ГЛАВА 23

Когда Себастьян спрыгнул со ступеньки экипажа перед церковью Святой Анны, колокола звонили, созывая последних прихожан, опоздавших на утреннюю службу. Дождь по-прежнему лил как из ведра, огромные капли падали с листвы старых скрученных дубов, приминали траву между могилами, лились на гранитные надгробия, отчего те выглядели почти черными.

Кладбище было небольшое — собрание гробниц и памятников в окружении плотных застроек, взявших в кольцо старую каменную церковь. Стоя в воротах, Себастьян разглядел всего лишь два недавних захоронения: темно-коричневые холмы, заваленные похоронными лилиями, прибитыми теперь дождем.

Огибая ржавеющие оградки и замшелые статуи, он направлялся к единственному человеку на кладбище, который стоял со склоненной головой, подняв воротник, под проливным дождем меж двух свежих могил. Услышав шаги Себастьяна по вымощенной плитами тропе, человек обернулся, и Себастьян узнал Алена, шевалье де Вардана.

Голова у шевалье была непокрыта, тончайшая рубашка заляпана, лицо бледное, заросшее темной трех- или четырехдневной щетиной.

— Ба, да это лорд Девлин, — сказал он, смахивая рукой капли дождя, которые бежали по лбу, приклеивая к нему пряди темных волос — Вы пришли отдать дань уважения покойной? Или просто хотите добавить меня к своему списку подозреваемых?

Себастьян остановился, не доходя до могилы несколько шагов. Вокруг шумел дождь, колотя по листьям дубов и каштанов, стекая потоками с косых крыш склепов.

— Вижу, вы разговаривали со своей сестрой Клэр.

— Правильно. — Шевалье говорил подчеркнуто внятно, жесты его были грациозны и отточены. Лишь ледяной блеск в голубых глазах выдавал тот факт, что он был сильно, даже опасно пьян. — Она считает, это сделал Беван Эллсворт.

— А вы что думаете?

Вардан запрокинул голову и рассмеялся неприятным звонким смехом, закончившимся скрежетом зубов.

— Только Принни мог выйти сухим из воды в ситуации, когда его застают с убитой на руках, а он тем не менее умудряется принудить всех вокруг него искать виновного, не зная устали.

Себастьян покачал головой.

— Вы ошибаетесь. Регент ее не убивал. Он никак не мог этого сделать. Она была мертвой уже шесть или восемь часов, когда он нашел ее в Желтом кабинете.

Новый порыв ветра принес с собой запах сырой земли, мокрых камней и смерти. Вардан стоял неподвижно, только его грудь вздрагивала с каждым вдохом.

— Что вы такое говорите?

— Гиневру Англесси убили в среду, в начале дня, скорее всего, где-то здесь, в Лондоне, если учесть тот факт, что она выехала из дома в наемном экипаже вскоре после полудня.

— В наемном экипаже? И куда она поехала? — с неожиданной для Себастьяна резкостью переспросил шевалье.

— Не знаю.

Себастьян не сводил взгляда с лица собеседника. Он разглядел горе, злость и чувство вины, которое очень часто одолевает тех, кто продолжает жить после смерти близкого человека Но не было ни намека на оцепенение или страх, которые обычно выдают убийцу, когда тот видит, что все его лживые уловки вот-вот раскроются.

— Я думал, может, вы знаете.

Вардан запустил пальцы в темную мокрую шевелюру и крепко зажмурился, а его красивые черты исказила боль.

— Я не видел ее с прошлой недели. С субботы.

По улице за их спинами быстро промчалась карета, загрохотав подбитыми железом колесами, гулко протопали лошади. Тяжелые тучи, затянувшие небо, создавали необычную для столь раннего часа тьму. Казалось, время близится к вечеру, хотя это было не так.

— Леди Куинлан поведала мне, что вы с ее сестрой были добрыми приятелями, — сказал Себастьян.

Вардан опустил руки и напрягся всем телом, глаза его были широко открыты и смотрели подозрительно.

— Решусь предположить, что она высказалась несколько иначе.

Себастьян утвердительно кивнул.

— Сестры тихо ненавидели друг друга, верно?

