ГЛАВА 19

Быстрым и широким шагом король идет через весь двор к дворцовым воротам, и толпа придворных семенит за ним, изо всех сил стараясь не отставать и то и дело спотыкаясь о собачек, которые путаются у всех под ногами и отчаянно лают. Привычный к его размашистым шагам, Арлингтон на секунду притормаживает, чтобы поговорить с Анной.

— Если вы разочаруете короля, мне будет очень неприятно, — предостерегает он ее.

Он снова догоняет короля и идет с ним почти рядом, лишь слегка приотстав, и тогда возле Анны возникает Монтегю; некоторое время он молчит, стараясь шагать с ней в ногу.

— Не пойму, чего хочет от меня лорд Арлингтон, неужели провала?

— Нет, он хочет сказать, что королю пришло в голову проверить ваше искусство, — говорит Монтегю, понижая голос так, чтобы слышала только она. — Мне приходилось видеть, как король проделывает то же самое с другими. Главное, делайте свое дело уверенно, без колебаний. Если проявите нерешительность, неуверенность в себе, он будет считать, что вы никуда не годитесь, и велит вас прогнать.

— Если прогонит, горевать я не стану.

— Зато Арлингтон очень даже станет. Остерегайтесь его. Это на вид он человек вполне нормальный и даже безобидный, но уверяю вас, это совсем не так. Он способен осуществить любую свою угрозу.

Они пересекают Уайтхолл-стрит и входят на территорию королевских конюшен. Из одной постройки доносится шум, громкие крики, но потом звучный мужской голос перекрывает возгласы остальных.

— Отстаньте от меня, мерзавцы, черт бы вас всех побрал!

Анна и Монтегю следуют за королем и остальными, проходят через открытую дверь в помещение для упряжи, где по стенам висят уздечки и поводья, а в углу валяется куча старых седел. Посередине комнаты, в тусклом свете единственной свечки, укрепленной на покрытом ржавчиной железном канделябре, они видят стол, на котором четверо королевских гвардейцев пытаются удержать лежащего лицом вверх человека.

— Ради бога, держите его крепче! — кричит один из четверых, по всей видимости капитан.

Судя по рваному шерстяному плащу, тот, кто лежит на столе, не гвардеец, это человек низкого звания; он так силен, что четверо едва удерживают его.

— Я на карачках буду ползать, слышите, чертовы ублюдки, но не позволю всякому пьяному хирургу кромсать мои ноги! — орет он.

— Потерпи, приятель, найдем мы тебе подходящего врача, — отвечает капитан.

Ему лет двадцать пять, но, несмотря на молодость, он, похоже, не лишен здравого смысла. С раненым он говорит раздраженно, но вполне владеет собой в этой непростой ситуации.

— Мы уже послали…

Но тут лорд Арлингтон стучит тростью в каменный пол и откашливается.

— Его величество король! — провозглашает он.

Услышав эти слова, гвардейцы поднимают головы и вытягиваются по струнке. Раненый тоже мгновенно прекращает сопротивляться и замирает.

— Король? — изумленно переспрашивает он, будто грезя наяву.

Карл подходит к капитану и делает знак Анне. Капитан низко кланяется.

— Ваше величество, вы здесь, для нас это такая честь…

Король жестом заставляет его замолчать.

— Что тут у вас случилось?

— Это кучер, ваше величество, он не удержался на запятках и упал под колеса кареты. Тут никто не виноват, потому что остановиться не было никакой возможности. Я уж не говорю о том, что с самого утра этот человек был уже пьян, как самый настоящий лорд.

Глазами он указывает на раненого, неподвижно лежащего за спиной короля.

— Прошу прощения, лорд Арлингтон, — добавляет он.

Арлингтон поджимает губы, но ничего не отвечает.

Гвардейцы расступаются, король подходит к столу и склоняется над кучером.

— Как тебя зовут? — спрашивает он.

— Нэт Хенли, ваше величество.

По телу его пробегает судорога боли.

