветренный день седьмого июля граф Каяццо, брат Галеазза ди Сансеверино, загнав коня, привез долгожданные вести. Он поведал герцогу и герцогине, что две армии под командованием Карла и Франческо сошлись на поле битвы. Главнокомандующие показывали чудеса храбрости. Франческо сражался отчаянно — враги застрелили под ним трех боевых коней. Воины Карла были истощены и страдали от жары. Французская армия сильно поредела за время перехода через горы. Король призывал своих солдат постоять за честь Франции.
— «Умрите со мной!» — кричал Карл и размахивал над головой мечом, словно обезумевший, — рассказывал граф. — Нужно было видеть короля на белом жеребце с алыми и белыми перьями на шлеме. Из нелепой жабы Карл в одночасье превратился в героя!
Граф сообщил, что до захода солнца ни одной из сторон не удалось одержать победу. Тем не менее Франческо захватил богатые трофеи — подводы с оружием и изрядной долей неаполитанских сокровищ.
— Маркиз со слезами на глазах осматривал поле битвы, узнавая среди убитых своих кузенов и друзей детства. Он воскликнул, что победа досталась ему слишком дорого. Я никогда не видел, чтобы воин так доблестно сражался и проливал столько слез над убитыми товарищами! Армия Карла была изрядно потрепана. Французы обратились в бегство. Наверное, сейчас они уже достигли Асти.
Беатриче облегченно выдохнула.
— Значит, муж моей сестры не ранен?
— Несколько незначительных царапин, ваша милость. Он посылает вам несколько безделушек из шатра короля Карла. Маркиз надеется, что они понравятся вам, а за лучшие вы с сестрой еще будете соперничать. — Граф вытащил из кармана украшенный драгоценными камнями крест и вложил в ладонь Беатриче. Затем он сжал ее пальцы и поцеловал кулачок герцогини. — Это только малая часть захваченных сокровищ.
Ну почему эти братья так обворожительны? Граф Каяццо беззаботно шутил даже после битвы и бешеной двухдневной скачки.
— Когда увидите маркиза, передайте ему, что лучшим трофеем для меня будет его благополучное возвращение домой. Уверена, моя сестра думает так же, — ответила Беатриче.
— Только представьте себе: среди трофеев меч и шлем самого Карла Великого!
— Почему Франческо позволил Карлу бежать? — нетерпеливо перебил Лодовико. — Может быть, сейчас Карл находится на пути в Милан?
Графу не понравился вопрос Лодовико. В словах герцога слышалось скрытое недовольство. Имел ли он право обвинять того, кто только что вернулся с поля сражения? Беатриче не раз приходилось видеть на лицах всех ди Сансеверино это выражение: сочетание удивления, возмущения и гнева.
— Маркиз пролил реки французской крови. Он сокрушил их армию и захватил припасы. Французы теперь всего лишь шайка голодных оборванцев, а их король с позором бежал с поля боя. Маркиз разбил бы французов, если бы не албанские наемники, которые покинули свои позиции и отправились разорять лагерь неприятеля. Предательство разгневало его, но маркиз в том не виноват. Я не знаю другого воина, который с такой доблестью сражался бы под вашими знаменами!
«Что уж говорить о простых солдатах, которым не платят жалованье», — захотелось добавить Беатриче, но она не посмела.
Лодовико продолжал с недовольным видом прохаживаться по комнате, бормоча, что раз французы до сих пор остаются в Италии, значит, Франческо не исполнил свой долг. Беатриче вздохнула с облегчением, когда в комнату влетела Бьянка Джованна и повисла на шее у графа. Объятия брата Галеазза не могли заменить Бьянке объятий мужа, который все еще осаждал в Новаре герцога Орлеанского. Наверное, Бьянка надеялась, что если брату Галеазза удалось выбраться с поля боя живым, то и ее муж вернется к ней целым и невредимым.
— Если бы я мог передать брату ваш портрет, он сокрушил бы всех французов, чтобы поскорее вернуться к вам, — поклонился граф красавице.
Розоватый шелк, словно легкое облачко, окутывал фигуру Бьянки.
— Вы увидите его?
Бьянка сплела тонкую бледную руку с синими жилками с мужественной, загорелой рукой графа.
— Я собираюсь присоединиться к брату у стен Новары. Задержусь лишь на пару дней, чтобы дать отдых людям.
— Вы отвезете ему это? — Бьянка вложила в ладонь графа стопку исписанных листков. — Мне так много нужно ему рассказать!
— Слова — не главное, моя дорогая, — отвечал граф. — Он знает о ваших желаниях и, поверьте мне, разделяет их в полной мере.
— Рад слышать, что вы не задержитесь в Милане, — перебил Лодовико. — Мы не можем подпустить французов к нашим границам.
— Я знаю свой долг, ваша милость, — серьезно отвечал граф. Серьезно, но без воодушевления, про себя отметила Беатриче. — После короткой остановки в Мантуе и торжеств, которые дают в его честь венецианцы, маркиз присоединится к нам у стен Новары, хотя и ему не помешало бы перевести дух.
Затем Каяццо откланялся. Слишком сухо и официально, как показалось герцогине. Ей очень не понравилось выражение лица графа, когда он покидал комнату. Неожиданно Беатриче охватило недоброе предчувствие.
Герцогине миланской довелось видеть блеск и силу великой армии, теперь она наблюдала ее разложение. Вонь стояла такая невыносимая, что Беатриче приходилось то и дело подносить к носу платок. Что ж, такова цена победы. Мертвые и умирающие тела юных солдат, распространяя запахи гнили, усеивали обочины дорог на протяжении всего пути от Новары. Это зрелище вызывало в душе Беатриче чувство стыда и изрядно омрачало радость победы.
