Глава 5

Телефонный звонок будит Люси, которая уснула на диване. Она, естественно, сначала думает, что это Эван, потому что тот звонит ей постоянно. Узнав голос, она мгновенно садится, сна как не бывало. Джулиан говорит, что ее сын в безопасности, но ей мало этого. Даже когда он объясняет, что мисс Джайлз живет далеко, даже когда он, сдавшись, рассказывает, где именно живет мисс Джайлз, Люси не отстает. Ей нужно знать, сколько у нее есть времени до того, как Джулиан отвезет ее сына на допрос в полицейский участок. Уже ночь, но Люси вскакивает и одевается. Наряд выбран тщательно: короткая черная юбка, шелковая блузка, туфли на каблуке. Когда собираешься просить, нельзя выглядеть как проситель. Это здравый смысл. Нужно выглядеть, будто имеешь право на то, о чем просишь, а она просит только о времени.

Она садится за руль и едет к болотам, но в темноте все выглядит иначе, и Люси боится, что не узнает дороги, пока не замечает поворот. Люси паркуется на обочине, возле лавровых деревьев, и на одежде остается их легкий запах, когда она пешком направляется к дому. В темноте она смотрит под ноги, повторяя, что ему скажет. Она скажет «прошу вас», и «спасибо», и «если бы у вас был сын, вы бы понимали». Но просить о милосердии труднее, чем быть милосердным, и Люси останавливается в нерешительности почти у порога. Она не замечает, что перед ней на дорожке сидит жаба. Оступившись, она поднимает пыль, и за оградой раздается лай. Низкий, жуткий утробный лай, как будто собака ранена.

Неужели в дом Джулиана Кэша наведались воры? Он не снял джинсы и потому только сует ноги в башмаки и выходит. Хватает непрошеного гостя за ворот, за мягкий отложной воротничок женской блузки. Потом в темноте, возле крыльца, видит, что это Люси, что выглядит она потрясающе, о такой женщине можно только мечтать. Джулиан успокаивает Лоретту, командует ей сесть. Белые ночные мотыльки устремляются к открытой двери, крыльцо сбоку прогнившее. Джулиан как завороженный смотрит на Люси, не в силах отвести глаз от ее беспокойных рук, она беспрестанно сжимает и разжимает ладони, продолжая говорить, словно пытается объясниться на языке жестов. Черное небо над ее головой вспыхивает всякой ночной живностью — это летают наперегонки комары, ночные жуки и бабочки.

— Я хочу заключить с вами сделку, — говорит Люси.

Джулиан знаком зовет ее в дом. Может, он ее не расслышал, может, поэтому и пригласил, может, поэтому она идет за ним следом. Лоретта подходит к своему месту около двери. Домик маленький, в нем одна комната, где есть диван и разобранная постель, а на полу плетеный ковер, пыльный, хотя его наверняка не раз выколачивали на заборе. В кухне видны все штрихи ежедневной жизни: тостер, пластиковая сушилка для посуды, синий старый чайник на плите. На потолке в центре кухни висит круглая флуоресцентная люстра, но когда Люси тянет руку к шнурку, Джулиан ее останавливает. Он не хочет, чтобы было видно. Не хочет, чтобы она знала, как ему жарко в этой крохотной кухоньке, где можно открыть окно, только если поддеть раму консервным ножом. Белые мотыльки бьются в оконное стекло, Джулиан усаживается на деревянный стул. Он вытряхивает из пачки сигарету, зажигает спичку, и желтый язычок пламени вспыхивает вдруг неожиданно ярко. Джулиан трясет спичкой, погасив огонь, так и не прикурив.

— Могу сделать кофе, — предлагает он.

В этой кухне, выпив чашку горячего кофе, можно от жара потерять сознание. И самоконтроль.

— Нет, — говорит Люси. — Спасибо.

— Вот и хорошо, кофе у меня мерзкий. Зато есть сухие сливки, — говорит Джулиан.

Он знает, что похож на последнего идиота.

— Я хочу, чтобы вы никому не говорили, где дети, — просит Люси. — Всего несколько дней, — добавляет она, когда он переводит на нее глаза. — Пока я не выясню, кто такая была Карен Райт и почему ее убили.

Он не протестует, хотя она думала, что будет; не спрашивает, с какой стати она решила, будто у нее для этого больше возможностей, чем у полиции Верити или у Пола Сэлли. Он продолжает смотреть на нее, не отрывая глаз.

— Я не хочу, чтобы Кейт выглядел виноватым, — сознается Люси.

— Пока что он таковым и выглядит, — говорит Джулиан. Он кладет на стол неприкуренную сигарету. — А мне-то от этого какой прок?

— Вы узнаете имя убитой, а может, и убийцы.

Он должен снять трубку и позвонить Уолту Хэннену сию же минуту. Он поднимает глаза и видит белого мотылька, который нашел в стекле трещину: мотылек удрал от ночной прохлады, крылья его трепещут.

