7
Это Фрэнк придумал устроить вечеринку. По его словам, эту идею шепнул ему на ухо Пилигрим. А раз сам конь захотел этого – пусть так и будет. Фрэнк позвонил и пригласил Хэнка, и тот сказал, что с удовольствием придет. К тому же у него полон дом скучающих родственников из Хелены, и они тоже в восторге от перспективы повеселиться. Когда обзвонили всех, кого только вспомнили, стало ясно, что небольшая вечеринка перерастает в весьма солидный прием, и Дайана ломала голову, как ей всех накормить.
– Послушай, Дайана, – уговаривал ее Фрэнк. – Не можем же мы отпустить Энни и Грейс, которым предстоит проехать с этим бродягой конем две тысячи миль, без достойных проводов.
Дайана пожала плечами, как бы говоря: а почему бы и нет?
– Надо устроить не просто вечеринку, а еще и танцы, – продолжал Фрэнк. – Повеселимся на славу.
– Еще и танцы? Кошмар!
Фрэнк обратился за поддержкой к Тому, и тот сказал, что танцы – это замечательно. Тогда Фрэнк позвонил Хэнку, и тот обещал привезти с собой звуковую установку, а можно подключить и цветные лампочки.
Хэнк приехал через час: мужчины вместе с детьми стали налаживать аппаратуру, а Дайана, сменив гнев на милость, повезла Энни в Грейт-Фоллс за продуктами.
К семи часам все было готово – осталось немного времени перевести дух и почистить перышки.
Когда Том выходил из-под душа, ему бросился в глаза висевший у двери ванной синий халат: сердце его сжалось от боли. Надеясь, что халат сохранил запах ее кожи, он зарылся в него лицом, но тот ничем не пах. Со времени возвращения Грейс у него не было возможности побыть с Энни наедине, и он очень о ней тосковал, это чувство было сродни острой физической боли. Когда Энни плакала из-за Пилигрима, ему так хотелось заключить ее в объятия. Невозможность прикоснуться к ней просто убивала его.
Том, не торопясь, оделся и слонялся по комнате, прислушиваясь к шуму подъезжавших автомобилей, смеху и музыке. Выглянув в окно, он увидел, что гостей уже понаехало много. Вечер был отличный – тихий и теплый. Цветные лампочки вспыхивали еще ярче в лучах заходящего солнца. От барбекю вился дымок – Том давно должен быть там и помогать Фрэнку. Он искал глазами Энни и скоро увидел ее – она разговаривала с Хэнком. На ней было темно-синее платье. Тома в который уже раз поразила ее красота. Вот она откинула голову, смеясь над шуткой Хэнка. Ему самому было совсем не до смеха.
Энни увидела его сразу, как только он ступил на крыльцо. Жена Хэнка как раз несла в дом поднос с бокалами. Том поддержал дверь, пропуская ее и смеясь какой-то ее шутке. Он сразу почувствовал взгляд Энни и тепло улыбнулся. Энни вдруг сообразила, что Хэнк задал ей вопрос.
– Прости, Хэнк, что ты спросил?
– Я спросил, это правда, что вы уезжаете?
– Да, к сожалению. Завтра начинаем укладываться.
– Тянет все-таки в город, а?
Энни засмеялась – чуть громче, чем следовало – так она смеялась уже не первый раз за этот вечер, и мысленно приказала себе успокоиться. Она видела, что Тома остановил Смоки, представляя ему своих друзей.
– Ну и запах! Прямо слюнки текут, – плотоядно облизнулся Хэнк. – Как, Энни? Пойдем, урвем по кусочку? Ты, главное, держись меня.
Энни позволила ему увести себя. Хэнк раздобыл тарелку и навалил на нее огромные куски обуглившегося мяса и основательную порцию бобов под соусом «чили». При виде еды Энни затошнило, но она продолжала улыбаться. Она уже решила, что ей делать.