В августе она вместе с оправившимся после болезни Лодовико совершила поездку в Новару, которую с середины июня осаждал Галеазз. Армия Лиги, усиленная кавалерией графа Каяццо и швейцарскими наемниками, предстала перед герцогом и герцогиней миланскими во всем своем великолепии. Ради встречи почетных гостей величайший итальянский кондотьер облачился в сияющие доспехи. Музыканты играли военные марши: гремели барабаны, трубы пели, а солдаты маршировали, гордо гремя оружием. Беатриче никогда еще не доводилось видеть столько мечей, копий, арбалетов ростом с человека, сверкающих кинжалов и пушек, которых волокли лошади. Когда пушки дали залп, Беатриче закрыла ладонями уши и зажмурила глаза. Сначала из длинных стволов показались пламя и дым, затем раздался грохот. Галеазз и его люди несли знамена Лодовико — гораздо более внушительные, чем знамена венецианцев и войск Священной Римской империи. Говорили, что со времен Рима у итальянцев не было столь славной армии. Беатриче с гордостью принимала знаки внимания. Она понимала, какова ее роль в этой победе. Армия Лиги была создана на деньги ее мужа, сумевшего обратить бывших соперников в союзников, но именно она сохранила власть в герцогстве, когда Лодовико оказался неспособен удержать ее. Беатриче понимала, что не меньше мужа заслуживает почестей. Если бы не их совместные усилия, король Карл маршем прошел бы по всей Италии. Однако вышло иначе: пока Карл бился с силами Лиги под Форново, принц Ферранте снова воцарился в Неаполе. Теперь французская армия была разбита, а воины герцога Орлеанского умирали от голода внутри крепостных стен.
Глядя на эти стены, Беатриче представляла себе, как Людовик, получив от своих шпионов донесения о мощи и величии итальянской армии, готовится капитулировать. День выдался превосходный. Омрачило его только неожиданное падение Лодовико с лошади. Герцог осматривал войска, когда его конь споткнулся и скинул седока в грязь. Весь его великолепный наряд оказался испорчен. Беатриче, памятуя о недавней болезни мужа, забеспокоилась. Лодовико, однако, не позволил падению омрачить свой дух, несмотря на перешептывания венецианцев, которые увидели в этом происшествии дурное предзнаменование.
На следующий день довольные Лодовико и Беатриче отправились в Виджевано, где собирались укрыться от миланского зноя. Здесь тоже стояла жара, но деревенский воздух был свеж и чист. Путешествие в Новару вдохновило герцога, и он наконец вспомнил о чувствах к жене. Беатриче не понимала, чем вызван возврат его нежности. Она словно вернулась в первые счастливые дни своего замужества, когда Лодовико только открывал для себя прелести юной супруги. Их поглотили удовольствия сельской жизни: охота, верховые прогулки, рыбная ловля, большие пикники на речном берегу, где они медленно смаковали еду, запивая ее белым вином, охлажденным кубами льда с самых вершин Альп. Однажды они даже читали друг другу любовную поэзию великого Петрарки. После обеда в шатре, ткань которого трепетала и колыхалась от ветра, Лодовико и Беатриче снова любили друг друга.
В конце сентября до них дошли слухи, что король Карл устал от войны и поручил Филиппу де Комине, французскому посланнику в Венеции, заключить перемирие. Лодовико и Беатриче спешно выехали в Новару, где уже находился Карл. Они остановились во дворце Камериано неподалеку от Новары. Вскоре туда прибыли послы всех городов-государств, объединенных в Лигу, чтобы обсудить условия мира. Беатриче гордилась, что именно Лодовико говорил с французами от имени Святой Лиги, в том числе и от имени ее отца, прибывшего из Феррары в конце недели. Беатриче и сама не раз вставляла слово в общий разговор, когда следовало поддержать Лодовико, который настаивал на уходе французов из Италии и возврате Новары Милану. Особенно герцог упирал на то, что Карл должен заставить своего непутевого племянника Людовика отказаться от притязаний на его титул.
Однако Людовик, упрямо не желавший освобождать Новару, умолял Карла разорвать мир с итальянцами. Недели шли, и вскоре начались разговоры о том, что послам необходимо обсудить предложения французов со своими правителями. Лодовико понимал, что на это уйдут месяцы. Поэтому он решил тайно встретиться с Карлом и сам подписать договор.
— Герцог Орлеанский не должен предъявлять права на мой титул, — заявил Лодовико.
— Должен напомнить вам, что его бабка была из Висконти, — вступился за племянника Карл.
— Позвольте и мне напомнить вам, что в жилах тысяч ублюдков по всей Европе течет кровь Висконти, но это не дает им права предъявлять права на миланское герцогство.
Не давая возможности Карлу ответить, Беатриче перебила:
— Ваше величество, давайте не будем забывать, что все мы хотим мира, а требования вашего племянника никак не могут способствовать его заключению. Если вам нужен мир — так, как он нужен нам, Людовика необходимо отговорить от притязаний на герцогский титул.
Карл откликнулся сразу, поддавшись не столько убедительности слов герцогини, сколько ее очарованию.
— Я больше не хочу воевать, мадам, — улыбнулся король Беатриче. — Моя жена сообщает, что у Франции больше нет сил сражаться. Солдатские вдовы устали оплакивать белеющие на полях сражений кости своих мужей.
