ГЛАВА 47

Войдя в приемную Арлингтона, Анна подает секретарю адресованное министру запечатанное письмо.

— Будьте добры, не могли бы вы передать его сразу?

Секретарь смотрит на нее с сомнением; приходится освежить ему память.

— Вы, может, помните, неделю назад я уже была здесь. Вдвоем с одним джентльменом.

По глазам секретаря видно, что он ее узнал — как не вспомнить его стычку с доктором Стратерном. Он кивает и торопливо уходит с письмом в руке.

Буквально через минуту он возвращается и приглашает ее к Арлингтону. Министр ожидает ее, сидя за массивным письменным столом: руки сложены на груди, на лице крайнее неудовольствие. В последнее время неизменно любезное его выражение решительно сменилось на брюзгливое. Перед ним лежит ее распечатанное послание. Это листок бумаги, на котором написано: «Я знаю, кто убил принцессу Генриетту Анну и почему».

— Полагаю, вы намерены объяснить, что все это значит, — кисло произносит он.

— Да, милорд.

— Ну и? У меня мало времени.

— У Генриетты Анны был любовник. Ее муж узнал об этом. Еще он узнал, что она ждет ребенка и что этот ребенок не от него. Догадаться было нетрудно, поскольку, как говорит мадам Северен, они редко бывали близки. Думаю, измену герцог воспринял тяжело, всем известно, что человек он был ревнивый и мстительный. Герцог и отравил ее. Возможно, не сам лично, но я считаю, это было сделано по его приказу и с его ведома.

— Вы в этом уверены? Тогда, умоляю, расскажите, как эта чушь могла взбрести вам в голову?

Анна кладет на стол перед министром аккуратно еще один листок бумаги, где видны таинственные знаки и ее толкования, и молча смотрит, как он читает.

— Мне кажется, суть этих знаков такова: «Рогоносный сын Франции убил беременную дочь Англии».

— Откуда это у вас?

— Эти знаки были вырезаны на телах четырех убитых.

Арлингтон начинает читать ее толкования вслух.

— Сын Франции, так, рогоносец.

Он поднимает голову и смотрит на Анну.

— Ну и где вы тут видите слово «рогоносец»?

— Это знак Козерога, символически он изображается в виде козла. Козел по-латыни — «сарп», но иногда это животное называли словом «cornutu», одно из значений которого — «рогоносец».

— Ах вот оно что. — Сохраняя все то же брезгливо-раздражительное выражение, Арлингтон продолжает читать, — А луна и знак созвездия Льва означает «дочь Англии», так что ли?

— Да, милорд.

— А буквы?

— Первые четыре буквы составляют слово «potio» — «яд» по-латыни. Зная, что в ту ночь, когда умерла Генриетта Анна, все четверо убитых были у ее постели, — говорит Анна, — можно с уверенностью предположить, что здесь идет речь именно о ней.

Он переворачивает листок и заглядывает с оборотной стороны.

— И это все?

— Увы, лорд Арлингтон, я уверена, что эта история должна иметь продолжение. Убийца не закончил свое дело.

Он внимательно смотрит ей в лицо, словно пытается понять, насколько серьезно ее утверждение.

— И что, по-вашему, будет дальше?

— Откровенно говоря, сама не знаю. Но на вашем месте я бы не стала разгуливать поздно вечером по улицам без вооруженной охраны, а сама позабочусь о том, чтобы в мой дом не проник ни один человек, которого я не знаю.

— В ваших советах я не нуждаюсь, — фыркает Арлингтон.

— Милорд, я не знаю, что может произойти, но я знаю, что есть человек, который знает об этом гораздо больше, чем нам кажется. Если вам не наплевать на собственную безопасность, а также безопасность мадам Северен, советую немедленно арестовать и допросить Ральфа Монтегю.

— Монтегю? Вы, должно быть, сошли с ума.

— Вы же сами мне сказали, что ему тоже было известно, как умерла принцесса Генриетта Анна.

— И вы считаете, что на этом основании его можно назвать убийцей?

— Я подозреваю, что он мог знать об этом деле больше, чем кто-либо другой. Я не хочу верить в то, что он убийца, но существует ряд вещей, которые, если рассматривать их вместе, говорят о его вине. Доктор Стратерн рассказывал, что в Париже всем было известно о том, что Монтегю и принцесса были близкие друзья, ходили даже упорные слухи, что они больше чем просто друзья. Монтегю мог быть ее любовником — или же, наоборот, ее убийцей. Можно даже предположить, что он был и тем и другим, поскольку проявил себя как человек совершенно бессовестный и аморальный. Кроме того, убийца моего отца и всех остальных — человек образованный, знакомый с медициной, пусть даже поверхностно, а также знает астрологию, алхимию и латынь.

— Ваш задор производит впечатление, но вот аргументы не вполне убедительны. Не забывайте, что вы сейчас обвиняете бывшего посланника нашей страны, Англии, и верного слугу нашего короля. Неужели вы думаете, что я арестую этого человека только на основе ваших предположений?

— Прежде вы не отличались подобной щепетильностью, — напоминает ему Анна.

Уголки губ Арлингтона вздрагивают, словно он хочет улыбнуться, но быстро подавляет это желание.

— Вы ходите по краю пропасти, миссис Девлин. Все мои действия подчинены одному: благу нашего короля. А сейчас я бы сказал, что для короля не будет лучшего блага, если мы забудем об этой проблеме.

— Почему вы защищаете Монтегю?

— Я его не защищаю. Вы просто не убедили меня в том, что есть нужда предпринять против него какие-то шаги.

— Если вы не пошлете за ним стражу, так, по крайней мере, скажите, где его найти.

— Его квартира в Скотленд-Ярде.

— Я там о нем уже справлялась. Где он обитает, если его нет при дворе?

— С какой стати вы хотите его видеть?

— Это мое личное дело.

— А-а-а… Ну что ж, меня это нисколько не удивляет.

— Это не совсем то, о чем вы подумали. Он соблазнил мою служанку, а потом бросил ее. И после этого она покончила с собой.

— Я уверен, что это лишь несчастное стечение обстоятельств, совпадение, не более того, — невозмутимо говорит Арлингтон, — А вообще, личная жизнь Монтегю, если она не вступает в противоречие с интересами короля, меня нисколько не интересует.

— Я должна во что бы то ни стало поговорить с ним.

Министр погружается в размышления.

— Сегодня вечером он снова отбывает в Париж. И предупреждаю, я в это дело вмешиваться не собираюсь. Я дам вам разрешение увидеться с ним, но настаиваю, чтобы вас сопровождала охрана.

— Мне не нужна охрана. Я вполне могу защитить себя сама.

Арлингтон снова фыркает, но, несмотря на показное пренебрежение, она чувствует, что пробудила в нем некоторое к себе уважение.

— Я забочусь не о вашей безопасности, а о безопасности Монтегю, — сердито бормочет он.