— Вряд ли меня это заинтересует, — говорит Джулиан.

Люси, стоя у двери, чувствует, как его к ней тянет. Если бы в кухне был свет, она увидела бы, что шрам на его лбу потемнел.

— Теперь вы отправите меня домой, — говорит Люси от двери.

— Езжайте домой, — говорит Джулиан, и он в самом деле думает, что ей лучше уехать.

Но посредине ночи они оба не говорят правды, до нее десятки световых лет. Джулиан ни за что не шагнул бы навстречу первым. Он знает, что днем она сбежала бы, и кто бы ее упрекнул? Ему не нужно зеркало, чтобы знать, какой он. В детстве он пугался не призраков и не пауков, а собственного лица. Но его желание притягивает ее, и Люси делает шаг от двери, а как только она его делает, назад больше хода нет. Джулиан протягивает к ней руку, она оказывается у него на коленях, и он знает, что ни за что теперь не остановится.

Люси чувствует его руки под блузкой. Слышит, как стучит его сердце. Воздух в кухне невыносимо горячий, горячей, чем его губы, когда он целует ее шею. В таком воздухе можно раствориться. Он берет в ладони ее лицо и целует ее в губы, пожелав, чтобы она закрыла глаза, и она закрывает глаза. Это и называют майским безумием — когда делаешь то, чего не собирался и даже не знал, что на такое способен. Оно находит на тебя внезапно, и от него нет спасения. Люси чувствует его плечи, спину, его ребра, под которыми прячется сердце. Она сползает к его ногам, юбка у нее задирается. Тут он отрывается от нее, перестает целовать, резко, так что Люси едва не задыхается. Он хочет, чтобы она открыла глаза, дает ей еще один шанс взглянуть на него и бежать.

Но именно в это мгновение Люси принимает решение плюнуть на свет дневной и совершенства, на здравый смысл и бесхитростные мысли. Она тянется губами к его уху и шепчет, что хочет быть с ним, и он ведет ее в свою постель, застеленную голубыми неглажеными простынями. Он стаскивает с нее юбку и то, что под ней, и это у него не получается быстро; он увлекает ее за собой на постель, впечатываясь в ее кожу. Он стонет, будто от боли, и пальцы их рук сплетаются.

Люси целует его в губы, уверенная в том, что ее околдовали. Она потеряла голову, потеряла на эту ночь, так что оказалась в его постели, а он прижимает ее к себе так, что уж невозможно понять, жарко ли от майской жары, или это от них исходит такой жар, что невозможно дышать. К утру, когда начинают гаснуть звезды, простыни влажны, а жар заполняет всю комнату. В жизни бы Джулиан не поверил, что способен уснуть в постели, когда рядом кто-то лежит. Но и этому он удивляется меньше, чем тому, что просыпается в одиночестве. Логично было бы, если бы его разбудил лай собак и торопливые шаги женщины, которая бежит по дорожке к машине в свете занимающегося утра.

До сих пор Лилиан Джайлз ни разу не рассердилась на ребенка. Она всегда жалела родителей — работа у них тяжелая и очень многим испортила жизнь. Возможно, и мисс Джайлз тоже бы сердилась, если бы у нее были свои дети, и кричала бы на них, может, часто, может, не очень; била бы ореховой палкой сына за то, что снова прогулял школу, или оставляла без ужина нахальную дочь за то, что нагрубила матери. Но своих детей нет, и терпения у нее не меньше, чем у паука, который много лет живет на чердаке. Лилиан считает, что так она стала относиться к детям из-за Джулиана. Если спасешь ребенка от смерти, то потом ничему уже не огорчаешься. Все остальное кажется пустяками.

Она поднимает штору и смотрит в окно. Дети играют в высокой, нестриженой траве, и девочка по-прежнему цепляется за мальчишку. Это, наверное, самый спокойный ребенок, какого видела Лилиан; утром, когда она кормила ее овсянкой с коричным сахаром, та, как птичка, открывала рот для следующей ложки. Лилиан не хочет к ней привыкать, потому что рано или поздно кто-нибудь придет и заберет ее. Старовата она теперь для таких душевных встрясок, но невольно ее глаза обращаются к девочке. Хотелось бы ей хоть раз вырастить ребенка от начала и до конца. С Джулианом почти так и вышло, но его отправили в школу для мальчиков, да и не был он никогда совсем уж ее ребенком. Мисс Джайлз с самого начала старалась поменьше его обнимать; он даже младенцем не любил, когда его брали на руки, предпочитал сидеть в манеже, во дворе под открытым небом.