— Уверяю вас, ваше величество, — продолжает Хенли, дрожа и покрываясь потом, — со мной ничего страшного, пустяк. Я парень крепкий. Достаточно какой-нибудь шлюхе перекрестить меня — и я здоров, да простит мне ваше величество мою дерзость. Не надо никакого врача, ей-богу…

— Послушайте, мистер Хенли, я привел с собой врача, и он вас сейчас осмотрит.

Раненый сглатывает слюну, и дрожь его становится заметнее.

— Вы слишком добры, ваше величество.

Анна выступает вперед и видит перед собой красное, покрытое потом лицо Нэта Хенли. Кожа грубая, нос картошкой, да и вся физиономия весьма колоритна, такое впечатление, будто всю свою жизнь этот человек только тем и занимался, что пил и дрался. Крупный череп едва закрывают поредевшие волосы; Хенли уже в годах, но силен, как портовый грузчик. С него уже успели стащить обувь и штаны, оголив мускулистые бедра и кровавое месиво, в которое превратилась нижняя часть левой ноги. Хенли смотрит на Анну, а потом быстрым взглядом окидывает всю комнату.

— А где же врач?

— Да вот же он, перед вами, — отвечает король. — Вы что, не видите?

— Но это женщина!

— Вы правы, действительно, это женщина, мистер Хенли.

— Но… но как же это… разве это возможно?!

Взгляд его мечется по комнате, словно Нэту Хенли хочется немедленно куда-то бежать или хотя бы увидеть человека, который разуверил бы его в том, что это не шутка, не розыгрыш и не обман.

— Но это же грех, это против природы, вы слышите? — протестует он, — Я не дамся в руки женщины, клянусь Богом!

Он пытается сползти со стола, но четверо гвардейцев успевают схватить его, и снова, как и перед приходом короля, начинается борьба. Вдруг Хенли неожиданно бледнеет и прекращает сопротивление. Он часто дышит, потом закатывает глаза и опрокидывается на спину: у него глубокий обморок.

— Слава богу, наконец потерял сознание, — говорит один из гвардейцев.

Все четверо с облегчением вздыхают и отпускают его, но от стола не отходят на тот случай, если Хенли снова очнется.

Король оборачивается к Анне.

— Я и представить не мог, что одним только своим видом женщина-врач может произвести такой эффект, — говорит он, приподнимая бровь, — Неплохая работа.

Гвардейцы приносят для короля и его свиты скамейки. Пока они рассаживаются (помещение для лошадиной сбруи превращается в некое подобие операционной), Анна обходит стол, чтобы получше разглядеть ногу Нэта Хенли.

Ранение очень серьезно, она это понимает еще до того, как снимает насквозь пропитанные кровью тряпки, которыми обмотана изуродованная нога. Выбрав кусок почище, она вытирает кровь с икры, чтобы как следует обследовать рану. Обе кости ниже колена раздроблены, и восстановить их уже невозможно. Сквозь рваную кожу видны их торчащие концы, где-то дюйма на четыре ниже колена Передние и боковые мышцы икры искромсаны, из них сочится кровь, но задние мышцы и сухожилия уцелели, и стопа с лодыжкой держится только на них. Стопа сильно свернута в сторону, почти на сто восемьдесят градусов. Поразительно, что мистер Хенли смог так долго выдерживать боль и не потерял сознания раньше.

Она не сомневается в том, что ногу надо немедленно ампутировать. Иначе Хенли не выживет. Раздробленные кости уже никогда не срастутся, так что заживить эту рану абсолютно невозможно. Шансов на то, что он переживет операцию, — пятьдесят на пятьдесят, если не меньше, но без нее он умрет наверняка.

— Ну как, миссис Девлин? — спрашивает король, — Что вы на это скажете?