Король тут же подписал соглашение, настаивая, чтобы бумаги были подготовлены немедленно, иначе он успеет раскаяться в принятом решении.
Триумф Беатриче не испортили даже слова короля, которые ей передали позднее. Король спрашивал своего посла об Изабелле. Неужели другая сестра краше и обходительнее прекрасной Беатриче?
— Разве возможно, чтобы на свете существовали два столь совершенных создания? — к удовольствию герцогини, осведомился у посла король.
Посол отвечал, что маркиза действительно красивее сестры, а кроме того, превосходит всех женщин своей образованностью и обхождением. Затем посол пустился в долгие описания фигуры, нарядов и драгоценностей маркизы, не забывая превозносить ее ум.
— Во время войны она мудро и справедливо правила Мантуей, занималась украшением города и изучением иностранных языков. Изабелла вдохновляет поэтов и художников по всей Италии. Она превосходно говорит на латыни, играет на лютне не хуже лучших музыкантов, а поет как ангел.
— Надеюсь, она не слишком высокого роста? — спросил низенький Карл.
— Напротив, хотя маркиза выше своей сестры, ее рост не превышает обычного для женщины.
— Вот и слава богу, — заметил на это король.
— Придворные льстецы считают ее первой дамой в Италии.
— Похоже, она и впрямь само совершенство.
— Неужели ваше величество влюбились в прекрасную маркизу только по описанию?
Посол прав, думала Беатриче, Изабелла красивее и умнее своей младшей сестры. Но от этой мысли она уже не испытывала боли. Главное, что им удалось заключить мир, причем именно Лодовико приписывали заслугу в изгнании французов из Италии. Миланский герцог был снова влюблен в свою жену. Беатриче решила, что его недавнее охлаждение объяснялось болезнью. Лодовико снова покорял жену добротой и нежностью. В благодарность за ее труды во время своей болезни герцог велел Донато Браманте и Леонардо украсить покои герцогини в Кастелло. Супругам не терпелось увидеть результат работы двух гениев, расцеловать сыновей и объявить миланцам, что настал долгожданный мир.
Вдобавок ко всему Беатриче снова ждала ребенка. Пребывание в Виджевано принесло свои плоды. Герцогиня поделилась с мужем этой новостью в ночь перед отъездом в Милан.
— Кто на сей раз, любовь моя? Мальчик или девочка?
— Нам не нужно даже советоваться с астрологом, дорогой мой. Это знание у меня в костях. У наших сыновей появится еще один брат.
Однако Лодовико воспринял эту весть не слишком радостно.
— Мальчишки вырастают и начинают завидовать власти отцов, а дочь никогда тебя не разлюбит, — заметил он.
— Но ведь у вас уже есть прекрасная дочь Бьянка Джованна, — заметила Беатриче.
— Это так, но ее красавец муж вытеснил меня из ее сердца, как и должно было случиться. Я хотел бы иметь еще одну дочь, которая будет любить меня в старости.
— Для этого у вас есть я, — отвечала Беатриче.
После подписания мира Франческо и Галеазз открыли ворота Новары, чтобы выпустить французов из города. Только теперь Лодовико и Беатриче осознали, какому ужасу они положили конец, подписав мирное соглашение. У французов не было лошадей.
— Их съели во время осады, — объяснил Галеазз Беатриче, когда она спросила, как французы доберутся до границы.
Беатриче понимала, что мало кому из выживших суждено добраться до дома. Солдаты сидели у обочины, прислонившись друг к другу, чтобы не упасть. Беатриче с изумлением наблюдала, как французский посол помогает своим слугам кормить солдат бульоном. Многие были так слабы, что не могли глотать, и струйки бульона вытекали из ослабевших ртов. Беатриче отвернулась, но впереди ее ожидало не менее безрадостное зрелище. Солдаты жадно набрасывались на еду, и их тут же рвало. Отвыкшие желудки бунтовали. Юный солдат упал на ходу, а его товарищи были так слабы, что даже не стали оглядываться, не говоря уже о том, чтобы помочь несчастному. Беатриче со своей свитой проехала мимо всей французской армии, и везде их сопровождали всхлипы и стоны одолеваемых приступами рвоты или безумного хохота солдат.
Глаза Беатриче следили за причудливым переплетением веток и сучьев, образующих непроходимые заросли на потолке гостиной. «Убежище для моего убежища», — подумала Беатриче, улыбаясь собственному остроумию и понимая, что, придумав этот лабиринт, magistro пытался угодить ее вкусу. Массивные стволы выступали из стен, корни словно пробивали камень, заявляя, что ничто не может остановить природу в ее буйстве. Вся комната походила на зеленую рощу. Каждый листик был тщательно прорисован. Золотистые ленты сплетались под разными углами, словно змеи в клубок. Сквозь зелень проглядывали кусочки неба и облаков: синего, фиолетового, розоватого, серого и белого цвета. Некоторые ленты поражали воображение своей вычурностью. Бесконечные, неразрывные и изменчивые, они скользили вдоль изысканно выписанных листьев и грубых сучьев, закручиваясь вокруг самих себя в вечном и мучительном вращении. Не успела Беатриче подумать, что рисунок, должно быть, изображает саму вечность, как кручение остановилось — там, где художник опустил кисть.
— Бесподобно, — промолвила она. — Величественно. Ошеломляюще. Впрочем, снова не закончено.
— Ну, это вполне в духе magistro, — заметил Лодовико. — Еще один недописанный шедевр.