Эта деточка совсем другая. Эту можно взять на руки и побаюкать; если ей рассказывать сказку, она будет смотреть своими огромными темными глазищами и ловить каждое твое слово. В отделе социальной службы решили, что мисс Джайлз слишком стара для такой работы, но они ошибаются. Этому ребенку она нужна, потому что без нее бедная крошка очень скоро станет несчастной. От того, как малышка смотрит на растерянного, запутавшегося парня, у мисс Джайлз холодок по спине, хотя она и пьет горячий чай с лимоном. Когда их разлучат — а их придется в конце концов разлучить, — девочка так будет плакать, что и мертвого тронет. Она перестанет спать по ночам, будет просить бутылочку, хотя ей пора уже от нее отвыкать, и мисс Джайлз хочется быть тогда с ней рядом, чтобы утешить бедняжку.

Для мальчишки она сделала, что могла, но всё оказалось без толку. Давала ему меду, давала лакричных капель от кашля, но ничего не помогло; пускала в ванной горячую воду, так что ничего не было видно, и мальчишка дышал паром, сидя на краю ванны, но голос так и не вернулся. Вечером мисс Джайлз уронила ему на ногу кастрюлю — уронила нарочно, чтобы он крикнул, — большую кастрюлю, в которой варит кукурузу, но тот от боли только зажмурился и побледнел.

А сегодня утром, когда еще и не рассвело толком, а мальчишка сидел за кухонным столом, подбрасывая малышке в овсянку изюм, мисс Джайлз пошла налить воды в чайник, и ее чуть не хватил удар. Мисс Джайлз включила воду и, поджидая, пока наберется чайник, посмотрела в окно. Девочка молотила по столу ложкой, на плите начинало вскипать молоко для горячего шоколада. Забеспокоились кролики в клетках, и оказалось, что на том самом месте, где еще недавно росли три ивы, стоит женщина и смотрит к ним в окно; но не на мисс Джайлз, а на мальчика.

Мисс Джайлз даже не сразу сообразила, что женщина ей не мерещится, а когда сообразила, то догадалась, что это мать мальчика. Она вдруг ужасно испугалась и поняла, что ни одного ребенка не любила сильнее, чем эту кроху, так неожиданно появившуюся в ее жизни сегодня ночью. Мисс Джайлз проследила за взглядом женщины и посмотрела на мальчишку, который вяло доедал свой завтрак, а когда снова повернулась к окну, той уже не было. Тогда мисс Джайлз сняла с плиты молоко и поставила на огонь чайник; за всю жизнь она так и не смогла понять, почему иногда мальчишки не желают замечать, что их кто-то любит.

Вот он, как ни в чем не бывало, сидит в высокой траве. Мисс Джайлз кажется, будто он разглядывает травинки, но на самом деле он обдумывает, что делать. Он не может не думать о том, что где-то по городу ходит человек, который хочет его убить. Он уверен, что тот, кто заметил их на парковке той ночью, торопился к своей машине, чтобы догнать беглецов. Он вспоминает круглое белое лицо в ветровом стекле, ему даже кажется, что он видел кровь на рубашке. И хотя это могла быть и не кровь, но при мысли о ней его снова начинает бить дрожь. Узнает ли он его среди других, если попросят опознать этого типа? Он не уверен, зато хорошо понимает, что тот, скорее всего, узнает его и в городской толпе. Мальчишка понятия не имеет, как замаскироваться; единственное, что приходит на ум, это вынуть из уха серьгу в форме черепа и зашвырнуть подальше в траву.

Малышка сидит в красном сарафанчике, который мисс Джайлз извлекла из нижнего ящика комода. Волосы у нее чистые, причесанные, на ногах белые сандалики, мисс Джайлз нашла их на самой верхней полке в кладовке. Одной рукой малютка держится за ногу мальчика, а другой рвет травинки и складывает их в кучку. Мальчишка уверен, что ее лица тот тип не видел. Девочка тогда уткнулась в его плечо, да и темно было — хоть глаз выколи. Поэтому тот тип не может знать, что когда она улыбается, губы у нее слегка кривятся, что на коленке небольшой шрам и что, если она в жару хватает тебя за руку, ладонь быстро становится мокрой от пота.

Девочка знать не знает о том, что с ними произошло, знает только, что они вместе. В ее глазах, устремленных на него, мальчишка постоянно читает вопрос. Останемся здесь или убежим? Будем есть овсянку, которую нам дают, или выплюнем? Лэдди Стерн, наверное, уже нашел себе нового лучшего друга, а может, они и не были никогда лучшими друзьями. Он думает о том, что в тысяче миль от этого городишки, на его родной улице, все уже забыли, как его зовут. Он думает о матери и почему-то вспоминает одну ночь, вскоре после их переезда во Флориду, когда он лежал в постели, одинокий и несчастный, и ему ужасно хотелось ее позвать, но он запретил себе это делать. Теперь он не мог бы ее позвать, даже если бы захотел. Это ему наказание за все, думает мальчишка, он наговорил столько гадостей, что у него отнялся язык. Он рад, что девочка не умеет разговаривать: с ее языка не слетало ни одного страшного слова. Она не знает, что значит мечтать забрать свои слова назад.