Она поворачивается к нему и ко всем остальным. Перед ней три ряда бледных, тонущих в полумраке лиц: король, Арлингтон, Монтегю и остальные придворные, их лакеи на заднем плане. Король, похоже, искренне оживился: всем известно, что он интересуется медициной, и в частности искусством хирургии. С королями и другими правителями такое бывает нередко, ведь надо постоянно искать новые и эффективные способы исцеления своих раненных на поле боя солдат, да и заболевших тоже, но по сравнению с монархами других стран Карла занимают эти вещи даже больше: он часто посещает больницы, бывает на заседаниях Корпорации врачей, наблюдает за работой хирургов во время операций и опытов анатомирования и даже позволяет использовать Банкетный дом для экспериментов с коровами и овцами, в которых он также иногда принимает участие. Возможно, несчастье мистера Хенли предоставило королю еще одну возможность поставить эксперимент. Арлингтон серьезно раздосадован и не скрывает этого. Большинство придворных, похоже, предвкушают развлечение. Интересно, какое место в ряду иных зрелищ занимает человеческое страдание? Господи, насколько же все-таки чужды ей все эти люди!

Она собирается ответить, как вдруг у нее что-то происходит со зрением: в глазах, словно молния, мелькает и тут же мгновенно гаснет вспышка. Все утро у нее раскалывалась голова, и вот теперь, в этот ответственный момент, когда перед ней стоит столь сложная задача, боль еще более усилилась. В кармане лежит флакончик с маковым сиропом, она теперь носит его с собой постоянно, но не доставать же его теперь? Нет, только не здесь. Она бросает быстрый взгляд на лежащего мистера Хенли, и тут ей в голову приходит одна мысль. Обычно пациентам перед операцией дают выпить чего-нибудь покрепче, но капитан сообщил, что мистер Хенли уже сильно пьян, так что стоит попробовать. Сделав над собой усилие, она берет себя в руки.

— Ногу мистера Хенли придется ампутировать, — говорит она.

По толпе собравшихся пробегает ропот, но король не произносит ни слова.

— Оперировать надо немедленно, пока у пациента шок. Тогда операция не будет для него столь мучительна.

Она делает паузу, пытаясь сосредоточиться.

— Но у меня с собой нет инструментов. Найдется ли что-нибудь здесь, при дворе?

— Вы что, собираетесь делать операцию сами? — тревожно спрашивает Арлингтон.

— Без операции мистер Хенли долго не проживет.

— Вы когда-нибудь ампутировали ногу?

— Нет, милорд. Но я не раз ассистировала моему отцу, а он, как вам известно, был искусный хирург.

— Превосходно, — решительно произносит король. — Посмотрим, посмотрим, на что она способна, Арлингтон. Я полагаю, вам еще не приходилось видеть, как женщина отрезает ногу мужчине.

— Мне еще не приходилось видеть, как обезьяна вырезает камни из почек, но это не значит, что я хотел бы на это смотреть, — кисло бормочет Арлингтон, однако тут же подзывает своего лакея и приказывает пулей бежать в лабораторию короля и немедленно доставить набор хирургических инструментов.

Хенли шевелится и стонет, словно хочет напомнить всем, что он пока еще жив. Анна догадывается, что ее пациент боится операции не намного меньше, чем она сама. Дело в том, что несложные хирургические действия она совершала часто — пускала кровь, вскрывала нарывы, зашивала раны — это умеет делать всякий врач. Еще она ампутировала отмороженные пальцы на ногах и гангренозные на руках, а однажды даже удалила человеку ухо, в котором образовалась опухоль. И один раз помогала отцу, который ампутировал безнадежно сломанную руку. Она знает, что и как надо делать, но самостоятельно ампутировать ногу ей не приходилось, тем более у такого большого и сильного мужчины. Резать мышцы и кость, особенно, конечно, кость, это тяжкий труд, здесь нужна недюжинная физическая сила. Она очень боится, что у нее не получится.

— Капитан, мне нужен еще ящик с соломой, надо поставить его под стол, туда будет стекать кровь. Потом, чистые тряпки для тампонов и перевязки и несколько иголок с нитками для лигатуры.

— Ваше величество! — вдруг звучит чей-то очень знакомый и очень неприятный голос в дверях.

Входит сэр Грэнвилл Хейнс, а с ним еще один человек. Сэр Грэнвилл мгновенно вычисляет в толпе короля, спешит к нему через все помещение и низко кланяется.

— Тысяча извинений за то, что не смог прибыть по первому же вашему зову.

— Разве я вас звал?

— Мне сказали, что вы нуждаетесь в придворном враче, и я…

Тут он замечает Анну.