Мессир Гвалтьери прибыл с письмом и плохими новостями. Словно непокорные корни на фреске, которую он сам же и нарисовал на стене, художник впал в буйство.
— Он стоял на подмостках, — рассказывал Гвалтьери, — и расписывал небо, когда появился кто-то из прислуги. Наверное, мальчишка просил денег. Magistro отшвырнул кисть и начал вопить, что он не банкир, что его замучили кредиторы и что слугам давно пора перейти на шерстяные штаны вместо кожаных, потому что они бедны и должны жить по средствам. — Гвалтьери замолчал. — Затем он попросил бумагу и написал вот это. — Он передал Лодовико свернутый пергамент. — Он тщательно подбирал слова, ваша милость. Писал очень медленно, словно нехотя.
Шевеля губами, Лодовико начал читать. Беатриче наклонилась, чтобы разглядеть, что написал magistro.
Ваша светлость, я сожалею, что нужда не позволяет мне по-прежнему служить Вам, исполняя все Ваши желания и прихоти. Я также весьма сожалею, что не получил того содержания, которое было мне обещано. И еще более я сожалею о том, что вынужден оставить службу у Вас и отправиться на поиски средств пропитания для себя и своих домочадцев (в количестве шести ртов). За последние пятьдесят шесть месяцев я получил из Вашей сокровищницы только пятьдесят дукатов. Я мог бы отделаться от прочих кредиторов, но мне пришлось заплатить священнику и могильщикам, чтобы моя дорогая мать покоилась в освященной земле и над ней были совершены необходимые обряды.
Именно поэтому я вынужден на время оставить Вас — решение, которое далось мне с великим трудом, ибо моим первейшим желанием всегда было служить Вам. Я намереваюсь использовать это время, чтобы накормить и одеть моих домочадцев. Верю и надеюсь, что вскоре смогу вернуться к тем незавершенным проектам, которые мы начали вместе. Прежде всего, я хотел бы заняться фресками, на которых задумал изобразить Вас: в виде Сына Фортуны, который прогоняет ветхую старуху Нищету золотым волшебным жезлом; в виде олицетворения Мудрости, способной распознать сквозь магические очки обман и коварство; а также в судебной мантии, выносящим суровый приговор Зависти. Вашим подданным эти фрески представят Вас милостивым правителем, который заботится только об их счастье и благоденствии. Вашей светлости, должно быть, известно, как я опечален тем, что Браманте, в отличие от меня, получил средства для работы над фреской, на которой он должен изобразить, как Ваша милость осуществляет правосудие. Кроме того, я также желал бы испытать шлюзы, которые изобрел. Ваша милость знает, что я долгие годы изучал движение вод и потому уверен в надежности придуманной мною системы. Что до «Тайной вечери», то я и сам бы желал завершить ее, но Вам, должно быть, известно, что мне не удалось найти подходящей модели для Иуды, к тому же я не получил средств для возобновления работы. Я закончу фреску, равно как и портрет Вашего семейства, когда с помощью других заказов сумею упрочить свое финансовое положение и вернуться на службу к Вашей светлости. И тогда я буду умолять Вас, чтобы герцогиня согласилась мне позировать, потому что я желаю работать только с натуры, не опираясь на описания других художников.
Не упоминаю здесь о конной статуе, ибо знаю, что сейчас не время. Остается надеяться, что когда-нибудь мне удастся завершить этот грандиозный монумент.
Оставляя Ваш двор, я лишаю себя высшего наслаждения — служить и повиноваться Вашей светлости.
Леонардо
Лодовико отбросил пергамент.
— Видимо, он решил, что он единственный художник в Италии? — вскричал он, обращаясь к Гвалтьери. — Где сейчас Пьетро Перуджино? Пошли за ним немедленно. Напиши маркизе мантуанской, пусть пришлет сюда Мантенью. Извести всех, кто сможет приехать. Я больше не собираюсь давать приют magistro!
— Но, мой господин, почему бы просто не заплатить ему? — спросила Беатриче. Художник не просил многого — средств на пропитание и одежду для него и его домочадцев. — Зачем приглашать в Милан другого живописца, если за небольшие деньги мы сможем уговорить Леонардо закончить роспись моих покоев?
Щеки Лодовико надулись, словно он собирался извергнуть какие-то ужасные слова. Вена, похожая на зазубренную молнию, которую Беатриче видела впервые, вздулась на лбу. Беатриче гадала, не швырнет ли муж эту молнию прямо в нее, словно разгневанный Зевс?
— Что? Быть игрушкой в его руках? Именно этого он и добивается. Платить деньги, чтобы он тянул до самого Судного дня и так и не закончил ни одной работы?
Беатриче молилась, чтобы с мужем не случился очередной удар. Однако следовало вернуть Лодовико к реальности.
— Не понимаю, почему платить человеку, который состоит у вас на службе, означает быть игрушкой в его руках? Можно подумать, вы говорите о предавшей вас возлюбленной, а не о придворном живописце!
Про себя Беатриче часто сравнивала отношения Леонардо с его хозяином с отношениями пожилой семейной пары.
Герцог был неудержим в своем гневе.
— Не думайте, мадам, что вы сами так уж невинны! Если бы не эта глупая игра, которую вы с сестрой ведете за внимание Леонардо, он давно бы нарисовал наш семейный портрет и у нас была бы по крайней мере одна законченная картина за все те деньги, которые мы ему заплатили. Эта картина прославила бы нашу семью!
— Если ваша милость желает, я немедленно начну позировать Леонардо. Надеюсь, он скроет мое положение, пока оно не слишком заметно.