Самый скверный мальчишка в городке Верити разглядывает пыль, стрекоз и низкие белые облака над головой. Когда солнце добирается до зенита, он уводит девочку в дом. Она делает все, что он ни пожелает, и мальчишке приходится делать, что велят. Приходится возвращаться в кухню, когда мисс Джайлз зовет их обедать, иначе ребенок не съест свой куриный суп с рисом и морковью. Приходится слушаться мисс Джайлз, иначе ребенок не будет слушаться, после обеда приходится прилечь на раскладушке, иначе ребенок будет капризничать и не уснет.

Мальчишка вытягивается на раскладушке, разглядывает трещины в потолке, слушает пересмешников, которые щиплют траву рядом с корнями спиленных ив. Девочка спит в своей кроватке; она повернулась на бок, сосет большой палец и постанывает во сне, как всегда, если устает. Простыни и наволочки у него белые и чистые, их стирали так много раз, что они стали мягкими как снег. Он слышит шарканье шлепанцев и скрип старых медных петель, когда мисс Джайлз, приоткрыв дверь спальни, заглядывает к ним. Он никогда в жизни не спал после обеда, но тут по какой-то причине закрывает глаза и засыпает, и ему снится пес, который их нашел, и дальние края, где не нужно ничего говорить, чтобы стать свободным.

Уолт Хэннен пьет кофе в забегаловке Чака и Карла в самой дальней кабинке. Кофе напоминает по вкусу ракетное топливо, но язва у Уолта разыгралась не от него. Уолту отлично известно, как порой зависают дела в эти проклятые майские дни. У преступника были все шансы пуститься в бега, и вполне возможно, что его не найдут. На улице желтый сумеречный свет и чертова влажность. Тут охнуть не успеешь, как улики, которые только что вроде держал в руках, взяли и испарились.

Опытный полицейский всегда знает, когда ситуация выходит из-под контроля, и Уолт чувствует, что так, кажется, и есть. Уверенность его крепнет при виде патрульной машины, которая паркуется на стоянке. А когда Джулиан входит в кафе, волосы на загривке у него встают дыбом. Потому что впервые за все те годы, что Уолт с ним знаком, он видит, как Джулиан улыбается.

— Привет, — говорит Джулиан, опускаясь на стул напротив.

— Что, черт возьми, происходит? — спрашивает Уолт.

— А что? — смутившись, спрашивает Джулиан.

Он вспомнил, что забыл причесаться, и принимается расчесывать волосы пальцами.

— Ты улыбаешься, — говорит Уолт.

Джулиан изумлен.

— Я? Ничего подобного!

— Ладно, — соглашается Уолт, чтобы его успокоить. Он заказывает еще два кофе и пачку легкого «Кэмела». — Завтра беру расчет, — сообщает он Джулиану, вытряхивая ему сигарету.

— Вот уж порадовал, — говорит Джулиан.

Смотрит он на Уолта, но ловит себя на мыслях о Люси и решает, что хватит. Он умеет отключаться, если захочет, и знает это. Он, наверное, совсем потерял голову, если готов рискнуть всем, что у него есть, ради женщины, которую затащил в постель.

— Ты помнишь про этих пропавших детей? — спрашивает он.

— К сожалению, — говорит Уолт.

— Я прошу тебя отложить поиски на пару дней, — говорит Джулиан, когда официантка приносит им кофе и отходит.

Уолт Хэннен прикладывает к уху ладонь.

— Простите? — говорит он. — Я не ослышался?

— Ты же можешь продолжать искать убийцу и все такое, — говорит Джулиан, понимая, что зашел дальше, чем собирался, и делает чудовищную глупость.

— Вот спасибо, — нарочито медленно говорит Уолт Хэннен. — Непременно этим займусь.

— Придержи только поиски детей, вот и все.

Джулиан ищет глазами официантку: к этому кофе требуются в комплекте молоко, сахар и детонатор.

— Ты хочешь сказать, что нашел их? — говорит Уолт.

— Этого я не говорил. — Джулиан отхлебывает кофе и отставляет чашку. — Как ты можешь это пить?

— Господи Иисусе, Джулиан, — говорит Уолт. — Не темни.

— Мне нужно только два дня.

— Да-а? — протягивает Уолт. Он кладет локти на пластиковую поверхность стола и подается вперед. — И что же хочешь предложить мне в обмен на мою любезность?

— А что ты хочешь?

Джулиан сегодня сказал больше слов, чем за десять лет их знакомства, и это сбивает с толку.

— Я хочу, чтобы ты мне сказал, с кем ты сегодня трахался. — Уолт с ухмылкой вытряхивает из пачки вторую сигарету, но, взглянув на Джулиана, видит, что тот откинулся на спинку стула с таким видом, будто наступил на электрический провод. — Да пошутил я, — говорит Уолт. — То есть хотел пошутить.