— А она что здесь делает?

— Я попросил ее помочь этому человеку, — отвечает король.

Сэр Грэнвилл изумленно смотрит на лежащего Хенли, словно не верит глазам своим.

— Но ведь ему надо немедленно отрезать ногу!

— Да, и миссис Девлин того же мнения, она как раз собирается это сделать.

— Ваше величество, я должен выразить свой протест! При всем моем уважении, сэр, все врачи вашего двора — да что там, всего Лондона — воспримут это как личное оскорбление. Я уверен, ваше величество, что вы не допустите такого унижения нашего достоинства.

— Насколько мне известно, сэр Грэнвилл, лично ваше достоинство подвергается унижениям каждый день.

Придворные смеются. Но сэру Грэнвиллу, похоже, не до смеха.

— Не делайте этой ошибки, ваше величество, Корпорация врачей будет возмущена, это может вызвать беспорядки, — предостерегает он.

Лорд Арлингтон демонстративно шепчет что-то на ухо королю. Карл какое-то время слушает, потом вздыхает.

— Ну хватит, хватит, — говорит он Арлингтону, а потом, словно разговаривая с самим собой, продолжает: — Вот так всегда, обязательно найдется человек, который желает испортить мне праздник. Ну и что вы нам предлагаете, сэр Грэнвилл? Здесь у нас нет под рукой других врачей, а миссис Девлин утверждает, что она вполне справится с этой задачей. Да и, в конце-то концов, желание короля для вас ничего не значит? Король хочет видеть, как женщина совершает этот подвиг. Вы что, хотите лишить меня удовольствия, сэр Грэнвилл?

— О нет, ваше величество, ни в коем случае! — сразу же сник сэр Грэнвилл. — Просто я думаю о будущем медицины, о том, как защитить наше благородное призвание от всяких самозванцев.

Он многозначительно смотрит на Анну.

— Эдвард, будьте добры, — произносит он.

Спутник сэра Грэнвилла выходит вперед и отвешивает королю глубокий поклон.

— Ваше величество, позвольте представить вам моего племянника, достопочтенного доктора Эдварда Стратерна. Он прекрасный хирург… кстати, недавно вернулся на родину после учебы в Лейдене. Я предлагаю поручить операцию ему.

Эдвард мало похож на своего дядю: наряд довольно скромен, то же можно сказать и о парике. На лице ни следа белил или другой косметики, но смотрит так высокомерно, что Анне это сразу не нравится. Обшлага рукавов тускло мерцают золотой тесьмой, вокруг шеи повязан кружевной платок. Ей уже ясно, что за человек стоит перед ней: как же, врач с университетским образованием, в голове у которого тысячи бесполезных теорий и никакого опыта настоящей работы. Ему не больше двадцати восьми, от силы тридцать. Он страстно желает попасть в избранный круг придворных и карабкаться дальше под покровительством и с помощью связей своего дядюшки. Да-а, такой сам не справится: будь он даже вдвойне умнее сэра Грэнвилла, все равно будет вести себя как круглый дурак.

Король откашливается. Так, сейчас король потребует, чтобы Стратерн доложил о своей квалификации, опыте работы. Одного покровительства сэра Грэнвилла тут мало.

— Доктор Стратерн, — спрашивает король, — как вам понравилось лейденское пиво?

— Ему далеко до нашего, английского, ваше величество.

Какой нелепый, какой возмутительный фарс. Этот человек наверняка никогда не держал в руке скальпеля. Неужели король позволит ему проводить операцию? Но его называют доктором Стратерном, спохватывается Анна, а она, какой бы квалификацией и опытом ни обладала, всегда останется лишь миссис Девлин.

Является запыхавшийся лакей с изящным резным деревянным ящичком в руках.

— Ваше величество, — решается вступить в разговор Анна, но тут же умолкает, встретив предостерегающий взгляд Арлингтона.

— Конечно, конечно, — оживляется король, — дело не терпит отлагательств. Я решил так: операцию будут делать оба врача.

