— Каллен?

— Да?

— Откуда у тебя эта кожаная куртка? Такая красивая!

Я вскинула брови домиком, а глаза плотно зажмурила. Кожаная куртка Вебера Грегстона! Я спрятала ее в самом дальнем, самом темном углу шкафа и никогда не надевала при Дэнни. Он проявлял обостренное внимание к тому, что я ношу, и сразу замечал обновку. Я решила, что если выжду несколько месяцев, то смогу при случае обмолвиться, на какую невероятную вещь наткнулась в «секонд-хэнде» прямо в нашем квартале…

«Мы счастья ждем, а на порог валит беда».

— Какая куртка?

— Вот эта, кожаная. — Он вошел в комнату, держа ее перед собой. — Откуда у тебя такое? Просто фантастика!

— Ага. Раскопал. Только не злись.

— Злиться? Каллен, ты, надеюсь, не слишком много отдала за нее? Милая, я понимаю всю твою любовь к одежде, и когда у нас есть деньги…

— Да нет, Дэнни, погоди! Ничего я не отдавала. Это от Элиота, на день рождения.

— День рождения? Он же у тебя только через месяц!

Я пожала плечами — воплощенная невинность.

— Ну… да, он подарил заранее. Что еще я могу сказать? Мы понимали, что ты начнешь возмущаться, поэтому я тебе ничего не сказала. Ты злишься?

— Каллен, насколько я понимаю, «Джанни Версаче» означает, что это из Италии. А итальянские кожаные куртки стоят дороже национального долга. Элиот, конечно, богат, но это уж слишком.

Дэнни подошел к телефону, набрал номер Элиота и попросил зайти на пару минут.

— Всем привет! Ух ты, здорово, видели бы вы себя со стороны. Вы что, драться собрались? Можно посмотреть?

— Элиот, ты действительно подарил Каллен на день рождения эту куртку?

— Нет. — Лицо его не отражало ровно ничего.

— Элиот! — Еще немного, и я сорвала бы голос. — Не ври! Скажи правду. Ты ведь подарил мне ее на день рождения!

— Ничего подобного, Каллен. Я ее подарил, потому что люблю тебя.

Мое давление выровнялось, чего нельзя было сказать о Дэновом. Он вручил мне куртку и, не переставая хмуриться, сел рядом на диван.

— Эл, так же нельзя.

— Дэниел, старый приятель, у меня и к твоему дню рождения припасено кое-что сногсшибательное. Могу спуститься принести.

— Не надо, Элиот. Ты ставишь меня в очень неловкое положение. Это неправильно… Очень мило, конечно, но все это совершенно неправильно.

— Чистая правда, но таким образом вы будете передо мной в неоплатном долгу, так что теперь попрошу со мной поласковей, а то вам будет стыдно.

— Ну хватит тебе, Дэнни. Сам же широкая натура. Не цепляйся к Элиоту, он просто берет пример с тебя.

Впервые за все время нашей совместной жизни мой супруг всплеснул руками:

— Не в том же дело, Каллен. Я не Эбенезер Скрудж!

— Боже, благослови наши подарки. Все до единого!

— Ну хватит, Элиот. Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

— Дэнни, поскольку я тут обвиняемый, у меня есть право сказать несколько слов. Семейство Джеймсов — единственные люди на всем земном шаре, ради которых я готов в огонь и в воду. И вы оба это прекрасно знаете. В огонь и в воду! Все прочие мои знакомцы остроумны, очаровательны и насквозь фальшивы. Сплошной внешний лоск, ничего кроме. Кого-то из них я люблю, кого-то терпеть не могу — но не доверяю никому, кроме вас двоих. Как на духу! Если мы поссоримся, я просто умру… Дело в том, что мой адвокат все уши мне прожужжал и наконец добился своего: полтора месяца назад я составил завещание. Бенифициаром я объявил Мей. За мной примерно четыреста тысяч. Вашим бандитским рожам я такую сумму не доверю, но моя крестная дочь может отправляться учиться хоть в Радклифф, если захочет. Протесты не принимаются. Баста. Точка.

Я улыбнулась ему, очень криво:

— Элиот, ты, старый…

Дэнни поднялся и сгреб его в объятия. Они долго так стояли, замерев, а я смотрела на них, стискивая забытую кожаную куртку.

Когда-то я думала, что сила характера — результат очерствения; замысловатая система защиты, позволяющая примириться с правдой жизни и не давать себе повода для волнений. Но любым системам выработки характера дорога прямиком на свалку, если вы обнаруживаете, что никакой правды не осталось… или она неузнаваемо преобразилась.

