Глава 7

К четырем часам я сдалась и тихонько включила телевизор. Так боялась разбудить Пита, что сделала звук едва слышным. Но, ни на одном из тридцати каналов не нашлось ничего стоящего. В конце концов я решила посмотреть повторение передачи о недвижимости. Откинулась на диванную подушку, запахнула халат. На экране мелькали картинки, освещавшие мое усталое лицо. Ну и видок у меня, должно быть. Как ни странно, я не чувствовала себя плохо после двух бессонных ночей, разве только слегка отупела.

Прошлым утром, однако, мне было нехорошо. Я открыла глаза под шум дождя. В животе ощущался комок, от пульсирующей боли ломило глаза.

Я лежала на кровати совершенно неподвижно, а мой мозг уже метался. Потом я уставилась в щелку между занавесками, смотрела на трубы и крыши и думала, как мне поступить, что решить… может, все еще наладится? Зазвенел будильник, я автоматически прихлопнула его ладонью. Пит зашевелился, но мы оба молчали. Я боялась сказать хоть что-то из той сотни слов, которые хотелось произнести. Он наконец встал. Я увидела на простыне след, оставленный его телом, и только усилием воли сдержалась, не позвала его охрипшим голосом, чтобы он вернулся, прижал меня к себе и утешал, а я долго плакала бы в его объятиях.

Я по-прежнему лежала очень тихо, прислушиваясь к шагам Пита, а он расхаживал по дому, словно ничего не случилось. Шум душа стих, послышалось шипение утюга — он гладил себе рубашку. Звякнула посуда — приготовил мюсли. Заработал телевизор, полилась вода из крана, зажужжала электрическая зубная щетка. Я смотрела в потолок и недоумевала: как все могло случиться? Наконец Пит появился передо мной.

— Ты нормально себя чувствуешь? Почему не встаешь? — Он с тревогой смотрел на меня.

— Мне нехорошо.

Я устало повернула к нему голову. И это не было ложью.

— Бедная девочка. — Пит сел на край матраса. — Может, дать тебе воды или что-то еще? — Он погладил меня по лицу.

Мне хотелось схватить его руку, прижать к себе, и в то же время я еле сдерживалась, чтобы не оттолкнуть его.

— Нет, спасибо, — покачала я головой.

— Сегодня пойдешь на работу?

Я снова покачала головой.

— Может, позвонишь мне на работу и скажешь, что меня сегодня не будет?

Его лицо слегка омрачилось, но он тут же сочувственно улыбнулся и сказал, что позвонит. Я немедленно поняла, что моя болезнь ему чем-то не по душе. Может, он планировал повидаться с ней? А вдруг, с ужасом подумала я, эта женщина бывала в моем доме и лежала в нашей кровати? Пит сказал, что у него встреча, которую он не может отменить, поэтому до вечера не вернется.

Я молча пожала плечами и отвернулась, чтобы он не заметил моих слез. Я не хотела при нем плакать. Он нагнулся и легонько поцеловал меня в лоб.

— Вечером увидимся. Постарайся уснуть. Позвони мне в случае чего.

Я на него не смотрела. Услышала, как тихо закрылась дверь спальни.

Он бегом спустился по лестнице, хлопнула входная дверь. Загремели оконные рамы, и меня охватила паника. Я не спросила, куда он идет, с кем у него встреча! Соскочила с постели, схватила халат, бросилась к окну и увидела, как он отъехал от дома. Мне хотелось тут же позвонить ему и попросить, чтобы он вернулся. Остался бы со мной, утешил, уверил, что я ошибаюсь.

Я высунулась из окна, вывернула шею и смотрела, пока автомобиль не свернул направо и не скрылся из вида. Пит уехал. Но куда?

Я зарыдала и прижалась лбом к холодному оконному стеклу. Зажмурилась, но тут же моему воображению представилась Лиз. Она лукаво улыбалась. Я вскрикнула и открыла глаза, лишь бы прогнать наваждение.

Шумел ливень, потоки воды срывали с деревьев листья. На улице было пусто, лишь маленькая птичка жалась к ветке, стараясь не намокнуть.