Анна потрясена, она едва может скрыть свое смятение. Что, если Стратерн провалит операцию? Но еще большее смятение ее охватывает, когда она видит, что этот доктор смотрит на нее с таким же точно выражением на лице, как и его дядюшка. Она решительно отворачивается, берет из рук лакея коробку с инструментами и открывает ее. В ней лежит обоюдоострый нож с длинным лезвием, скальпель, ланцет и пилка с мелкими зубчиками. Для решения предстоящей задачи размеры этих инструментов маловаты, но зато выглядят они как новенькие и очень хорошего качества. Она берет обоюдоострый нож и ставит коробку на пол у своих ног, чтобы без труда взять нужный инструмент.

— Капитан, будьте добры, прикажите своим людям повернуть мистера Хенли так, чтобы поврежденная часть его ноги свешивалась со стола, — говорит она. — Доктор Стратерн, прошу вас, подержите его лодыжку.

Стратерн стоит рядом с ней, но он даже пальцем не шевельнул, чтобы повиноваться. Всем своим существом.

Анна ощущает, что глаза короля и всех остальных устремлены на них обоих. Стратерн поворачивается спиной к зрителям.

— Его величество приказал нам работать вместе, — шепчет он.

— Да, и ваша работа сейчас в том, чтобы держать лодыжку пациента, — шепчет она ему в ответ.

— А мне казалось, операцию буду делать я.

— Вы, наверное, очень честолюбивы. Зато у меня больше опыта.

— Откуда вы знаете, что больше?

— Доктор Стратерн, вы совсем не похожи на хирурга.

— Простите, но то же самое я могу сказать и про вас. Тем не менее, мы оба здесь.

— Я уже делала не одну операцию, в том числе и ампутацию руки.

Она слегка преувеличивает свою опытность, но цель-то у нее благая.

— Вы?

— Да, я.

— Ого! — Похоже, доктор Стратерн удивлен — Вообще-то я действительно не совсем врач и тем более не хирург.

— А кто же вы?

— Прозектор.

— Так вы режете трупы?

— Да.

— Матерь божия, — говорит Анна, еще более понижая голос, — Вы же убьете его.

— Как вы можете об этом судить? Человеческое тело и у живых, и у мертвых устроено одинаково.

— Это же огромная разница: резать мертвое тело, которое ничего не чувствует, и оперировать живого человека, который обязательно станет кричать и биться от боли.

Он в самом деле слегка побледнел, или ей только кажется? Странно, но ей это, похоже, доставляет удовольствие.

— Резать надо очень быстро, — продолжает она, — чтобы пациент испытывал как можно меньше боли. Вы сможете это сделать?

Он колеблется.

— Честно говоря, я привык работать не торопясь.

— Тогда я стану рассекать кожу и мышцы, а вы будете пилить кость.

Она ждет ответа, не глядя ему в лицо. Не нужно, чтобы он знал, что своим согласием он окажет ей огромную услугу.

— Ну хорошо, — Стратерн опускает голову и смотрит вниз, на свой плащ, — Только нам понадобятся фартуки.

Один из гвардейцев идет куда-то в угол комнаты и приносит два фартука, используемых в кузнечном деле. Анна протягивает капитану свой пузырек с маковым сиропом.

— Как только мистер Хенли очнется, — говорит она, — а это произойдет почти наверняка, ваши люди должны держать его изо всех сил. Я понимаю, это нелегко, но, если удержите, вы окажете ему большую услугу.

— Да, мэм.

— Когда мистер Хенли откроет рот, влейте ему туда вот это. Для начала достаточно половины, но он человек крупный, поэтому потребуется еще. Это лекарство успокоит его и поможет легче переносить боль.

Анна еще и еще раз проверяет правильность положения тела Хенли. Раненую ногу доктор Стратерн держит на весу за лодыжку, в другие его конечности и плечи крепко вцепились дюжие гвардейцы.

— Все готовы? — спрашивает она, и все кивают — Ваше величество, мы начинаем.

Она примеривается и легко опускает нож, чтобы сделать первый разрез.

— Слишком низко, — шепчет Стратерн, — Кость раздроблена ближе к колену.

— Мы не собираемся пилить кость в этом месте, — раздраженно отвечает Анна. — Надо просто очистить ее. Чтобы сформировалась культя, понадобится много здоровой ткани.