Беатриче готова была согласиться на что угодно, лишь бы Лодовико успокоился. Случись с ним очередной удар, ей снова придется взвалить на свои плечи груз правления — сейчас, когда мир, заключенный с французами, так хрупок и непрочен!
— Как вовремя! Вы согласились как раз тогда, когда это стало невозможным!
Но что еще оставалось Беатриче, если она хотела победить Изабеллу в придуманной старшей сестрой игре?
— Моя сестра добивалась внимания моего мужа. Если бы за всем этим скрывалось только желание позировать Леонардо, я никогда бы не стала мешать ей. Всем известно, что мой муж любит заказывать magistro портреты своих возлюбленных. Я не могла допустить, чтобы моя собственная сестра стала одной из них. Те сплетни, которые я слышала при дворе, и моя собственная интуиция заставили меня воспротивиться этому! Только согласие в нашей семье могло заткнуть клеветникам рот. Разве вы не видите, мой господин? Все, что я делала с тех пор, как стала вашей женой, я делала только ради вас!
Беатриче пыталась говорить мягко, надеясь, что ее простые слова проймут Лодовико. Она хотела добавить: «Я делала все это лишь для того, чтобы заставить вас полюбить меня», но сдержалась и тут же обрадовалась своей сдержанности, потому что ее слова нисколько не тронули Лодовико. Он поглядел на нее странным взглядом.
— О, он сводит меня с ума. — Лодовико словно обращался к деревьям, нарисованным на стене. — Кто все эти годы позволял ему щеголять в шелках и бархате? Неужели я не заслуживаю благодарности?
Казалось, Лодовико рассердило ответное молчание листьев. Разгневанный, он выскочил из комнаты, забыв про Беатриче.
ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК ЛЕОНАРДО
1. Обратиться к распорядителям работ в соборе Пьяченце, чтобы сделали бронзовую дверь.
2. Сделать набросок декораций к «Данае», которую будут давать в доме графа Каяццо. Попросить денег для обновления механизмов, использованных в «Празднестве рая». Проверить огнеупорные костюмы актеров, которые должны возникать из горящих облаков.
3. Представить чертежи борделя для мессира Джакомо Альфео. Убедить его, что настоящий дом наслаждений должен обеспечивать своим клиентам полную тайну. Наличие скрытых дверей в комнаты женщин поднимет прибыли.
4. Испытать летающую машину. Сделать новый ремень для крыльев. Представить генералам чертежи. (Использование: снарядить кавалерию крыльями, чтобы, застать врасплох врага. Летающая кавалерия гораздо действеннее конной. Гонцы с крыльями, подобно Гермесу, будут доставлять послания принцам и королям.)
5. Представить проект ткацкого станка торговцу тканями мессиру Содерини.
6. Получить оставшиеся деньги из литейной мастерской для изготовления блоков и подъемников.
7. Доделать маски для бала у графа Бергамини.
8. Изготовить набор золотых тарелок и утвари для графини Бергамини, которыми она желает поразить венецианцев в следующем месяце.
9. Доделать ванную с трубами для горячей воды для герцогини Изабеллы Арагонской.
О тщета человеческая! Как быстро обстоятельства превращают нас в рабов денег!
От миланского посла во Флоренции Лодовико Сфорце, миланскому герцогу
В соответствии с полученными инструкциями я предпринял поиски художников, способных удовлетворить Вашим чаяниям. Сандро Боттичелли — мастер превосходный, искусный в настенной живописи и росписи по дереву. Его фигурам присуща мужественность, которая может прийтись по вкусу Вашей милости. Филиппино ди Фрати Филиппи — ученик Боттичелли и сын одного из величайших живописцев нашего времени. Его фигуры, в особенности головы, поражают благородством и тонкостью исполнения. Перуджино, единственный и неповторимый, особенно искусен в настенной живописи. Его ангельские лики не знают себе равных. Мне известно, что Ваша светлость хочет пригласить именно его, но в настоящее время Перуджино трудится в Павии для монахов-картезианцев. Вы могли бы убедить монахов отпустить Перуджино, чтобы герцогине не пришлось ожидать наследника в недоделанных покоях. Гирландайо искусен в росписи по дереву, но особенно в настенной живописи. Он прилежен, чего нельзя сказать о magistro Леонардо. Все эти художники, за исключением Филиппино, уже проявили себя в росписи капеллы Папы Сикста в Риме. Прошу Вас сообщить мне о своем решении. Если Вы действительно желаете нанять таких мастеров, медлить не следует.
— Мессир Гвалтьери, отведите меня в Башню сокровищ, — выпалила Беатриче, вбегая в комнату хранителя.
Выслушав Лодовико, Беатриче решила взять дело в свои руки. Она не хотела ни Боттичелли, ни Перуджино, ни даже любимого сестрой Мантенью. Разве кто-нибудь из этих великих мастеров согласится завершить роспись, начатую человеком, которого они считали своим учителем? Кроме того, прежде чем Лодовико получит ответы художников, пройдут недели! Беатриче хотела, чтобы magistro сам дописал лиственный полог в ее гостиной и чтобы Леонардо нарисовал их семейный портрет в углу фрески, изображавшей распятие. Беатриче по-прежнему не желала позировать художнику, но если она заставит Леонардо снова взяться за работу, Лодовико перестанет укорять ее за несговорчивость. Это не доставит ей особых хлопот, а муж больше не будет злиться.
