ГЛАВА 65
Магистрат Лавджой сутулился под дождем, но не уходил со двора, внимательно наблюдая, как из открытых дверей конюшни констебли выводят арестованного.
— Вроде бы это не ваш участок? — улыбнулся Девлин, подходя и останавливаясь рядом.
— Не мой, — ответил Генри и окинул взглядом виконта. Тот стоял под дождем без головного убора, когда-то нарядные сюртук, жилет, панталоны были разорваны, покрыты кровавыми пятнами, замараны гнилью листьев и старого сена. — Господи, ну и вид у вас. Не хотите показаться врачу?
— Это подождет. — Себастьян провел ладонью по лицу, стараясь смахнуть с глаз дождевые капли. — Как мальчишка?
— Неплохо. Скоро придет в норму, а благодаря лаудануму в его памяти сохранится не многое. Но можно не сомневаться, что его показаний — в сочетании с тем, что даст обыск конюшни и дома Ньюмена, — будет более чем достаточно для вынесения доктору смертного приговора.
Выражение лица Девлина оставалось безучастным, глаза отсутствующе смотрели в клубившуюся туманом низину.
— В лесу, не так далеко отсюда, есть несколько мертвых тел. Сразу за второй заставой по лондонской дороге. Пошлите туда пару человек разобраться с ними.
— Мертвых тел?
— Лорд Стентон и его подручные. Пытались разделаться со мной.
— Поэтому вы их прикончили?
— Спешил.
Генри вздохнул.
— Мистер Лавджой! — послышался голос одного из констеблей.
К ним через двор шагал Хиггинс, его мясистые щеки побагровели от возбуждения, в кулаке он сжимал какой-то маленький белый предмет.
— Что вам, констебль?
— Решил, что вам на это стоит посмотреть, — сказал тот, протягивая маленькую фарфоровую статуэтку. — Мы нашли ее в сумке под сиденьем в докторовой коляске.
— Что нашли? — переспросил магистрат.
Виконт протянул руку и взял у констебля хрупкую фигурку.
— Русалка. Фарфоровая статуэтка русалки.
— Господи помилуй! — проговорил Лавджой и потянулся за платком.
— Что с ними теперь будет? — спросил Себастьян, не сводя глаз со статуэтки. — Я говорю об Аткинсоне и Кармайкле. И об отсутствующих мистере и миссис Денлоп.
— Почти уверен, что ничего. Мне неизвестны случаи уголовного преследования по обвинению в каннибализме при кораблекрушениях.
— Я говорю о том, что они сделали с Дэвидом Джарвисом.
Генри Лавджой пожал плечами.
— Мы никогда не узнаем, кто нанес смертельный удар.
— Но членов команды повесили по обвинению в его убийстве.
— Членов команды повесили по обвинению в мятеже, поднятом ими на борту корабля.
Губы Девлина искривились в сардонической усмешке.
— Ну конечно же.
В душе магистрата шевельнулось неясное ему самому чувство тревоги, он спросил собеседника:
— Вы что-то задумали. Не скажете, что?
Насмешка блеснула в глубине странных желтых глаз.
— По-моему, вы не хотите знать этого.
— Последние несколько месяцев мне чаще приходилось заниматься твоим здоровьем, чем за все годы войны, — говорил доктор Пол Гибсон, накладывая бинты на предплечье Себастьяна. — Готово. Прижми тут пальцем.
Оба находились в кабинете особняка виконта. Себастьян, без рубашки, полураздетый, сидел на краешке письменного стола. Он улыбнулся и придержал конец бинта, пока доктор доставал из саквояжа ножницы.
— Что, собственно, есть война, если не санкционированное массовое убийство?
Гибсон отрезал бинт и теперь завязывал его концы бантиком с видом человека, целиком поглощенного своей работой.
— Твоих ушей уже достигли последние лондонские новости? Или еще нет?
— Какие новости?
— О Расселле Йейтсе и Кэт Болейн. Это пара только что сочеталась браком, испросив особое разрешение.
— Что?!
Гибсон глубоко вздохнул.
— Я этого опасался.
— И был прав. Этой новости я и впрямь еще не слышал.