Она постарается поговорить с Томом наедине – если нужно, пригласит его танцевать. Она скажет ему, что уходит от Роберта. На следующей неделе она возвращается в Нью-Йорк и там объявит мужу эту новость. Сначала ему, а уж потом поговорит с Грейс.
О Боже, думал Том, ведь это, наверное, в последний раз. Танцы продолжались уже более получаса, а он никак не мог пригласить Энни – то ее успевали увести, то – его. Когда же он наконец был почти рядом с ней, – кто-то опустил руку ему на плечо. Это оказалась Дайана.
– Почему бы тебе не пригласить на танец невестку?
– Дайана, какая радость!
– Я-то знаю, сам ты никогда не подойдешь.
Том обнял ее и, услышав первые такты, еще раз пожалел, что не успел подойти к Энни, – танец был медленный. Дайана надела новое красное платье, купленное в Лос-Анджелесе, и накрасила яркой помадой – в тон платью – губы, но получилось не очень удачно. От нее сильно пахло духами и вином. То, что невестка пьяновата, Том видел и по выражению ее глаз.
– Прекрасно выглядишь, – сказал он.
– Спасибо на добром слове, сэр.
Том давно уже не видел Дайану пьяной. Почему-то ему стало грустно. Невестка прижималась к нему бедрами, изгибаясь так сильно, что отпусти он ее – рухнет на пол. Дайана бросала на него насмешливые взгляды, в которых сквозил какой-то тайный намек.
– А Смоки сказал мне, что ты не ездил в Вайоминг.
– Так и сказал?
– Угу.
– Это правда. Я действительно не поехал – один из коней прихворнул. Поеду на следующей неделе.
– Ага.
– Дайана, на что ты намекаешь этим «ага»?
Он знал, конечно, на что. И совершил ошибку, не оборвав разговор сразу же. А теперь у нее появился шанс высказаться.
– Надеюсь, ты хорошо себя здесь вел.
– Дайана, хватит. Ты много выпила.
Еще один промах. Глаза невестки метали молнии.
– Выпила? Ты точно думаешь, мы слепые? Ничего не замечаем?
– А что вы замечаете? – Опять ошибка.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. От вас обоих прикуривать можно.
Том покачал головой и отвел глаза, всем своим видом показывая, что только сумасшедшей может прийти такое на ум, но Дайана видела, что попала в точку, и с торжествующим видом погрозила ему пальцем.
– Хорошо, что она уезжает, дорогой мой деверь.
До конца танца никто из них не проронил больше ни слова, а когда музыка умолкла, Дайана снова посмотрела на него тем же насмешливым взглядом и отплыла, виляя бедрами, как девка с панели. Когда Том, еще не совсем придя в себя от этого неприятного разговора, стоял у бара, к нему сзади подошла Энни.
– Жаль, что сегодня не идет дождь, – шепнула она.
– Потанцуй со мной, – попросил Том и поскорее обнял ее, чтобы никто не успел его опередить.
Заиграла ритмичная музыка, и они танцевали на некотором расстоянии, но пламенные жаркие взгляды выдавали их чувства. Она была так близко от него и так недоступна – какая изощренная пытка! После второго танца ее чуть не увел Фрэнк, но Том пошутил, что он должен уступать старшему брату, и не отпустил Энни.
Следующий танец был медленным, женский голос пел балладу о любимом, которого ждет казнь. Наконец-то они могли прикоснуться друг к другу! Ощутив в объятиях ее тело, Том на миг закрыл глаза – у него кружилась голова. Он знал, что Дайана следит за ними, но ему было все равно.
Площадка для танцев была переполнена, в воздухе носилась пыль.
– Мне нужно с тобой поговорить, – тихо сказала Энни. – Где это можно сделать?
«О чем тут говорить? Ты все равно уедешь», – едва не сорвалось у Тома с языка. Но он все-таки произнес:
– Встретимся у пруда через двадцать минут. Я буду тебя ждать.