Она снова сосредоточивает все внимание на том, что ей предстоит сейчас сделать.

— Пожалуйста, больше не мешайте.

Она делает быстрый надрез вокруг ноги, глубиной примерно в четверть дюйма, сначала до половины в одну сторону, потом в другую, так, чтобы оба надреза почти совпали — они и совпали бы, если бы нога не была сломана. Хенли громко стонет и инстинктивно пытается отдернуть ногу, чем несказанно удивляет Стратерна: он беспокойно смотрит, как нога шевелится в его руках.

— Капитан, лекарство, будьте добры, — приказывает Анна.

Капитан поднимает голову Хенли и сует горлышко ему в рот.

— Сколько лить?

— Лейте все.

Хенли давится сиропом и выплевывает часть его наружу. Он снова стонет и пытается вырваться, но понимает, что не может даже пошевелиться. Бедняга открывает глаза, и к нему возвращается сознание.

— Моя нога! — кричит он, — Моя нога, черт бы ее побрал! Прочь, проклятые сволочи! О боже, как больно!

Гвардейцы изо всех сил удерживают сотрясающееся от рыданий тело Хенли.

— Прижимайте ногу крепче, вот здесь, сразу повыше колена, — командует она гвардейцу, который стоит к ней ближе всех.

Он подчиняется, и она снова поднимает нож. Пот выступает у нее на лбу, одна капля стекает по лицу и неприятно щекочет щеку. Руки уже не дрожат — ее охватила отчаянная решимость. Она смело и вместе с тем осторожно отделяет мышцу за мышцей, рассекая их одним движением: сначала малоберцовую, потом камбаловидную, за ней большеберцовую. Это самая мучительная часть операции, и Хенли крупно дрожит под ее ножом. До сих пор она еще не делала человеку так больно, ей страшно это сознавать, но она понимает, что делать это сейчас надо. Перерезая сухожилия, она слышит, как Хенли всхлипывает и стонет, но, похоже, мучения его ослабевают. Если ему повезет, он потеряет сознание еще до того, как они начнут отпиливать раздробленные концы сломанной кости. Она отсекает последний кусок мышцы, сухожилие и кожу. Бьет сильная струя артериальной крови, заливая и ее, и Стратерна. Зрители ахают. Но ей кажется, что звук этот долетает откуда-то издалека.

Она поворачивается к своему помощнику, который держит в руках стопу Хенли и часть его лодыжки. Он смотрит ей прямо в глаза, она видит взгляд его темносиних, слегка сероватых глаз, напряженный и умный, он фиксируется в ее сознании, вызывая волну удивления. Лицо Стратерна и лоб забрызганы кровью, в одном месте она размазана — видимо, он в какой-то момент вытирал ее рукой. Секунду они не шевелясь смотрят друг другу на залитые потом и кровью физиономии. Во имя Господа всемогущего, каков же результат операции? Убили они этого человека или спасли его? Ответить сейчас на этот вопрос невозможно. Наконец Стратерн опускает глаза и смотрит на отрезанную ногу, которую он держит в руках. Кожа на ней уже начинает синеть.

— Положите в ящик с соломой, — говорит Анна.

Не задавая вопросов, совершенно безучастно Стратерн кладет отрезанную конечность Хенли в ящик с окровавленной соломой. Потом открывает коробку с инструментами, достает пилку, выпрямляется и хладнокровно, как и подобает прозектору, осматривает то, что осталось от ноги.

Заключительная часть операции протекает вполне гладко. Нэт Хенли снова, слава богу, теряет сознание. Анна скрепляет кровоточащие кровяные сосуды. Используя клочки тонкой ткани, она отгибает отсеченные мышцы вверх, к колену, и Стратерн отпиливает острые концы сломанной кости. Они вдвоем формируют культю, закрывая кость мышцами и кожей, и Анна сшивает все это вместе. Потом разрывает остатки простыни на полосы, чтобы сделать перевязку. Нэта Хенли поднимают со стола и переносят на стоящую в углу помещения койку.