Невольно Уолт думает, что жена его Роузи, наверное, права. Быть может, дар ясновидения у него и в самом деле есть. Он знал заранее, что ее брат проиграет все деньги в Атлантик-Сити, и что Дисней купит кусок земли во Флориде, задолго до того, как тот облюбовал Орландо, а теперь, похоже, угадал и про Джулиана. Он не сплетник и будет держать рот на замке, но, елки-палки, как же ему хочется обсудить эту новость с Роузи и спросить у нее, с кем это Джулиан мог закрутить роман. За последние два дня Уолт выступал на двух городских митингах и оба раза был вынужден прикусить язык, когда кто-нибудь из толпы вдруг напоминал ему о преступлении, так живо описанном Полом Сэлли из «Сан гералд». Если бы удалось предъявить детей и поместить их фотографии на первой полосе «Гералда», то недовольство горожан его работой немного поутихло бы, несмотря на нераскрытое убийство. Ведь кто, если не Уолт, должен приходить на помощь всякому, попавшему в беду в этом городе. Это его работа, да и будущая пенсия как-никак. Вот почему он не осмелится обсуждать это с Роузи. Да она просто озвереет и будет совершенно права, если узнает, что Уолт уже твердо решил довериться чутью Джулиана.

Двадцать лет назад, в такой же месяц май, Уолт Хэннен только начинал свою службу; он тогда вернулся из армии, где получил ранение и был награжден медалью, и недавно женился на Роузи. Он успел прослужить в полиции Верити три недели, когда поступил звонок. Он тогда был единственным дежурным офицером в участке, а когда сел в новенькую патрульную машину и помчался в непроглядную влажную ночь, давя черепашьи панцири, ему показалось, будто он один и во всем свете. Он следил за белой полосой на асфальте, забыв по неопытности включить сирену, в крови играл адреналин. Все стекла были опущены, воздух врывался внутрь плотными волнами, и он не снимал ноги с педали газа, пока не увидел следы заноса, которые заканчивались где-то под лавандовым деревом.

Он выпрыгнул из машины и побежал туда, в ушах еще свистело от ветра. Ощупью, ослепленный светом фар, он обошел «олдсмобиль». Машина была вся всмятку, и Уолт не сразу нашел Джулиана, который сидел на земле, обнимая голову брата.

— Спокойно, — сказал Уолт.

Он услышал в своем голосе панику, но не мог ничего с собой поделать.

— Я сейчас вызову «скорую». Ты слышишь меня? — спросил он, приходя в ужас от звенящей тишины.

Он опустился на колено, протянул руку и осторожно похлопал Джулиана по плечу. Тот резко повернулся, и по его лицу Уолт понял, что парень, не задумываясь, убьет, если он только попытается прикоснуться к его брату.

— Разреши, я проверю пульс, — сказал ему Уолт Хэннен.

Тогда Джулиан запрокинул голову и закричал, крик его будто пронзил Уолта насквозь, и у него выступили слезы. Уолт узнал этот крик — так кричат, когда душа рвется надвое, — и понял, не коснувшись запястья лежавшего на земле парнишки, что пульса нет. Он сел на сырую землю под деревом, кора которого была красной, как кровь, и сидел там, беспомощно слушая рыдания Джулиана. Когда смотришь на человека в такие минуты, то, нравится это тебе или нет, чувствуешь себя в долгу перед ним, потому что знаешь теперь о нем то, чего никто больше не знает.

И вот, сидя в дальней кабинке закусочной, они заключают соглашение. Больше они эту тему не обсуждают и впредь обсуждать не будут. О том, что скажет комиссия избирателей, узнав про сговор двух блюстителей порядка, они тоже не говорят. Они спорят, кому платить за кофе, просто из вежливости, и расстаются, кивнув друг другу на прощание, как будто не сделали сейчас ничего такого, за что обоих могут погнать в шею.

Джулиан направляется прямиком к платному телефону на парковке, чтобы позвонить Люси. Ну и пусть его тянет к ней, это же не преступление. И это не обязательно означает, что он спятил. Но что такое безумие в сравнении с тем, что он чувствует, когда Люси не берет трубку. Внутри у него все клокочет, он снова и снова набирает номер, но никто не отвечает. Он заходит во все телефонные будки и к вечеру помнит ее номер наизусть. Будь на ее месте любая другая, он бы давно поехал и вышиб дверь ногой, но с ней он робеет. Вернувшись домой, он старается не думать о ней, хотя именно из-за нее не может заснуть всю ночь и сидит в кресле до утра. Утром, не успев сварить себе кофе, он снова пытается ей дозвониться, еда не лезет в горло, сосредоточиться он ни на чем не может, и если это не безумие, то он уж и не знает, что же это такое.