Мне по-прежнему чудилась Лиз. Она смеялась, ее платье сверкало. Не верилось, что буквально вчера я говорила с ней. Схватила телефон, набрала номер дрожащими пальцами. Мне нужно было удостовериться, что это именно она.

Послышались гудки. Я ждала с бешено бьющимся сердцем, что она снимет трубку.

— Алло? — сказал женский голос.

— Алло, — произнесла я, стараясь унять дрожь и голосе. — Прошу прощения за беспокойство. Вы наверняка куда-то торопитесь, и мне хотелось застать вас, пока вы не ушли.

— Что ж, ты застала меня, Миа, — ответила мать Пита. — Что случилось?

В ее голосе явно слышалось: «У меня тысяча дел, так что уж будь добра — поторопись».

— Я насчет свадьбы, — сказала я осторожно. — Когда Пит говорил вчера с вами, я хотела, чтобы он спросил вас, составлен ли список подарков. Боюсь, он так и не спросил. Собиралась позвонить вам, но было уже поздно. Вот и решила сделать это утром, пока вы не ушли.

На другом конце провода было довольно шумно. Я слышала, как она властно обращается к кому-то:

— Не этот, Эрик. Это ручной багаж. Да ладно, оставь! Я сама все сделаю! — Затем раздраженно обратилась ко мне: — Вчера вечером я с Питом не говорила.

— Вечером? — Я выдавила из себя веселый смех. — Я имела в виду утро. Когда вы в последний раз говорили с ним…

Мне было больно. Неужели такая проницательная женщина, как Ширли, не догадалась, что у нас не все в порядке? Возможно, она бы догадалась, если бы не отвлекалась, но сейчас ее тревожили другие заботы. Ей было не до девушки сына, лепечущей что-то о свадебных подарках.

— Я просила передать, чтобы ты не беспокоилась о подарке. Несколько недель назад я купила подарок согласно списку и написала на нем наши имена. Разве Пит не говорил?

— Нет! — Я силилась говорить весело. — Он невыносим. Что ж, благодарю вас.

— Не за что, — ответила Ширли и фыркнула, давая понять, что старалась не для меня.

— Ну, все равно благодарю. Желаю удачи на сафари, — сказала я с наигранной искренностью.

— Спасибо, — сухо ответила она и повесила трубку.

Я сидела в примолкшей комнате. Теперь у меня было неоспоримое доказательство, что Пит вчера солгал. Он звонил Лиз с нашего телефона. За наш счет.

Что теперь делать, я не знала. Просто сидела и думала, что такое состояние, наверное, и называется шоком: пустота и неподвижность.

Я улеглась обратно в постель и услышала шорох бумаги. Полезла в карман халата и вытащила квитанцию за отель. Вгляделась. Обслуживание номера, которого не было. Я за него не платила. Неожиданно я страшно разозлилась. С какой стати я должна платить за не предоставленные услуги? Они думают, что им все сойдет с рук!

Взъярившись, я набрала номер, и мне ответил очень вежливый мужской голос. Я заявила, что произошла ошибка, и потребовала немедленного перерасчета. Мужчина извинился и попросил оставаться у телефона, пока он проверит, в чем дело. Снова взял трубку и сообщил: нет, мадам, никакой ошибки, в номер 105 была подана бутылка шампанского. Я возмутилась и сказала, что это невозможно. Кто распорядился, кому заказали шампанское? Уж точно не я! Он попросил меня — уже не так вежливо — снова подождать у телефона.

Я крепко прижимала трубку к уху, а мысли вихрем носились в голове. Роман, у Пита роман. Что я делала не так? Как долго это продолжается? Смотрела в окно на дождливую улицу и ждала.

— Алло, мадам. Прошу прощения за то, что задержал вас.

Идеально вежливый голос вернул меня к действительности.

Шампанское было заказано Питом на половину пятого дня. Я с жаром возразила, что такого не может быть, потому что в этот час у меня был массаж и я бы заметила, что мой бойфренд выпил целую бутылку шампанского. Но не успела я потребовать к телефону менеджера, как меня поразила ужасная мысль. С тошнотворным предчувствием я спросила, где был Пит, когда заказывал шампанское.