Беатриче не бывала в сокровищнице больше года. Шла война, и герцогине давно уже не доводилось перебирать драгоценные украшения, прикидывая, к какому наряду подойдет то или иное ожерелье. В последнее время у них было мало поводов для пышных празднеств. Победа над французами досталась Италии такой высокой ценой, что окончание войны все восприняли с облегчением, но без особого ликования. Беатриче также хотела выбрать какое-нибудь украшение для Изабеллы, которая бескорыстно пожертвовала своей коллекцией камней, чтобы Франческо смог снарядить армию. Недавно Изабелла снова произвела на свет девочку, которую назвали Маргеритой. Она еще тяжелее, чем в первый раз, переживала, что не смогла родить сына. В письмах Изабелла вообще не упоминала о дочке, несмотря на искренние поздравления Беатриче и присланные сестрой подарки. Беатриче надеялась найти что-нибудь подходящее для Изабеллы и, возможно, крошечное жемчужное ожерелье для малышки. Если сестра увидит, что родные рады появлению на свет ее второй дочери, возможно, ее отношение к девочке потеплеет.
Гвалтьери не тронулся с места.
— Я хочу выбрать маленький подарок для сестры, — повторила Беатриче, недоумевая, почему хранитель не бросился исполнять ее просьбу, а посмотрел на герцогиню так, словно она застала его за неким недостойным занятием. — И кроме того, у меня к вам дело, касающееся magistro. Мой муж проявляет прискорбную недальновидность, не пытаясь удержать Леонардо. Однако мы с вами могли бы устроить так, чтобы Леонардо получил те несколько дукатов, в которых так нуждается. Не стоит говорить об этом герцогу. Зачем ему лишний раз волноваться? Мы же не хотим, чтобы герцога снова хватил удар.
Выражение лица Гвалтьери стало печальным.
— Ваша милость, вы же знаете, я не могу отказать вам ни в чем.
— Верно, поэтому давайте исполним задуманное.
Гвалтьери посмотрел на секретаря — худощавого мужчину, который уткнулся в гросбух, лежащий перед ним на маленьком столике.
— Пошлите за ключами. — Он махнул рукой, выпроваживая секретаря из комнаты. — Ваша милость, в последнее время герцог обсуждал с вами финансовые вопросы?
— Нет. Герцог любит жаловаться, что не умеет делать деньги из воздуха, однако больше он мне ничего не говорил.
— Что же, тогда, наверное, вам полезно будет заглянуть в Башню.
Гвалтьери вздохнул, словно внезапно почувствовал смертельную усталость.
Когда мессир Гвалтьери отворил перед ней дверь, Беатриче бросилось в глаза облако пыли, висевшее в лучах полуденного солнца, которые падали из высоких окон. Частички пыли танцевали в воздухе, словно маленькие звезды, и не подозревали о силе, что влечет все предметы к земле. Беатриче вошла и сразу посмотрела в угол, где всегда стояли бочонки с серебром, которым она надеялась наполнить кошель, чтобы отдать magistro.
Бочонки исчезли. Одинокий пустой сундук валялся на полу. На столах, где прежде лежали драгоценности, скапливалась пыль. Беатриче вскрикнула и устремилась во вторую залу — только для того, чтобы обнаружить, что работы magistro постигла та же участь, что и деревянные бочонки. Сокровищница была пуста, словно заброшенная древняя хижина.
— Куда все делось? — спросила Беатриче у хранителя, бесшумно следующего за ней.
— Истрачено. Ушло.
— Но куда?
— Все стоит денег. Трофеев, захваченных маркизом Гонзагой, не хватило на то, чтобы заплатить наемникам. Если не платить солдатам, они повернут оружие против вас. Герцогу хорошо это известно. Остальное ушло на осаду Новары.
— Но это же невозможно! Здесь было столько всего!
— Ваша милость, вам лучше обсудить это с герцогом. Я знаю, что деньги брались взаймы у знатных и богатых миланцев, чтобы оплатить задуманные герцогом проекты. Реконструкция системы каналов, строительство собора, церкви и трапезной монастыря, возведение памятников, устройство празднеств, займы французам, которые никто теперь не вернет, так как войска Карла разбиты. Не забывайте также о приданом Бьянки Марии Сфорцы — оно было поистине громадным. Неудивительно, что Башня опустела. Теперь знатные миланские семьи требуют вернуть долги. Осталось не так уж много, но если герцог не хочет смуты, ему придется отдать и то, что есть.
— Что же делать?
— Герцог хочет увеличить налоги. Никому в Милане это не понравится, но делать нечего. Нельзя управлять государством без денег.
— Значит, сегодня у нас…
Гвалтьери закончил за Беатриче:
— Нет ни гроша.
Беатриче бездумно брела по замку. Она искала Лодовико и одновременно боялась его найти. Беатриче не знала, с чего начать разговор. Все обвинения, которые она готова была высказать, только отдалят от нее мужа. Главное — помочь ему, внезапно решила Беатриче и на глазах у изумленной прислуги бросилась бежать, не замечая поклонов. Главное — быть вместе, и тогда мы найдем выход.
Один из секретарей Беатриче попытался остановить ее. Герцогиня отдернула руку. Секретарь поклонился.
— Я звал, но ваша милость не слышали.
— Ах да, что там?
Сердце Беатриче бешено стучало, она задыхалась. Сколько она бежала так, не разбирая дороги?
— Графиня Бергамини ждет в ваших покоях.
— Нет, я не могу принять ее. — Беатриче пыталась отдышаться. — Скажите ей, что я нездорова.
В подтверждение своих слов Беатриче схватилась за живот, испугавшись, что нервное напряжение повредит малышу.
