Пока я спала, меня перевезли в другое крыло, образующее как бы отдельное здание. Проснувшись, я обнаружила себя лежащей на железной кровати под белым пологом, с развязанными руками и ногами. Я отдернула шторы и увидела, что нахожусь на верхнем этаже. В окне виднелись часть зеленой лужайки и кроны деревьев. Я вспомнила ночь в лесу, безумные скачки на лошади Конора. Мысль о невозможности пройтись по лугу, дождаться на берегу пруда появления Горация или увидеть Конора должна была бы повергнуть меня в отчаяние. Случилось нечто ужасное, но я почти не помнила об этом из-за наркотиков и ничего не чувствовала.

Голова закружилась. Я осторожно присела и отодвинула полог. Соседняя кровать была пуста. Серый линолеум, тусклые мятно-зеленые стены, совсем как в Академической гимназии. Я даже заморгала — так велико было сходство. Однако вид двери с тремя круглыми металлическими ручками сразу же уверил меня в обратном. Вот средняя из них повернулась, и в помещение ворвалась Флоренс, пахнущая сигаретами и спреем «Жан Нате».

— Пенни, девочка моя! Проснулась, молодец. Так, прежде всего таблеточки. А потом можно немного размяться.

Я опустила ноги на холодный пол. Флоренс протянула бумажный стаканчик и маленькую круглую пилюлю с выдавленной в центре буквой «V». Я бросила ее в рот и запила водой. Потом поднялась и, по-прежнему ничего не чувствуя, побрела по длинному коридору. Флоренс держала меня за руку и болтала о каких-то пустяках. Мы прошли мимо доски объявлений в холле, висящей в рамке под стеклом, и тут Флоренс указала на коричневые бумажные конусы. На них были выведены имена девочек, рядом высилась целая гора мерных ложечек.

— Первым делом тебе нужен конус, — сказала Флоренс. — Это новая грандиозная идея, и придумала ее новенькая, Пегги. Уж не знаю, действует ли. Думаю, ей просто не нравилось, что только доктора тут раздают привилегии. Стало быть, какой-то смысл все же в этом есть. Доктора, во всяком случае, не возражают. А дело вот в чем. Надо заработать как можно больше ложечек, и тогда тебя будут отпускать на прогулки, разрешат звонить по телефону, ну и всякое такое.

— А как их заработать?

— Хорошим поведением. В конце холла висит целый список. — Мы свернули за угол и оказались в большой светлой комнате. — Это дневная комната, — пояснила Флоренс. — Пора познакомиться с другими девочками, Пенни.

В дневной комнате стояли оранжевые пластиковые стулья и веселенькие бирюзовые диванчики. Солнце врывалось в окна, ложилось на гладкий пол яркими квадратами. В углу мигал экран телевизора. Все девочки были одеты в обычную одежду, кроме одной: на ней было сразу два халата. Один завязан на тесемки спереди, второй — сзади, на спине. Вовсю работал кондиционер, и от свежего прохладного воздуха мелкие волоски на руках встали дыбом. Только сейчас я заметила, что на мне джинсовые шорты и полосатый топ. Должно быть, мама собрала мне сумку с вещами. Я никак не могла поверить, что нахожусь здесь, что это реальность. Что реальна девочка с упругими кудряшками, которая трогает окно ладонью. (Ее зовут Мария, сказала Флоренс.) И девочка в двух халатах, с широким, словно распухшим лицом и волосами, неаккуратно завязанными в хвост. Она смотрела на шахматную доску с фигурами и тихо говорила что-то пустому металлическому стулу, стоявшему напротив. (Это Элис, сказала Флоренс.) Сумасшедшее сборище чудаковатых и нелепо одетых девчонок. Нескольких других отличало то, что я позже называла «торазиновой улыбкой Моны Лизы». Увиденное так потрясло меня, что я постаралась сосредоточиться на воспоминаниях о Коноре, прочувствовать каждый миг нашей встречи — прикосновения сильных рук, лошадиный галоп, запах ночного леса. Я закрыла глаза и словно приросла к полу.