Весь день он ничего не делает, только колесит по городу, останавливаясь возле каждой телефонной будки и проклиная себя за глупость. Он приезжает на Берег утопленников, где останавливается на часок, пытаясь разобраться в том, что наделал за несколько дней. Но разобраться не удается, потому что не в чем тут разбираться, нет в этом никакого смысла. В конце концов уже к вечеру он едет на Лонгбоут-стрит. На парковке стоит ее «мустанг», и при виде машины ему становится легче, но когда он, поднявшись на седьмой этаж, звонит в дверь, никто ему не открывает. Он стоит, соображая, что делать, потом достает из бумажника банковскую карточку и с ее помощью открывает замок. Замок ей нужно сменить, этот уж совсем ерундовый.

Он быстро проходит по квартире. Все вроде бы на своих местах, только в ее спальне открыт платяной шкаф, и он наполовину пуст. Джулиан подходит ближе, достает белую шелковую комбинацию, и тут до него доходит, что она сбежала. Звонит телефон, он поднимает трубку, подносит к уху.

— Люси, детка? — слышит он женский голос.

Это Китти Басс, и он сразу кладет трубку. Она бы сразу узнала его голос; она тогда терпеть его не могла, так что вряд ли забыла. Потом он снова снимает трубку, кладет рядом с аппаратом на тумбочку возле кровати и тут замечает белый конверт. Рассматривает его, вынимает приглашение на встречу выпускников. Он роется в выдвижном ящике, находит чек с алиментами на ребенка, еще и не обналиченный, и быстро переписывает адрес ее бывшего мужа на клочок бумаги. По пути к выходу он замечает на кофейном столике ключи от машины и перекладывает к себе в карман. Он никогда не летал самолетом и не собирается начинать, но если он двинет на север в полицейской машине, его сразу же обнаружат. На парковке его видит Дайан Фрэнкел, и как раз в тот момент, когда он отпирает «мустанг» Люси. С подозрением она за ним наблюдает, на всякий случай обняв за плечи свою угрюмую дочь.

— Радиатор, — говорит ей Джулиан. — Миссис Роузен просила проверить систему охлаждения.

Краем глаза он видит, что плечо своей дочки она отпустила, но продолжает смотреть, как он заводит «мустанг» и выезжает на улицу. На его патрульную машину в дальнем углу парковки вряд ли кто-нибудь обратит внимание после всех полицейских машин, перебывавших здесь за последние дни. Всю дорогу до болот он думает про плечевую, ключичную и все прочие кости, которые так легко переломать, если позабыть об осторожности. Он ведет машину по дороге, по которой ездил тысячу раз, и думает о Люси и о том, что она не найдет ничего, кроме неприятностей. У него есть план, и он надеется, что мальчишка заговорит.

Уже почти семь, когда он подъезжает к дому мисс Джайлз. Он дважды давит на гудок и тянется за сигаретой. Кейт выходит из дома, видит машину матери, подходит и останавливается возле задней дверцы.

— Хорошая машина у твоей матери, — говорит Джулиан, высунувшись в окно. — Только кондиционер не работает.

Он помнит, как в двенадцать лет летними ночами его мучили кошмарные сны. Он просыпался в страхе, не зная, где сон, а где реальность. В одну из таких ночей в окно к нему влетел камень, он испуганно вскочил с постели, спросонок подошел к окну и увидел за ивовыми стволами улыбающуюся физиономию Бобби Кэша, который знаками звал его во двор. Это было в то лето, когда Джулиан сунул голову в старую печку мисс Джайлз. В ту самую печку, в которой она и отогрела его, бездыханного, когда ему было всего несколько часов от роду. Старую печь топили дровами, поэтому ели они в основном салаты да сосиски, но Джулиан, наверное, думал, что без газа печки работать не могут. Он продержал там голову минут двадцать, перемазал лицо в саже, волосы стали пахнуть как тосты, а больше он ничего не добился. Он вынул голову, прихватил кусок персикового пирога и отправился ловить жаб.

Мальчишка выжидательно смотрит на машину, и Джулиан не сразу понимает, что он вовсе не ищет свою мать, а пытается разглядеть на заднем сиденье Эрроу.

Джулиан выходит и идет к дому.

— Если ты ищешь нашего общего приятеля, то я решил сегодня оставить его дома.

Мальчишка прищуривается и быстро отводит взгляд, будто ему плевать. На нем чистые голубые джинсы и черная футболка, выцветшая после многих стирок. Если память не подводит Джулиана, то эту самую одежду он носил, когда ему было двенадцать.

— Хочу объяснить тебе кое-что, чтобы ты не обольщался насчет этого пса, — говорит Джулиан. — Это не домашний питомец. Цапнет так, что ты и пикнуть не успеешь.

Мальчишка дергает головой. Он что, должен стоять и слушать?

Джулиан достает сигарету и тычет ею в мальчишку.

— Я звонил тебе домой, — говорит он.

Мальчишка нетерпеливо фыркает. Ну-ну. И что дальше?

Джулиан протягивает сигарету, а когда тот ее не берет, кладет на ступеньку, а рядом коробок спичек.