Ничего не видящими глазами он уставился на миску, стоявшую перед ним, вода в ней была густо окрашена кровью. Хирург принялся обрабатывать порезы на запястьях Себастьяна, нанесенные его собственным ножом. Еще в Оук-Холлоу, передав заботы об Аароне Ньюмене Генри Лавджою, он стал ломать голову над тем, каким способом обезопасить Кэт от угроз Джарвиса теперь, когда их брак стал невозможен. Но оказывается, она сумела справиться и сама.
Внезапно освободившись от необходимости разрешить сразу две сложнейшие задачи — найти и обезвредить убийцу и отыскать способ защитить Кэт, — Себастьян вдруг обнаружил, что теперь ничто не отвлекает его от созерцания безрадостной картины. Будущее без любви Кэт, жизнь, в которой ее не будет. Он чувствовал, как страшная пустота разверзается в сердце, и на мгновение агония эта стала такой страшной, что дыхание его прервалось.
— Себастьян!
Тревожный голос Гибсона оборвался, его заглушил топот бегущих ног и барабанный стук в дверь. Признаки, возвещающие о прибытии Тома.
— Нашел. — Щеки парнишки пылали, он задыхался от бега. — Ну, лакея для вас нашел. Он уже двадцать лет служит у всяких джантменов. Даже еще больше, чем двадцать. И знает, что вы сильно интересуетесь разными убийствами и часто рядитесь в старые тряпки с Роузмари-лейн. И ему это все по фиг. В общем, самый подходящий дядька будет, когда мы с вами в следующий раз расследование начнем. Знает каждую малину, всех наших взломщиков. А уж шулеров, тех ваще до одного.
Себастьян даже соскользнул с краешка стола, на котором сидел.
— Ты мог бы сказать, откуда у него такие сведения?
— А его маманя держит «Синий якорь».
— Что?
Кабачок «Синий якорь» был самым знаменитым притоном на территории столицы, регулярно посещаемым отъявленными бандитами, грабителями и ворами.
Том взволнованно сглотнул.
— Да знаю я, чего вы думаете, но, честно, вы тут маху дали. Мать Калхауна еще сразу решила, что ни за что не пустит сынка по такой дорожке, и не пустила. — Том на мгновение заколебался, потом продолжил: — Его только раз упекли в тюрягу, да и то по ошибке.
В той части комнаты, где стоял Гибсон, послышался неопределенный звук, напоминающий подавленный смешок, и врач поскорее отвернулся к инструментам.
— Как, ты сказал, имя этого образца всяческих добродетелей? — осведомился Себастьян.
— Жюль Калхаун. Говорит, может заглянуть к вам завтра в одиннадцать для собеседования, если интересуетесь. — Том бросил встревоженный взгляд на Гибсона, который смеялся, уже не скрываясь. — А вы интересуетесь?
— После долгих недель, в течение которых мне приходилось обходиться услугами только одного лакея? Конечно интересуюсь.
Лицо Тома осветилось радостью, но Себастьян указал пальцем на него и продолжил:
— Но если в этом доме пропадет хоть шнурок от ботинок, его стоимость будет взыскана с тебя.
— Да он правильный малый, вот увидите.
Том убежал. Гибсон занялся укладыванием своих разнообразных инструментов в саквояж. Немного погодя он спросил:
— Ты еще не видел ее?
Не было необходимости уточнять, о ком идет речь. Имя Кэт витало над ними.
Себастьян направился в другой конец кабинета, плеснул в бокал бренди.
— Нет. Еще нет.
Гибсон оторвался от своей трудоемкой задачи.
— Тебе нужно найти способ избавиться от прошлого, Себастьян. Вернее, забыть само прошлое. Забыть Кэт. Войну. То, что ты видел. И то, что делал.
«Забыть отчаянную безуспешную попытку разыскать мать». — Эти слова тоже витали между ними. Несказанные, они будто звенели в воздухе.
Себастьян протянул другу выпивку.
— А ты мог бы избавиться от прошлого, Пол? Забыть то, что было на войне? Забыть, что лишился ноги?
«Забыть жажду сладкого забытья, которое приносит настой мака?»
От уголков глаз к вискам побежали морщинки, когда Гибсон поднял бокал, словно в молчаливой здравице.
— Нет. Но докторам свойственно давать хорошие советы, которым они сами не в состоянии следовать.