— Пенни! — Флоренс подергала меня за руку. — А это твоя соседка по комнате, Кристина.

Девочка лежала на диване, закинув ноги на валик, и смотрела «Остров Джиллигана». На ней были белые гольфы, собранные в гармошку под исцарапанными коленями. Из дырок торчали большие пальцы с ногтями, покрытыми красным лаком. Голова лежала на подушке, через плечо свисала черная коса — длинная, почти до самого пола. Ворот белой блузы широко распахнут, открывая грудь.

Флоренс взяла металлический стул, стоявший возле шахматного стола, и придвинула его мне. Шахматистка продолжала что-то бормотать невидимому противнику. Я плюхнулась на холодное сиденье, подсунула под себя ладони и уставилась в экран. Шкипер колошматил Джиллигана свернутой шляпой. Я пыталась отыскать сходство между Конором и Шкипером, но последний был слишком толст и нетерпелив и ничуть не походил на моего короля. Я достигла той стадии страстной влюбленности, когда буквально в каждом начинаешь искать сходство со своим кумиром. Да мой Конор одним махом стер бы с лица земли и Шкипера, и Джиллигана, и доктора Келлера.

— Чем занимается твой отец?

Кристина схватила свою косу, покрутила ею, поднесла к носу и понюхала. Голос у нее был низкий, почти мужской, глаза огромные, выпуклые, серо-зеленые. Она походила на жабу. Жабу с умными печальными глазами.

— Он умер, — ответила я.

— А ты богатая? — спросила она.

— Нет.

— Я думала, что все девочки здесь богачки.

Она не сводила с меня выпуклых глаз и продолжала держать косу перед носом. Пучок волос над верхней губой делал ее похожей на китайца, какими их изображают на старинных картинках. У нее был тонкий нос с красивой горбинкой и розовые губы. Если бы не жабьи глаза, она была бы по-настоящему красивой.

— А у моей бабушки сеть «Генри». Деликатесы. Ну, ты знаешь.

«Генри-маркет» считался самым роскошным магазином деликатесов в Прэри Блафф. Он располагался на центральной площади. Там люди покупали икру и расплачивались кредитными карточками. Принимались и чеки, если сумма покупки превышала 1,29 доллара. Основными покупателями были домоправительницы и служанки богачей. Мы с мамой заглядывали к «Генри», только когда приезжала бабка Энтуистл. Ибо где еще в 1974 году можно было купить козий сыр в пепле или инжир?

— Чего это ты уставилась на мою грудь? — спросила Кристина.

— Ничего я не уставилась, — ответила я, не сводя глаз с ее груди.

Видно, сказывалось действие таблетки, воля была почти полностью парализована. Я с трудом перевела взгляд на экран телевизора, где Джинджер Грант, промчавшись по песку, захлопнула за собой дверь хижины.

Кристина подперла щеку ладонью. Оглядела меня с головы до пят, улыбнулась.

— Да ты плоская, как доска. Не в обиду, просто наблюдение.

— Не замечала.

— Да я завидую. Так хочется быть худенькой и плоской. — Она сдавила груди ладонями, свела их вместе. — Я не собираюсь рожать детей, так к чему мне эти молочные железы? У большинства млекопитающих молочные железы заметны лишь в период кормления. Только у людей они всегда есть.

— Знаю, — кивнула я. — Еще в шестом классе проходили.

— У меня месячные пошли уже в десять.

Она инстинктивно нащупала мое слабое место, мою неуверенность и недовольство собой. Я была буквально пропитана ими, и орлиный нос Кристины это почуял. Но валиум, растворившийся в крови и гулявший по организму, не давал мне думать об этом. Было здорово обсуждать мое тело, когда я фактически находилась вне его. Превосходно. Я не могла ничего сказать и ничего не чувствовала.

— У меня нет отца. Я незаконнорожденная.