После происшествия с курткой я очень боялась рассказывать Дэнни о том, что было между мною и Вебером, и о новом развитии событий на Рондуа. Впервые за всю историю наших отношений я усомнилась в своем муже, и это мне очень не понравилось. Я усомнилась в нем, потому что он не был тем человеком, которому я хотела бы поведать все без утайки. На том этапе оптимальным доверенным лицом для меня являлся Элиот — с его умением понять, почему люди иногда совершают глупости; с его благожелательным вниманием и чистосердечной верой в неведомое. Я не хотела замыкаться в себе или утаивать от мужа что-нибудь существенное, но опасалась, что он не проявит достаточного понимания. Максимум, на что можно было рассчитывать, это на сочувствие, симпатию. Элиот же владел эмпатией и вместо того, чтобы снова толкать меня к психиатру, хотел вместе со мной понять, что же творится у меня в голове, самостоятельно распутать весь клубок причин и следствий.

— Да подумаешь, Каллен! Ну сделала ты аборт. Все делали аборт; это старо как мир. Даже я делал аборт — жестоко абортировал свою последнюю пассию, Шерифа Томпсона.

— Шерифа? Его действительно так звали?

— К сожалению, да. Невысокий такой негр в ковбойской шляпе. Он на полном серьезе хотел, чтобы я купил ему шпоры!

— Элиот, а почему ты никогда не рассказываешь о своих «пассиях»?

— Потому что это грустная тема. Мне очень не везет в любви. Но не будем сейчас об этом. Видишь, как я был прав насчет Рондуа? Любой сон сводится к разрешению конфликтов. Психоанализ для бедных, понимаешь? Ты сделала аборт и чувствовала себя отвратительно. Ощущала вину и носила ее в себе долго-долго, хотя, по-моему, это полный бред. В общем, как бы то ни было, эти твои рондуанские сны помогают тебе прочистить систему. Так это ж великолепно! Помоги малышу Пепси найти Кости Луны, и ты свободна! Сколько их уже? Три?

— Да. Последняя — за благородство. Пепси спас жизнь Фелине, а потом пощадил Зной:

— Какой еще зной?

С большой буквы — это имя собственное. Он плясал в пустыне и попытался съесть Фелину.

— Фелина — это волчица?

— Верно. А Марцио — верблюд, мистер Трейси — пес…

— …В большой черной шляпе, правильно?

— Правильно.

Зазвонил телефон, и Элиот привстал снять трубку. Несколько секунд поговорив, он, к величайшему моему удивлению, передал трубку мне. Лицо его так и искрилось лукавством.

— Милочка, это твой друг Вебер Грегстон. Откуда он знает мой номер?

Я осторожно взяла трубку, словно ядовитую змею.

— Алло?

— Алло, Каллен? Послушайте, извиняюсь, что отвлекаю, но мне надо с вами поговорить. Обязательно надо.

Судя по голосу, усталому и напряженному, он не врал.

— В чем дело, Вебер? С вами все в порядке? Мне хотелось поблагодарить его за все открытки и телеграммы, но речь явно шла о чем-то куда более серьезном.

— Нет, не в порядке. Нужно встретиться — может, прямо сейчас? Я только что прилетел, и мы обязательно должны поговорить. Каллен, это не шутки. Пожалуйста, только не изображайте застенчивость. Происходит что-то нехорошее — и, по-моему, из-за вас. Простите, но так оно и есть. Как насчет встретиться прямо сейчас? Это возможно?

Элиот, замерший со мной ухо к уху, энергично закивал. Я показала на Мей, и он прошептал, что посидит с ней.

— Хорошо, Вебер. Вы где?

— В телефонной будке у вас на углу. Спускайтесь, я буду ждать. Минут буквально на пять, хорошо?

— Ладно. Держите себя в руках, уже иду.

— Что скажешь? — спросила я Элиота, повесив трубку.

— Голос у него не ахти.

— Я заметила. Как ты думаешь, в чем дело?

— На этот раз не в любви. Он на грани срыва.

Вебер стоял перед нашим домом. Вид у него был, словно он вернулся с обратной стороны Луны.

— Ничего себе! Вебер, да что с вами?

— Об этом-то мы и поговорим. Где можно посидеть?

— Зайдем к «Лене», это прямо за углом.