Человек на другом конце провода вздохнул и ответил, что не может сказать, потому что в его распоряжении только подпись, а шампанское подали в наш номер.

Зажмурившись, ненавидя саму себя, я спросила: если сообщу ему имя, не уточнит ли он, находился ли названный человек в отеле в одно время с нами. Наступила пауза — по-видимому, он вдумался в подтекст моей просьбы. Потом, смягчившись, тихо произнес: нет, такую информацию он мне предоставить не может, не имеет права. Наступило неловкое молчание, и тогда я сказала:

— Пожалуйста… мне нужно знать.

— Мне очень жаль, мадам. Я хотел бы помочь вам. Может, я могу сделать для вас что-то еще?

Я поблагодарила и отказалась. С явным облегчением он пожелал мне всего хорошего и навсегда ушел из моей жизни.

Но я не могла этого так оставить. Сердце застучало с удвоенной прытью, на запястье бился пульс — я видела, как поднимается и опадает жилка. Я несколько раз вдохнула и снова позвонила. На этот раз ответила женщина. Я сказала спокойно, как только могла, что меня зовут Лиз Андерсен. Я останавливалась в их гостинице седьмого и восьмого числа и, кажется, позабыла ожерелье. Только не припомню, в каком номере я жила. Ложь прошла па удивление легко. Не беспокойтесь, мадам, ответила девушка, сейчас справлюсь. Я задержала дыхание. Мне показалось, что прошла целая вечность. Я молила Бога, чтобы все оказалась ошибкой. В трубкe что-то звякнуло, и женский голос весело известил меня, что я останавливалась в триста пятнадцатом номере. Как выглядело ожерелье?

Я ничего не ответила. Просто нажала на рычаг, и трубка выпала из моих рук.

Я закрыла глаза, попыталась выровнять дыхание. Значит, Лиз была с нами в одном отеле.

Опять закружилась голова, меня замутило.

«Она там была».

Может, он вышел из комнаты, когда я заснула, и направился к ней? Может, она ждала его в триста пятнадцатом номере с заказанной бутылкой шампанского, либо они выпили, пока я ходила на массаж? Неудивительно, что Пит не расстроился из-за того, что секса у нас не получилось… он утешался с Лиз наверху.

Сработал рвотный рефлекс. Чтобы не запачкать подушку, я свесила голову с кровати и прицелилась на журналы, но из желудка вышло лишь немного желчи. Неудивительно — я же ничего не ела.

Затем я вспомнила, как в темной комнате, в галерее, Пит пялился в экран по второму разу. Глаза Лиз пронизывали его насквозь, и улыбалась она ему. А я-то думала, что тот день был только для нас… даже если так, он мог видеть Лиз на экране. Однако ему удалось встретиться с ней во плоти.

Меня снова затошнило. Но спазм опять не принес облегчения.

Сплюнула на журналы, вытерла нос тыльной стороной руки, отвела от лица волосы и подождала: хотела увериться, что позывов больше не последует. С обложки журнала на меня смотрело лицо модели. Безупречная кожа, лживые глаза. Как у Лиз.

Я вспомнила ее, загримированную, в балетном костюме. Она махала ему рукой со сцены, а потом бросила розу. Знала ли она, что я в отеле? Наверняка знала. Жалела ли меня? Да думает ли она вообще обо мне? Чертова шлюха.

Из глубины моего естества поднялись гнев и ревность. Я вскочила и помчалась вниз, в кабинет. Рванула дверь, так что она стукнула по стене, отбила штукатурку. Мне захотелось больше узнать о женщине, которую я вдруг возненавидела больше, чем кого-либо на земле. Я задержалась на пороге комнаты. Я понятия не имела, что именно ищу, но твердо решила разыскать это.

Усевшись на стол Пита, я рылась в бумагах и бросала их на пол. Мяла папки, не обращая внимания на то, что при падении из них выскакивали бумаги. Под моими ногами хрустели диски, я отшвыривала ногой DVD. Сбросила со стола книги, и бумаги летали, как конфетти. Наплевать! Я хотела узнать все.