— А у кого он есть? — Кристина опустила ноги на пол и жестом подозвала меня к себе. — Моя мама профессор, преподает классическую литературу. Говорит, что зачала меня, трахнувшись однажды с каким-то поэтом. А кем был твой отец?

— Он играл в футбол.

— За Национальную футбольную лигу?

— Нет. За команду колледжа Линкольн-Парк.

— А мой папаша давным-давно смылся. Родители развелись, когда мне было два года. А где твой отец?

— Умер.

— О, прости. Ты же говорила.

Кристина посмотрела на свои руки, я проследила за ее взглядом. В ней было нечто странное, и в то же время она казалась вполне нормальной. Я не могла объяснить толком, но мне было приятно познакомиться с человеком, не похожим на остальных.

— Знаешь, почему я здесь?

Я отрицательно помотала головой.

— Я переспала с преподавателем школьного театрального кружка. Я играла Офелию.

Она сняла с кончика косы резинку и начала распускать волосы. Я завороженно следила за движениями ее пальцев.

— Эта девушка кончает жизнь самоубийством, когда…

— Когда Гамлет убивает ее отца.

Уж об Офелии-то я знала гораздо больше, чем могла представить себе Кристина. Она гостила у нас вскоре после смерти своего отца, и тогда, конечно, нам не удалось ни взбодрить, ни развеселить ее. Офелия меня пугала: бледная, с покрасневшими от слез глазами.

— Мистер Добсон гораздо старше меня, — сказала Кристина. — А люди ничего не понимают в любви.

— Но ведь и Гамлет был на пятнадцать лет старше Офелии, если не ошибаюсь.

— Точно!

Она наконец расплела косу, и волосы тяжелой темной волной рассыпались по плечам. Потом нахмурилась и подняла голову.

— А знаешь, ты довольно умна для малолетки.

Я опустила глаза и уставилась на руки, смущенная и обрадованная комплиментом.

Кристина начала заплетать косу. Щелкнула резинкой.

— Они говорят, у меня припадки бешенства. Когда арестовали мистера Добсона, я расколотила в доме все окна.

— Порезалась?

— He-а. Била стекла палкой от метлы. По-моему, это доказывает, что я вполне вменяема.

— А я набросилась на доктора Келлера.

— Молодец, так ему и надо. Небось он и твою маму пугал небылицами об отказе от медицинских услуг? Это его излюбленный приемчик, чтобы завлечь сюда девочек с хорошей страховкой. Грозится, что, если кто откажется лечь в клинику, не видать им страховки до конца жизни. Да это же золотая жила для больницы!

Когда мама говорила мне про страховку, я ничего не поняла, слишком была возбуждена и расстроена. И в тот момент искренне верила, что она затеяла все это, чтобы помешать мне помочь Конору, желающему вернуть Дейрдре. Но если Кристина говорит, что все дело в ОМО, значит, так оно и есть.

— Это правда?

— Ну да. Они запугивают родителей, заставляют их сдавать детей в психушку. И лучше всего приемчики Келлера действуют на одиноких мамаш. Поэтому здесь полно незаконнорожденных. Элеонор мне прямо так и сказала. Все потому, что я незаконнорожденная.

— Элеонор — слониха, набитая собачьим дерьмом! — воскликнула я.

Кристина умолкла и уставилась в потолок, зажмурив один глаз.

— Погоди. Я что-то запуталась в названиях. — Она постучала кулачком по виску. — Черт бы побрал эти пилюли! Ведь я всегда так хорошо знала английский!

— Это метафора, — пояснила я, потрясенная тем, что мне удалось выудить подобное сравнение из притупленного лекарствами мозга.

И тут мы громко расхохотались. Я смеялась и смеялась и никак не могла остановиться, а потом к горлу вдруг подкатила тошнота. Комната поплыла и закружилась перед глазами — пыльные окна, девочка у шахматной доски, лицо мистера Хауэлла во весь экран. Вся комната странно накренилась. Казалось, меня вот-вот вырвет. Я с трудом подавила приступ рвоты.