…У Грейс кружилась голова – и вовсе не от двух стаканов пунша, что она выпила. Она почти со всеми перетанцевала – с Томом, Фрэнком, Хэнком, Смоки, даже с милым, добрым Джо. Она была ужасно довольна собой – кружилась, танцевала шимми и джайв и ни разу не потеряла равновесия. Ей удавалось все! Жаль, что ее не видела Терри Карлсон. Впервые после несчастного случая, а может, даже впервые в жизни, она чувствовала себя неотразимой.
Грейс хотелось в туалет. Но у того, который был у конюшни, стояла длиннющая очередь. Грейс подумала, что вряд ли кто-то будет возражать, если она воспользуется туалетом, расположенным в доме, – у нее ведь достаточно близкие отношения с хозяевами, и все-таки этот вечер устроен в ее честь.
Грейс вошла в дом, придержав рукой дверь, чтобы та не хлопнула. Оказавшись в узком коридорчике, она услышала доносящиеся из кухни голоса – Фрэнк и Дайана ссорились.
– Ты много выпила.
– Катись ты!
– Это не наше дело, Дайана.
– Она липнет к нему с самого своего приезда. Просто срам – как сучка в течке.
– Что ты плетешь?
– Господи, какие же вы, мужики, тупые!
Дайана сердито загремела тарелками. Грейс замерла на месте, решив, что лучше вернется и постоит в очереди. Но тут послышались шаги Фрэнка – он шел в ее сторону. Грейс поняла, что не успеет уйти незамеченной. А если Фрэнк увидит ее спину, то подумает, что она подслушивала. Нет, надо идти ему навстречу – будто она только что вошла.
Фрэнк показался в дверях и, еще не видя Грейс, повернулся к Дайане.
– Можно подумать, что ты ревнуешь.
– Не говори глупости. – Ты сама говоришь глупости. Он взрослый мужчина.
– А она, между прочим, замужняя женщина, и у нее ребенок.
Фрэнк, недовольно качая головой, вышел в коридор. Грейс сделала шаг вперед.
– Привет, – весело произнесла она.
На лице Фрэнка отразилось страшное замешательство, но он быстро взял себя в руки и широко заулыбался.
– А, сама королева бала! Как проводишь время, дорогая? – Он обнял ее за плечи.
– Отлично! Спасибо за праздник и вообще – за все.
– Грейс, для нас – это радость, поверь. – Фрэнк чмокнул ее в лоб.
– Ничего, если я воспользуюсь вашей ванной комнатой? Там, на улице, много народа…
– Ну конечно.
Когда Грейс проходила через кухню, там уже никого не было. На лестнице слышались шаги. Интересно, кого же имела в виду Дайана? В душе у Грейс шевельнулись смутные подозрения.
…Энни пришла на место свидания раньше Тома и, медленно обойдя пруд, остановилась на отдаленной его стороне. В воздухе слабо пахло хлоркой, стук каблучков Энни по бетонной дорожке звонко разносился в темноте. Прислонившись спиной к свежепобеленной бетонной ограде, она ощутила приятную прохладу. Со стороны конюшен лился серебристый свет, слабо отражаясь в глади пруда. Вдали, словно в некоем другом мире, закончилась одна песня, потом началась другая – на расстоянии мелодию было трудно различить.
Неужели только вчера вечером они сидели вдвоем на кухне речного домика, и никто им не мешал, никто не мог разлучить? Напрасно она не сказала ему вчера – все боялась, что не найдет правильных слов. Сегодня утром, проснувшись в его объятиях в той самой постели, которую всего неделю назад делила с мужем, она лишь окончательно уверилась в своих чувствах. Энни было стыдно, что он не испытывает никакого раскаяния. Может, это удерживало ее? Или страх перед тем, как Том отреагирует на ее решение?
Энни ни на миг не сомневалась в его любви. Но видела, что Тома мучают дурные предчувствия. Она ощутила это его настроение и сегодня… когда Том настойчиво, почти с мольбой в голосе, втолковывал ей, зачем он поступает так с Пилигримом.