— Можно и так сказать. И если это вас удивляет, значит, вы наверняка были единственным ребенком в семье, — заметил Вардан с горечью, много говорившей о взаимоотношениях шевалье с собственными сводными братьями и сестрами.

— У меня было два брата, — отозвался Себастьян.

Оба давным-давно умерли, но он не видел необходимости уточнять это, как не видел необходимости признаваться, что у него есть и сестра, которая всего лишь пять месяцев тому назад была рада увидеть его на виселице. Связь между отпрысками бывает близкой — он знал это; но он также знал и о яростной ревности, соперничестве, обидах и вражде, которые процветают в некоторых так называемых крепких семьях. Особенно когда старшинство дарует одному легкую жизнь, а остальные вынуждены прозябать в забвении и нищете.

— Ателстон никогда не занимался своими дочерьми, — продолжил Вардан. — Мне кажется, он ненавидел их. Они были для него не более чем нежелательным напоминанием о сыне, который у него все никак не мог появиться.

— Можно было бы предположить, что такое детство, наоборот, сблизит сестер.

— Только если не знать Моргану. Вплоть до того дня, когда умер Ателстон, Моргана отчаянно подлизывалась к старому ублюдку, и чаще всего она это делала, выставляя в дурном свете Гин. — Его губ коснулась неожиданно нежная улыбка. — Заметьте, Моргане даже не приходилось особенно стараться. Гин и сама выставляла себя не с лучшей стороны. Она… — Он умолк, подыскивая подходящее слово, и больше не улыбался. — Гин, пока росла, часто злилась.

— Из-за чего?

Вардан пожал плечами.

— Из-за смерти матери, наверное. Из-за отца. Кто знает?

Он сделал шаг к ее могиле, наклонив голову, сжав кулаки. А дождь продолжал лить, плескался в лужах, наполнивших выбоины в осевших старых могилах, барабанил по куполу крыши ближайшей гробницы.

Внезапно шевалье поднял голову, прищурившись под ливнем.

— А знаете, ведь это он, Принни. Мне все равно, что бы вы там ни говорили. Лично я не сомневаюсь.

— Да какая могла быть у принца-регента причина убивать маркизу Англесси?

— Сумасшествие обходится без причин. А они все безумны. Вы сами это знаете. С первого до последнего члена этой Богом проклятой семейки. Буйный из них, правда, только один — король, но болезнь сидит абсолютно в каждом, будь то Кларенс, отдающий команды на воображаемой палубе, или одноглазый старик Камберленд, не скрывающий чрезмерную пылкость своих чувств к собственной сестре Софии.

Себастьян стоял недвижно, молча взирая на собеседника.

Вардан ладонью утер лицо.

— Моя сестра Клэр права в одном: в том, что случилось с Гиневрой, большая вина Бевана Эллсворта. Ничего бы этого не произошло, если бы он не распространял гнусную ложь о Гиневре все то время, пока она была замужем. Поэтому-то Принни и решил, будто она из тех женщин, которая с радостью откликнется на его смехотворные заигрывания.

Последнее заявление чрезвычайно заинтересовало Себастьяна.

— Так принц-регент заигрывал с ней? Когда?

— Началось все в Карлтон-хаусе прошлой весной. Ее и Англесси пригласили на званый обед, и принцу вдруг захотелось показать ей оранжерею. Он очень настаивал.

— А там он чересчур разошелся? Вы на это намекаете?

Вардан скривился.

— Он засунул руку ей в декольте.

Себастьян оглядел промокшее кладбище. Он знал, что принц не впервые вел себя подобным образом. Избалованный королевский сынок, в юности красивый, привык к постоянной лести и низкопоклонству, а потому частенько переоценивал свою неотразимость.

Тем не менее, когда виконт задал прямой вопрос, регент заявил, что едва знал молодую маркизу.

Себастьян вновь посмотрел на бледное, убитое горем лицо шевалье.

— Как она себя повела?

— Она попыталась вырваться из его лап. Он рассмеялся. Сказал, что ему нравятся бойкие женщины. Поэтому она предприняла более радикальные меры.