— Я частенько сидел тут часами, — говорит Джулиан, садясь на верхнюю ступеньку. Оттуда ему видно, как одна из этих чертовых майских черепах забирается под заднее левое колесо. — Я думал тогда, как кого-нибудь отдубасить, или плюнуть в морду, и черт знает что еще, — все, что лезет в голову в двенадцать лет.

Мальчишка вдруг напрягся. Да если бы он захотел, если бы ему не нужно было заботиться о ребенке, он пустился бы в бега в ту же минуту. Он моложе, быстрее, он наверняка бы удрал.

— Да возьмешь ты эту чертову сигарету или нет? — говорит Джулиан.

Мальчишка поднимает глаза, потом тянется за сигаретой. Натянут он, как струна.

— Вчера ночью мы с твоей матерью заключили сделку, — говорит Джулиан. Мальчишка тем временем прикурил, затянулся, но при упоминании о матери заходится кашлем. — Вы побудете здесь два дня, я дал ей отсрочку. И все потому, что я дурак.

Джулиан отодвигается на ступеньке, так чтобы лучше видеть мальчишку, но тот не реагирует. Взгляд у него хмурый, и, похоже, ему до лампочки.

— Милости просим, всегда пожалуйста, — говорит Джулиан. — Давайте, не стесняйтесь.

Он докуривает сигарету и хмыкает.

— Ладно, — говорит он. — Я забыл. Ты же язык проглотил. Но мне нужно задать тебе несколько вопросов. Можно и без слов обойтись. Просто кивай, и все.

Мальчишка смотрит на него сквозь облако дыма.

— Ты нашел ребенка в квартире?

Никакой реакции.

— Внизу в прачечной?

Веки парня дрогнули, и Джулиан понимает, что угадал.

— Ты нашел ее в прачечной, когда уже стащил кольца, и как дурак пустился в бега, потому что чувствовал себя виноватым. Тебе нужно было просто оставить ее там. Ты и сам это понял, да?

Дыхание у мальчишки немного меняется; он знает, что это главная его ошибка.

— И прятать кольца в коробку тоже было глупо, — качает головой Джулиан. — Ты мог просто зашвырнуть их в кусты. Их в жизни бы никто не нашел.

Мальчишка нервничает все больше и больше. Он похож на хорька, которого они с Бобби однажды нашли в охотничьем капкане. Проклятый зверь не подпускал Бобби, когда тот хотел освободить его. Даже укусил Бобби за палец и готов был драться до последнего, если бы Джулиан не пнул его. А когда они вынимали его из капкана, он укусил Бобби еще раз, так что даже кровь пошла.

Мисс Джайлз в кухне стучит в окошко и машет Джулиану.

— Сиди здесь, — говорит Джулиан мальчишке. — И попробуй только шевельнуться.

Джулиан проходит в кухню, минуя чуланчик, где за швабрами и пылесосом у мисс Джайлз хранится ружье. Отец мисс Джайлз стрелял из него енотов, воровавших у них из кладовки соленья и сливочное масло. Он и научил мисс Джайлз стрелять. Пули она всегда прячет, но Джулиан уже сто лет назад выяснил, что она их держит в жестянке на банке с мукой.

Джулиан идет к холодильнику, наливает себе лимонада. Раньше он делал это каждый день, в те времена для него не было других напитков, чтобы утолить жажду.

— Малышка уснула, — сообщает Лилиан Джайлз. — Знаешь, со мной такое в первый раз. Этот мальчишка так ни слова и не сказал. Даже кетчуп не попросил.

— Я хочу, чтобы никто их здесь не увидел еще пару дней, — говорит Джулиан. — Это я на случай, вдруг кто-нибудь будет их искать.

— Я позабочусь о них, говорит мисс Джайлз. — Не беспокойся.

Джулиан ставит пустой стакан в мойку, как его учили.

— Я и не беспокоюсь, — говорит он, хотя раньше ему не приходило в голову подумать, сколько от нее до ближайших соседей и до врача.

Через окно за мойкой ему видно крыльцо и мальчишку; тот сидит не шелохнувшись, не подвинувшись ни на дюйм. Неподвижен он и когда на крыльце появляется Джулиан, даже когда громко хлопает сетчатая дверь. Плечи так напряжены, что смотреть больно; кеды, выданные мисс Джайлз вместо тех, что были на нем, велики на размер. И когда только Джулиан успел превратиться в такого слюнтяя, он и представить себе не мог.

— Пошли, — говорит он мальчишке.

Тот смотрит на него, но не двигается с места.

— Знаю, я велел тебе не двигаться, но я передумал. Двигайся.

Мальчишка встает и неохотно идет за ним к машине.

— И не вздумай огорчать мисс Джайлз, понял? — говорит он уже в машине. — Пристегнись.

Мальчишка закусывает губу, но ремень пристегивает.

— Знаешь, я никогда не уезжал из Флориды, — говорит Джулиан, выруливая за ворота. — Запоминай, куда мы едем, — добавляет он, выезжая на дорогу. — От ворот полмили прямо.