— Первый раз на таблетках? — Кристина похлопала меня по спине. — Какого черта они кормят нас таблетками, от которых тошнит всякий раз, как только человек засмеется? Да они, мать их за ногу, хотят только одного: чтобы у нас был постоянный депресняк!

Я крепко зажмурилась, а открыв глаза, увидела, что стены комнаты выпрямились.

Кристина сидела в позе лотоса, ладони лежали на коленях. Длинные волны волос пошевеливались, напоминая блестящих змей. С распущенными волосами она мгновенно превратилась из жабы в Мадонну эпохи Возрождения.

— Мистер Добсон приедет и спасет меня! — объявила она торжественно.

Я осторожно повернула голову. Солнце просачивалось сквозь шторы, отбрасывая на пол светлые полосы.

— Когда? — еле слышно прошептала я.

— Я его чувствую, — ответила Кристина и уставилась на меня темными глазами. Затем блаженно прикрыла их. — Я телепатирую. Посылаю ему мысленные сообщения.

— Как?

— Просто надо сосредоточиться. Ложись на тот конец дивана. Вот так. А теперь изо всех сил думай о человеке, с которым хочешь связаться. И мысленно посылай ему сообщение. Ну, к примеру: «Подумай обо мне прямо сейчас». Или: «Приди ко мне сегодня в полночь».

Я опустила голову на валик и закрыла глаза. Ноги мои касались ног Кристины. Слушая ее глубокое дыхание, я положила руки на живот и задышала точно так же.

«Приди и спаси меня, Конор. Приди и спаси меня. Садись на лошадь и мчись спасать меня. Я здесь, я жду!»

Я повторяла это много раз, пока не почувствовала, что засыпаю. Кристина дернула меня за руку.

— Пошли есть суп.

В столовой, узкой комнате с двумя длинными столами и дубовыми стульями, я уселась рядом с Кристиной. По обе стороны виднелись стеклянные двери. Элеонор с другими медсестрами сидела за отдельным столиком и жадно запихивала еду в рот. Только Элеонор была одета в традиционную больничную униформу, остальные носили нормальную одежду. У двери в кухню застыли два санитара — негр и белый. Они держали руки за спиной, и эта поза подчеркивала величину их бицепсов. Они о чем-то переговаривались и ухмылялись. Я знала: они смеются над нами. На шнурках вокруг толстых шей болтались ключи. Ключи от рая. От свободы. Меня так и подмывало сорвать одну связку с шей, но это были только фантазии. Ноги и руки казались ватными.

Две женщины в пластиковых фартуках внесли миски с зеленой фасолью, большие тарелки со свиными отбивными и яблочный сок в пакетах. Еще принесли вилки и ложки. Ножей не полагалось. Я сразу же сломала пластиковую вилку, пытаясь отделить кусок отбивной. Кристина же знала, как действовать. Взяла холодное мясо за косточку и откусила. В одной руке у нее был стакан молока, в другой — отбивная, и она по очереди то откусывала мясо, то отпивала из стакана. При этом она непрерывно болтала, умолкая лишь затем, чтоб проглотить кусок. Мистер Добсон то, мистер Добсон се… Мне показалось, что настроение у нее было приподнятое. Наедине со мной Кристина вела себя довольно сдержанно, но стоило другим девочкам оказаться рядом, как она стала центром внимания. Длинные волосы Кристины были собраны в пучок, и она выглядела как заправская учительница. Настоящий профессор. Как только мистер Добсон выйдет из тюрьмы, он тут же придет спасать ее. Я жевала безвкусную еду, сонливость постепенно исчезла, но разглагольствования Кристины снова начали усыплять меня. Я не переставала думать о том, как безобразно вела себя с мамой, и в то же время гадала, правду ли говорила Кристина о том, что доктор Келлер обманом заставил маму положить меня в психушку. Мне вовсе не хотелось думать об этом — я чувствовала себя бессильной и беспомощной. Я стала думать о Коноре. О том, как мы скакали через лес, как крепко он держал меня за талию. Воспоминания о Коноре — вот все, что осталось, и я чувствовала себя обязанной оживить и сохранить в памяти мельчайшие детали нашей встречи.