На тропе, ведущей от конюшни, послышались шаги. Том остановился, высматривая Энни в темноте. Она шагнула вперед, и Том, обернувшись на звук, увидел ее и пошел навстречу. Энни тоже кинулась ему навстречу – бегом – словно боялась, что он внезапно исчезнет. И через несколько секунд его руки уже обнимали ее. Они мгновенно стали единым существом – их дыхание, губы – все слилось, и даже кровь, казалось, разносилась по общим артериям одним сердцем.
Наконец Энни решилась это произнести: она собирается оставить Роберта. Прижавшись щекой к его плечу и стараясь, чтобы голос ее звучал как можно спокойнее, Энни продолжила: да, она знает, что это будет тяжело для всех. Но для нее гораздо страшнее потерять его, Тома.
Он молча слушал, лаская ее лицо и волосы. Но, когда она все ему выложила, он по-прежнему молчал. Энни вдруг охватил страх. Она подняла голову, готовая наконец взглянуть Тому в глаза, но он смотрел куда-то вдаль. Энни сразу поняла: он просто не мог говорить, так его захлестнули эмоции. В доме продолжала греметь музыка. Том перевел взгляд на Энни и чуть заметно покачал головой.
– О, Энни…
– И что ты мне ответишь?
– Ты этого не сделаешь.
– Сделаю. Как только приеду – сразу все расскажу ему.
– А Грейс? Ей ты тоже расскажешь?
Энни попыталась поймать снова ускользнувший взгляд Тома. Зачем он все это говорит? Она ждала поддержки, а он разбередил в ее душе сомнения – сразу заговорил о том, о чем она боялась даже думать. Энни понимала, что ей проще руководствоваться столь развитым в ней инстинктом самозащиты, который говорил ей: ничего страшного; конечно, детям трудно пережить развод родителей, но, если сделать все цивилизованным образом, травма будет нанесена минимальная. Энни знала об этом не понаслышке: среди ее друзей были разведенные, и все как-то у них устраивалось. Но применительно к ним, к их ситуации, к Грейс…
– После всего, что она вынесла… – тихо сказал Том.
– Ты думаешь, я не понимаю!
– Конечно, понимаешь. Я о том и говорю. Ты все прекрасно понимаешь и потому никогда не пойдешь на развод, хотя сейчас тебе кажется, что ты готова это сделать.
Слезы струились по лицу Энни, и у нее не было силы их остановить.
– У меня нет выбора! – слабо выкрикнула Энни.
– То же самое ты говорила о Пилигриме и ошиблась.
– Но тогда я потеряю тебя!
Том кивнул.
– Как могу я сделать такой выбор? Ты бы согласился потерять меня?
– Нет. Но выбирать предстоит не мне.
– А помнишь, что ты сказал про Пилигрима? Он оказался у последней черты и, увидев, что лежит за ней, решил принять жизнь.
– Но если впереди только боль и страдание, нужно быть сумасшедшим, чтобы выбрать такое.
– Но нас не ждут боль и страдание.
Том покачал головой. Энни почувствовала, как ее охватывает гнев. Она злилась на Тома – ведь он говорил то, что она и без него чувствовала сердцем. Она злилась на себя – за то, что не могла справиться с сотрясавшими ее тело рыданиями.
– Ты просто не любишь меня, – сказала Энни, чувствуя жалость к себе и ненавидя себя за это, и еще ненавидя себя за торжество, которое испытала, увидев, как глаза Тома наполняются слезами.
– О, Энни… Если бы ты только знала, как сильно я люблю тебя.
Она рыдала в его объятиях, забыв обо всем на свете, и все твердила, что не сможет жить без него, и ничто не насторожило ее, когда он сказал: она-то сможет, а вот он – нет. И еще Том сказал, что когда-нибудь она будет вспоминать эти дни без сожаления – как бесценный подарок судьбы, сделавший их жизни более полными и яркими.
Выплакав все слезы, Энни умылась в пруду, а Том принес ей полотенце и помог стереть размазавшуюся тушь. Немного подождав, чтобы исчезла краснота с глаз и щек Энни, они разошлись, предварительно убедившись, что никого вокруг нет.