Мальчишка слушать не хочет, Джулиан тычет его локтем в бок, и тот тихонько рычит.

— Даже снега никогда не видел, — продолжает Джулиан.

Они проезжают мимо закусочной Чака и Карла, мимо бензоколонки.

— Вот отсюда, от телефонного столба, поворачиваешь налево.

Самый скверный мальчишка в городке Верити плевать хотел на его указания. Он откидывается на сиденье и закрывает глаза, но Джулиан резко давит на тормоза, так что мальчишку сначала швыряет вперед, а потом ремень безопасности тянет его назад.

— Могу я теперь рассчитывать на твое внимание? — спрашивает Джулиан. — Потом резко сворачиваешь направо на подъездную дорогу.

Мальчишка неуверенно кивает, и Джулиан едет дальше, к дому, мимо кипарисов, где гнездятся ястребы. Собаки поднимают лай: Лоретта в доме, Эрроу из своей будки; Когда они выходят из машины, Эрроу бросается на ограду, но, узнав Джулиана и мальчика, успокаивается. Джулиан идет первым и машет мальчишке, чтобы шел за ним. Возле ограды стоит металлическое ведро с собачьим кормом, на крышке лежит кирпич, чтобы до корма не добрались еноты. Джулиан открывает маленькую калитку в ограде, которая больше подошла бы для кошки, и достает миску.

— Насыпь восемь стаканчиков, — говорит он мальчику.

Пока Джулиан роется в поисках мерного пластикового стаканчика, мальчишка кладет руку на проволочную ограду. Эрроу подходит и тычется носом в его ладонь.

— Ты меня слушаешь? — говорит Джулиан.

Мальчик послушно начинает набирать корм, а Джулиан уходит в дом. Достает из шкафа чемоданчик, бросает туда несколько пар носков, белье, чистые джинсы и обойму тридцать восьмого калибра. В кухне он берет пакет кукурузных чипсов и упаковку колы из шести банок. Большинство людей, уезжая из дома, уже думают о возвращении. Джулиан выключает свет в кухне, зовет Лоретту и пристегивает поводок. Выйдя на крыльцо, он ставит чемоданчик на землю и велит собаке сторожить. Пока он ехал сюда, он всю дорогу думал о Люси и о том, что ее руки тоже касались руля.

Почти стемнело, и Джулиану пора в путь, но на минуту он замирает, глядя, как мальчишка гладит по голове Эрроу, пока тот с жадностью приканчивает свой ужин. Если бы сам Джулиан отважился просунуть руку за ограду в ту минуту, когда Эрроу ест, пес наверняка бы цапнул его. С чего это он сегодня такой тихий, сама покорность? Вылизав миску, пес ложится и кладет голову на лапы, а мальчик продолжает ласкать его.

Джулиан с Лореттой идут к машине, где он впускает ее на заднее сиденье и бросает туда же чемодан.

— Ты все же убрал бы оттуда руки, — кричит Джулиан.

Самый скверный мальчишка смущается; быстро убирает руки и закрывает на защелку дверцу. Он так и сидит на корточках, когда подходит Джулиан.

— Я должен уехать из города, — говорит Джулиан. — А его надо кормить.

Мальчик озадаченно смотрит на него снизу вверх.

— Если ты про него забудешь, он умрет с голоду, так что не забывай. Ты ему вроде как понравился, но не вздумай выпускать его из будки. Загрызет кого угодно.

Мальчишка встает, а Джулиана так и тянет ему сказать, чтобы не разговаривал с незнакомцами, но он молчит. Это вообще не его дело, да он и не сможет за ним присматривать, его и в городе-то не будет. К утру он должен быть уже в Виргинии, где часок поспит на обочине. Но он знает, как себя чувствуешь, когда тебе никто не доверяет: тогда все до того наизнанку, что не тень следует за тобой, а ты за тенью. Он точно знает, что плохие мальчишки не обязательно норовят сбежать, даже если у них есть возможность. Одно дело, как они попали в беду. Другое — как им оттуда выбраться.

— Тебя подбросить до мисс Джайлз или хочешь пройтись пешком? — говорит Джулиан.

Мальчишка поворачивается, и Джулиан по его лицу видит, что тот не верит своим ушам. Он так и стоит, словно остолбенев. Джулиан садится в машину, поворачивает ключ в замке зажигания, выхлопная труба выстреливает в темноту клубом сизого выхлопа, и мальчишка только тогда понимает, что все по-честному. Он понимает, что Джулиан в самом деле уезжает, потому ястребы и взвились в воздух. Самый скверный мальчишка в городке Верити в темноте прислушивается к их крикам. Как хорошо, что он здесь один. Как хорошо просто смотреть в ночное небо. Скоро он отсюда уйдет и пойдет в темноте один под этими звездами, и найти дорогу обратно будет проще пареной репы.