— Ну что, твой Добсон еще не явился? — спросила высокая тощая девочка с одутловатым лицом и бритой головой и указала вилкой на Кристину. Гладко обритая, с красными глазами, она напоминала больную устрицу. На ней тоже были надеты два халата. — Чего он ждет?

— Ревнуешь, Джеки? — спросила Кристина и многозначительно приподняла бровь.

— Эй, новенькая!

— У нее имя есть, — заметила Кристина.

Я опустила глаза, посмотрела в свою тарелку, затем осторожно подняла их, надеясь, что обращаются не ко мне. Лицо Джеки пугало: сухая кожа на щеках, россыпь расчесанных до крови прыщей на лбу. Вокруг глаза — застарелый желто-зеленый синяк. Бритая голова наводила на мысль о трепанации черепа.

— Да, ты! — Теперь она указывала вилкой на меня. — А тебе известно, что мистеру Добсону стукнуло шестьдесят?

— Ничего подобного! — воскликнула Кристина.

— Старичок как только выйдет из тюряги, тут же запрыгнет в свой «уиннебейго» и рванет на юг, в Кентукки. Там пятнадцатилетним девчонкам разрешается выходить замуж за старперов. Да в этих штатах не то что за старика, за родного брата можно выйти.

Кристина бросила отбивную и замахнулась, точно собиралась влепить Джеки пощечину.

— Никому не интересно слушать про твоего старикашку.

— А знаешь, что Добсона давным-давно выпустили под залог? Да он на свободе уже несколько недель! — взвизгнула Джеки. — Что же это он не спешит сюда, а? Может, и вовсе забыл?

— Иди прыгни в озеро, Джеки! Там и квакай!

Опухшее лицо Джеки исказилось.

— Сестра Элеонор! Кристина выдает закрытую информацию группы!

Поглощенной едой Элеонор было лень встать из-за стола. Она крикнула:

— Прекратите, вы обе! Или позвать сюда мистера Гонзо?

Кристина открыла рот, потом закрыла, облизнулась и угрожающе повернулась к Джеки, саркастически скривив розовые губы. Затем обратилась ко мне:

— Попытки самоубийства и побеги до добра не доведут. А то придется ходить сразу в двух халатах.

— Джеки, будь умницей, — сказала Элеонор. — Пересядь за другой стол. Кристина помогает Пенни освоиться.

— Так это та самая Пенни, которая выдумала про скачки на лошади?

Я была потрясена. Как она узнала? Но не успела я как следует задуматься над этим, как Кристина хлопнула в ладоши и уставилась на меня огромными жабьими глазами.

— Звучит эпически, сестренка. Ты должна рассказать мне все! Попозже, в палате. Где шпионы не кишат на каждом шагу. — И она уставилась на Элеонор.

Джеки встала и подошла к столу медсестер.

— Учитесь, как надо избегать конфликтов. — Одна из женщин протянула Джеки ложечку. — Вот тебе за хорошее поведение.

— А разве не я должна получить награду за то, что помогаю Пенни? — осведомилась Кристина.

— Награды не выпрашивают, — сказала женщина. И налила что-то в чашку Джеки из пластикового кувшина. — В том и состоит смысл новой системы.

— У меня их уже двадцать пять! — пропела Джеки.

По пути из столовой в палату я проверила ложечки. Джеки и Кристина заработали больше всех, а вот у Марии — той, что гладила оконное стекло и вроде ничего плохого не делала, — их было всего две. Очевидно, те, кто больше бузит, получают больше внимания, а следовательно, больше ложек. Я тут же решила заработать их целую кучу. Мне также не терпелось оказаться в палате наедине с Кристиной, и пусть себе командует как хочет. И защищает. С самого начала она взяла меня под крыло, и я была благодарна ей за это.