— Герцогиня умоляла сказать, что дело срочное.
Беатриче глубоко вдохнула, пытаясь заставить сердце биться реже. Она должна успокоиться. Цецилия — не чета прочим придворным, она старый друг и советчица. Присутствие графини часто останавливало ссоры между супругами. Возможно, разговор с ней вернет Беатриче утраченный покой.
Иногда, глядя на Цецилию, Беатриче удивлялась, как ей удалось занять в сердце Лодовико место этой красавицы. Хотя Цецилия с тех пор стала старше и располнела, кожа по-прежнему светилась, словно у женщины вдвое моложе. Полнота смягчила угловатые черты, но улыбка осталась такой же ангельской. Неудивительно, что magistro изобразил ее в виде архангела в той странной картине, где Святая Дева, младенец Иисус и младенец Иоанн Креститель сидели перед скалами на пустынном плато. В эрудиции и интеллекте Цецилия могла соперничать только с Изабеллой. Она писала прекрасные поэмы и сонеты, которые распевали при всех итальянских дворах. Как же Беатриче удалось одержать над ней — над ними обеими — столь безоговорочную победу?
— Я счастлива, что вы смогли принять меня, ваша милость.
Цецилия обняла и расцеловала свою молодую подругу.
— Мне передали, что дело срочное.
Беатриче знаком усадила Цецилию и велела слуге налить вино в бокалы.
— Срочное и конфиденциальное, — отвечала графиня.
Беатриче велела слуге удалиться.
Женщины склонились друг к другу.
— Как вам известно, два венецианских посла остановились в нашем доме. Герцог был так добр, что оказал нам эту честь.
Лодовико заплатил за перестройку дворца Цецилии неподалеку от собора Дуомо, и теперь дворец по праву считался прекраснейшим в Италии. Беатриче никогда не завидовала Цецилии. Десять лучших лет своей жизни она подарила Лодовико, не говоря уже о сыне Чезаре. Однако теперь, после посещения опустевшей сокровищницы, при упоминании о прекрасном дворце Цецилии Беатриче поморщилась.
— Лодовико считает венецианцев своими союзниками, но я слышала, как послы и их гости говорили весьма неприятные вещи.
— Например?
— Например, что герцог не соблюдает соглашений, что он говорит одно, а делает другое.
Женщины помолчали. Трудно было отрицать справедливость последнего утверждения.
— Лодовико хвастается, что до тех пор, пока союзники живут за его счет, Папа Александр может считаться его капелланом, император Максимилиан — кондотьером, венецианская синьория — казначеем, а король Карл — посыльным. Лодовико победил французов только с помощью своих союзников, а союзники не любят, когда их держат на положении слуг. Вам известно, как горды венецианцы. Их оскорбляет высокомерие герцога. Венецианцы говорили, что скоро с Божьей помощью укажут Лодовико его истинное место.
— Но почему вы пришли с этими новостями ко мне? Неужели после всего, что было между вами, вы побоялись рассказать об этом Лодовико?
Слова Цецилии тяжким грузом давили на Беатриче. Она сама не раз слышала подобные высказывания из уст Лодовико. Он хвастался, что останется в истории человеком, изгнавшим из Италии французов. Не считаясь со средствами, Лодовико нанимал артистов и художников, чтобы те прославляли его победы. Это раздражало Беатриче — совсем не так вел себя ее отец герцог Эрколь, склонный преуменьшать свои заслуги и богатство. Любовь Лодовико была смыслом жизни Беатриче, и теперь она не знала, как выразить мужу свое недовольство и не утратить его расположения.
— Дорогая моя, я пыталась поговорить с Лодовико, но он не стал слушать, — отвечала Цецилия. — Я рассказала ему то, что поведала вам, а он в ответ заявил, что о нем, сыне Фортуны, не стоит беспокоиться. Я напомнила ему венецианскую поговорку: иногда судьба бывает переменчивой, но и это его не тронуло. Вы имеете на него огромное влияние! Мне не хочется перекладывать этот груз на ваши плечи, но только вы, с вашим благоразумием и тактом, сможете убедить Лодовико вести себя сдержаннее, по крайней мере публично и в присутствии венецианцев. Они обвиняют герцога в двуличии, но венецианцы и сами славятся коварством. Кто знает, что они замыслят в ответ?
Беатриче обещала Цецилии поговорить с Лодовико и отослала графиню восвояси, прежде чем старшая подруга успела догадаться о причине ее слез. Как же такое случилось? Почему, одержав победу, они оказались с пустыми карманами, презираемые союзниками, которые уже замышляют предательство? Цецилия права — будущее Беатриче неотделимо от будущего Лодовико. Они были единым целым. Звезда женщины восходит вместе со звездой ее мужа и вместе с ней закатывается за горизонт.
В поисках Лодовико Беатриче медленно брела по дворцу, стараясь не глядеть на великолепные колонны с пышными мраморными постаментами и стены, расписанные Леонардо и Браманте и увешанные картинами ломбардских художников. Каждый дюйм великолепного пространства замка казался ей могилой, куда ушли семейные сокровища.
Она нашла мужа в новых покоях дворца, отстроенных в прошлом году. Лодовико стоял перед громадной фреской работы братьев Предис. Герцог устроил состязание между художниками Ломбардии — им предлагалось придумать сюжет, прославляющий его славные деяния. Выиграл Амброджо де Предис. Он предложил изобразить Италию в виде прекрасной и благочестивой матроны, облаченной в плащ, на котором вышиты названия крупнейших городов-государств. Il Moro учтиво стряхивал пыль с ее юбки или, другими словами, избавлял Италию от того, в чем она не нуждалась.