— Какие именно?

— Она ударила его по довольной толстой морде.

— Он был навеселе?

— Не больше, чем обычно. Вроде бы такая реакция со стороны женщины должна была умерить его пыл, но, видимо, эффект был прямо противоположным. Он не желал оставить ее в покое. На балах без конца приглашал танцевать, на обедах отводил ей место рядом с собой. А потом, как раз на прошлой неделе, прислал ей безделушку. «Небольшой знак восхищения» — как он написал в записке. Украшение от «Ранделла и Бриджа» с Ладгейт-Хилл.

Это были любимые ювелиры принца, Ранделл и Бридж. В некоторых кругах с недовольством ворчали, что на те деньги, которые он тратит ежегодно на драгоценности, можно было бы накормить и одеть всю британскую армию. Принц постоянно покупал «безделушки», как он их называл, и одаривал ими своих фавориток и подруг из числа знатных дам: табакерки из слоновой кости, драгоценные броши в виде бабочек, аметистовые и бриллиантовые браслеты… а еще редкие необычные ожерелья.

Себастьян, прищурившись, задрал голову вверх. На фоне темно-серого неба покрытые листвой ветви дубов и каштанов казались черными.

— Какую же безделушку он ей прислал?

— Я не видел. Она сразу отослала ее обратно — вместе с запиской, в которой совершенно недвусмысленно написала, что его ухаживания не приветствуются.

— А что Англесси? Он знал о происходящем?

Странный румянец покрыл бледные впалые щеки шевалье.

— Согласитесь, любой женщине трудно признаться в подобном своему мужу.

— Тем не менее вам она все рассказала, — изрек Себастьян и увидел, как лицо шевалье снова медленно побледнело.

Чарльз, лорд Джарвис, питал огромное уважение к институту англиканской церкви.

Церковь, подобно монархии, служила надежным оплотом в борьбе против опасного альянса атеистической философии с политическим радикализмом. Библия учила бедняков, что на эту тропу их направила рука Господа, и церковь для того и нужна, чтобы они это понимали. Вот Джарвис и старался появляться в церкви каждую неделю.

В то воскресенье Джарвис, со склоненной головой из должного почтения к своему Создателю, посетил службу в королевской часовне. Его сопровождали престарелая мать, полубезумная жена Аннабел и надоедливая дочь Геро, которая, как считал отец, испытывала серьезнейшую необходимость вспомнить, чему учили Библия и святой Павел о ряде вещей, в частности, о роли женщины в обществе.

Во время второго чтения, когда священник громко провозгласил: «Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как гласит закон», Джарвис, дабы подчеркнуть услышанное, тихонечко саданул Геро локтем в бок.

Как образцовая прихожанка, смиренно не сводя глаз с кафедры, она наклонилась к нему и зловеще прошептала:

— Осторожнее, папа. Ты подаешь плохой пример невежественным массам.

Она всегда изрекала нечто подобное, словно язва социального недовольства, охватившего всю страну, была предметом для шуток. Впрочем, он знал, его дочь действительно очень серьезно относилась к тому, что она называла «ужасающей ситуацией бедной части населения». Временами он даже начинал думать, не привержена ли его дочь радикализму. Но сама идея была столь ему неприятна, что он сразу гнал ее прочь.

После службы они вышли из дворца под нескончаемый холодный дождь. На другой стороне улицы стоял человек. Это был высокий юноша, чье грубое пальто и круглая шляпа не могли скрыть аристократической осанки и опасного блеска в необычных желтых глазах.

Джарвис опустил ладонь на руку дочери.

— Отвези домой мать и бабушку, — тихо велел он.

Он ожидал услышать возражения. Она всегда ему возражала. А тут вдруг она посмотрела в ту же сторону и промолчала. На секунду, полную напряжения, ее серые честные глаза встретились с кошачьим взглядом Девлина. Потом она демонстративно повернулась к нему спиной и повела бормочущую мать и хмурую бабку к карете.

Дождь переполнил канаву с отбросами, и вода растеклась вонючими лужами по всей улице. Широко шагая и стараясь в них не наступать, Джарвис направился к поджидавшему его виконту.