Король встает и потягивается. Арлингтон тревожно ожидает его вердикта. Если король прогонит ее, думает Анна, то и слава богу. Она просто счастлива будет больше никогда не видеть этих лиц. И Арлингтон пусть делает с ней что хочет.

— Превосходная работа, — обращается король к обоим хирургам.

Лицо Арлингтона сразу светлеет, выражая глубокое облегчение.

— Доктор Стратерн, я слышал, вы заведуете новым анатомическим театром в нашей Корпорации врачей?

— Да, ваше величество.

— Что ж, желаю вам удачи. Прошу вас, держите меня в курсе вашей работы. Меня всегда интересуют новейшие открытия в науке. Миссис Девлин, вы заработали свои две недели. Но уж потом, не обессудьте, весь двор будет танцевать, я настаиваю на этом.

Он вынимает карманные часы.

— Ну-с, пора и обедать. Кто идет со мной?

Сопровождаемый придворными, король удаляется; на них просто лица нет, и вряд ли кто из этих людей сейчас в состоянии принимать пищу.

— Вы сослужили Арлингтону хорошую службу, — успевает шепнуть ей на ухо Монтегю перед уходом, — И если вы разочарованы тем, что останетесь при дворе надолго, то я нисколько.

Комната пустеет, и Анна оглядывает стол, чтобы отыскать свою бутылочку с сиропом. Даже несколько капель могли бы сейчас ослабить ее боль. Она находит ее на полу, без пробки. Ах, какая жалость, она совершенно пуста. Анна кладет флакон в карман и подходит к лежащему в глубоком обмороке Хенли. Доктор Стратерн покрывает его остро пахнущим лошадиным потом шерстяным одеялом.

— А что вы сделаете с отрезанной ногой? — спрашивает он.

Ее уже успели завернуть в кусок чистой простыни и положить в ящик со свежей соломой — теперь он стоит под койкой.

— Это не моя собственность, я не могу ею распоряжаться. Если мистер Хенли останется жить, он похоронит ее сам, а если нет, его родные похоронят ее вместе с телом. Надеюсь, вы не имели в виду, что она могла бы пригодиться вам в анатомических опытах?

— Не знаю, что вы там про нас слышали, но уверяю вас, анатомы не гробокопатели. Во всяком случае, далеко не все. Капитан сказал мне, что у мистера Хенли есть брат, который живет где-то в районе Чипсайда. Они попытаются отыскать его, а когда отыщут, я спрошу, сможет ли, по его мнению, мистер Хенли пожертвовать своей ногой для науки. Мы должны лучше понимать устройство человеческого тела.

— То есть отдать вам свою ногу, чтобы вы могли разрезать ее на кусочки? Не думаю, что он согласится.

— Но спросить-то всегда можно, тут нет никакого вреда.

— О господи, ему и так нелегко пришлось.

— Думаете, я этого не понимаю? Но тут ведь не ради чьей-то выгоды, а ради науки, понимаете?

— Многие врачи считают, что знание анатомии нисколько не помогает установлению причин болезни.

— Не могу с ними согласиться. Я считаю, что всякое знание ценно само по себе, даже если пока мы не знаем, как его можно использовать.

— Значит, препарирование ради препарирования? Сдается мне, что вы сгораете от нетерпения заполучить и раскромсать ногу этого бедняги.

— А мне сдается, что вам так же не терпелось поскорей ее отрезать.

— Если бы мы этого не сделали, он бы умер.

— А теперь? У него много шансов, чтобы остаться живым?

— Во всяком случае, они есть, а прежде их не было совсем.

Неожиданно для себя она начинает злиться, но голова ее так раскалывается от боли, что она никак не может подыскать правильные слова, чтобы выразить ему все свое презрение. Но тут с удивлением замечает, что доктор Стратерн тоже сердит.

— Миссис Девлин, в полдень меня ждали к обеду в одном доме, но я теперь, кажется, опоздал, — сухо говорит он, — да и не могу же я явиться туда в таком виде.

Стратерн смотрит на свои заляпанные кровью руки и одежду.

— Прошу прощения, — добавляет он, поворачивается на каблуках и направляется к двери.