Беатриче вошла, когда Лодовико объяснял Лукреции Кривелли смысл аллегории. Красавица смотрела на картину с восхищением, словно перед ней совершалось рождение Богоматери. До Беатриче уже доходили слухи о том, что Лодовико неравнодушен к ее фрейлине, но она пропускала их мимо ушей. После болезни Лодовико постарел, подурнел и выглядел уже не таким крепким, как раньше. У него просто не хватило бы сил на новую любовницу, рассуждала жена. И все же герцог так непостоянен в своих привязанностях! После пребывания в Виджевано, когда их любовь снова возвратилась и принесла свои плоды, Беатриче старалась не вспоминать о прежней холодности Лодовико.
На лице мужа застыло то же недоуменное выражение, которое Беатриче уже видела на лице мессира Гвалтьери. Неужели сегодня ей суждено подозревать всех в чем-то постыдном? Лукреция согласно дворцовому протоколу низко склонилась перед герцогиней, опустив глаза и ожидая инструкций. Беатриче не преминула дать их:
— Оставьте нас. — Лукреция быстро поднялась и, по-прежнему не глядя на Беатриче, выскочила из комнаты, шелестя бархатной юбкой. — Кажется, Лукреция Кривелли — моя фрейлина, а не ваша. Вы проводите с ней столько времени, что злые языки при дворе уже болтают лишнее.
— Я сожалею, мадам, что эти пустые сплетни достигли ваших ушей. Смешно доверять придворным злопыхателям. Они везде таковы — что в Милане, что при любом итальянском дворе.
— Что еще я могу сделать для вас, Лодовико? Вынашивать ваших сыновей, улаживать дипломатические проблемы с иностранными правителями, управлять государством, когда вы нездоровы, быть вашим другом и любовницей? Если этого мало, я готова выслушать ваши пожелания.
Беатриче понимала, что у нее нет оснований вышвырнуть из дворца всегда послушную Лукрецию Кривелли. Только в моменты крайней угрозы Беатриче позволяла вырваться наружу своим чувствам. Вот и сейчас она бесстрашно высказывала мужу свое возмущение.
— Беатриче, дорогая, — Лодовико взял руки жены в свои, — все очень просто. Я — человек, который изгнал французов из Италии. Мои заслуги не могут не впечатлить столь юную и романтически настроенную даму, как Лукреция. Ее муж — какой-то купчишка — недостоин своей жены. Семья выдала Лукрецию замуж из-за денег. Куда теперь деваться бедняжке? В родном доме ей не с кем перемолвиться словом, вот Лукреция и ищет моего общества.
Каким самовлюбленным выглядел Лодовико! Беатриче захотелось напомнить ему о втором подбородке и выпирающем животе, о венах, что выступали на лодыжках, и о том, что всякий раз, когда он снимал одежду, Беатриче с болью отмечала, как он постарел. Ей захотелось крикнуть Лодовико, что воистину его можно назвать сыном Фортуны, ибо его молодая жена не только любит его, но и яростно отстаивает перед всем миром его интересы. Впрочем, вряд ли Лодовико прислушался бы к ее словам. Судя по напыщенному виду, герцог был совершенно не расположен выслушивать правду. Дав волю чувствам, Беатриче только подтолкнет его в объятия женщины, которая недавно выбежала из комнаты.
Беатриче решила действовать в обход. Она взглянула в глаза Лодовико, успев заметить, что мешки под ними стали тяжелее.
— Мой господин, я была в Башне сокровищ и видела, что она опустела. Неужели я, принцесса из дома д'Эсте, должна жить как нищенка? А моих сыновей вы, наверное, пошлете учиться коммерции?
— Дорогая моя, вам следовало сразу обратиться ко мне, вместо того чтобы выведывать все самой, делая при этом неверные выводы.
Мягкий шелковый голос мужа завораживал Беатриче. Лодовико был невозмутим и спокоен, словно змея перед броском.
— Я не выведывала, — слабо возразила Беатриче. — Я просто хотела послать бедняжке Изабелле подарок, ведь свои драгоценности она пожертвовала Франческо, чтобы он мог снарядить армию.
— Беатриче, с каких пор ты утратила веру в меня? — спросил Лодовико. Печаль затуманила его черты. — Я спрятал сокровища в подземельях замков. Когда французы находились в двадцати милях от Милана, это показалось мне вполне благоразумным шагом. Деньги и драгоценности оставлены на хранение у родственников и друзей по всей Италии.
— Но мессир Гвалтьери сказал, что деньги ушли на долги миланской знати и теперь вы вынуждены повышать налоги, а это непременно приведет к недовольству горожан!
— Миланцам придется смириться. Они ценят красоту и удобства. Они хотят прославлять Господа в позолоченном и богато украшенном соборе, но не хотят платить за все эти усовершенствования. Таковы люди! К тому же, дорогая моя, мессир Гвалтьери знает не более того, что я счел нужным ему рассказать.
«Как и я», — подумала Беатриче, но слова Лодовико успокоили ее.
— Иди ко мне. — Герцог открыл объятия жене. — Если ты будешь так волноваться, ребенок родится беспокойным.
Беатриче шагнула вперед и упала в объятия Лодовико. Она закрыла глаза и потерлась щекой о бархат его камзола. Беатриче уже не хотелось докапываться до истины. Лишь бы эти покой и безмятежность, которые она находила в его объятиях, длились вечно!