Поиски продлились недолго. Пит сохранял списки телефонных звонков, чтобы в случае недоразумения предъявить их как доказательство своей невиновности, но совершенно не умел скрывать другие, куда более важные улики. Их я и искала.

Во-первых, программка. Я долго и сурово смотрела на лицо Лиз, пока страница не начала расплываться в моих глазах, и я еле удержалась, чтобы не порвать листок. После долгих поисков нашла счета по двум кредитным картам, о существовании которых не подозревала (вот что бывает, если уходишь на работу до утренней почты: Пит в это время дома, он ее и получает). А потом обнаружила открытку. На ней был изображен щенок, а внутри текст размашистым почерком:

Я так и села. Что он еще выкинул? Купил ей щенка? Тихо постанывая, упершись коленями в тумбу, я раскачивалась взад-вперед, старалась унять грызущую боль. Пит вместе с этой шлюхой прогуливал мою собачку? Ох, до чего тошно!

Мой план был разгромлен, как и кабинет Пита. Я вскочила на ноги, схватила его нож фирмы Стэнли и проделала им в столе дыры вроде оспин и безумные разрезы. Стряхнула все бумаги. Открытку разорвала на мелкие кусочки, документам тоже досталось. Воткнула нож в фотографию, где мы были запечатлены вдвоем. С криком и визгом разбросала по сторонам книги и перевернула ногой стул.

Вдруг я услышала лай Глории и остановилась, тяжело дыша. На лбу выступила испарина. Напуганная собачка скреблась и визжала. Она почуяла — в доме что-то не так.

Я спустилась на первый этаж и обнаружила, что Глория написала во всех углах. Я ее вымыла и выпустила в сад. Обтерла пол и пошла наверх — посмотреть на устроенный мною кавардак.

Кабинет разорен. Окончательно.

Только сейчас мне пришло в голову, что Пит придет домой и тотчас поймет, что мне все известно. Я загнала его в угол. Нам придется поговорить, и все выйдет наружу.

От одной мысли об этом стало вдруг страшно.

Я не представляла себя без Пита, он стал неотъемлемой частью моей жизни. Неужели я больше не поднимусь ему навстречу, не обниму его, не поцелую, когда он войдет в комнату? А когда у меня что-то случится, плохое или хорошее, неужели я не возьму трубку и не позвоню ему, не обращусь к нему в первую очередь? К кому же еще, если не к нему?

А если Пит только и ждет повода? Что, если он и сам не знает, остаться ему со мной или уйти к ней? Вчера я решила его не будить и не прогнала. Насколько я понимаю, выбор будет сделан не мной.

Когда Пит придет домой и увидит этот бедлам, а я скажу, что мне все известно, станет ли он спорить? Захочет ли остаться со мной или скажет: «Да, ты права, мне давно нужно было с тобой поговорить. Я виноват. Я не хотел, чтобы это случилось, однако все именно так, и я хочу быть с ней».

Стоя в разоренном кабинете, я пыталась представить себе жизнь без Пита. Со дня нашей первой встречи я просыпалась и засыпала с мыслью о нем. Вместе с родителями и друзьями он был воткан в мою жизнь. И домой я спешила к нему. Мне казалось, что он всегда был здесь. Я даже позабыла, что было в моей жизни до него. Он — главный мой друг, человек, знающий меня лучше, чем я сама.

У него не может быть таких отношений с кем-то другим. Это бессмыслица. Где мне теперь жить? Что делать? Вряд ли смогу позволить себе этот дом. Придется все начинать сначала. Полагаться на себя.

Тревога, поднявшаяся в груди, колотила изнутри по ребрам. Я огляделась вокруг и решила, что Питу нельзя видеть то, что я наделала, и почувствовала себя Алисой, провалившейся в кроличью дыру. Свадьбы, дети, семейные пары — все это пролетело между моих растопыренных пальцев. Я понимала, что должна как-то исправить содеянное, иначе попаду в ловушку, устроенную собственными руками, а этого я не хотела.

И мне в голову пришла мысль: ограбление… оно нее прикроет. Все, что нужно сделать, это разгромить остальные комнаты в доме. Тогда картина будет убедительной.

Мой первый обман.