Он прижал ладони к щекам и с силой потер. Волосы — влажные и зачесаны назад, щеки свежевыбриты, но весь подбородок — в крошечных красных оспинках.

— Просто черт-те что. Я целую неделю толком не спал.

В ресторанчике — где, к слову сказать,_ч очень неплохо готовили — заправляли две симпатичные женщины, которые не скупились на порции и отличались редким тактом. Хотя еще был день и заведение пустовало, мы выбрали самый дальний столик.

— Так в чем дело, Вебер?

— Подождите, — поднял он руку. — Сперва ответьте на пару вопросов. Кто такие Пепси и мистер Трейси?

— Откуда вы о них знаете? — вскинулась я. — Кто вам рассказал?

— Никто мне ничего не рассказывал. Они мне снятся, Каллен. Снятся каждую ночь! Пепси, мистер Трейси и вы. В основном вы. Каллен, что происходит? Кто они такие? Говорю же, я стал плохо спать. И знаете, когда все началось? Я прикинул в какой-то момент. Все началось после нашей встречи — когда вы мне врезали.

— Расскажите, что вам снится, Вебер. Во всех подробностях. Поточнее.

— Вы понимаете, о чем я, да?

Я ощутила, как мышцы в основании шеи сплетаются в тугой клубок. Вспомнила слова Элиота — мол, Вебер заинтересовался мной, потому что я его «зачаровала».

— Да, понимаю. Продолжайте. Добро пожаловать на Рондуа.

— Рондуа! Точно! Именно так!

Мы проговорили три часа без перерыва. Ни капли не колеблясь, я рассказала ему обо всем: об аборте, о том, как начались сны, о Пепси, о поиске Костей, о Городе Мертвых.

По ходу дела мы проголодались и заказали два внушительных ланча. Потом, часов около пяти, ресторанчик стала заполнять предобеденная толпа, наперебой заказывая коктейли. Я позвонила Элиоту и сказала, что мне нужен еще час. Он сообщил, что у него все нормально, но — что происходит?

— Веберу тоже снится Рондуа. С того дня, как я ему врезала.

— Ни хрена себе!

— Именно. Похоже, Элиот, ты был прав. Ладно, до скорого. Обязательно все расскажу.

— Уже не терпится. Главное, руки больше не распускай, ладно?

Вебер побывал на Рондуа в таких местах и встречался там с такими существами, о которых я слыхом не слыхивала: хулиганы крокодильих шахмат, Облако-Ад, ночной рынок старых светильников в Гарри. Он заглянул в Пещеры Лема и Горный Кабинет Садовника. Среди его спутников был журавль по имени Спорт-и-Досуг. Впоследствии же его сопровождал только голос по имени Солярис.

Мы так и не смогли понять, почему Вебер бродил именно там, а не где-либо еще, но согласились, что искать в этом какую-то логику бессмысленно. Не стоит и пытаться.

С запинками я изложила трактовку Элиота: здесь, мол, не обошлось без своего рода чар.

Вебер улыбнулся и стянул с моей тарелки палочку картофеля-фри.

— Почему бы и нет, Каллен? Мысль не безумнее прочих.

Он стянул еще один картофельный ломтик. Похоже, Вебер немножко успокоился — теперь он улыбался чаще, особенно когда мы сравнивали рондуанские впечатления.

Но вместо того, чтобы сунуть ломтик в рот, Вебер наставил его на меня и произнес:

— Знаете, все бы ничего, если бы только там не было так страшно. Форменный кошмар. Джека Чили не встречали еще?

— Какого-какого Джека?

— Джека Чили. Лучше и не встречать. Послушайте, мы уже доели, а так и не решили, что делать. Каллен, хватит с меня этих снов, откуда бы они ни брались. Меня даже не волнует, какой там механизм. Вы дотронулись до меня, шарахнули фиолетовой молнией — и трах-бах! Я на Рондуа. Хорошо, допустим, такое случается… бред какой-то, но я готов это допустить. Однако теперь я хочу одного — убраться оттуда к чертовой бабушке. Прошлой ночью мне приснилось, как два деятеля снесли себе черепа. Снято просто класс: самый ближний план, мозги летят в объектив. Хватит, не могу больше. — Он бросил картофельный ломтик себе на тарелку и раздавил вилкой. — Каллен, что мне делать? Что вы можете?

— Кажется, я знаю, как все исправить.

— Знаете? Серьезно? И как?

Я рассказала ему о нашем противостоянии с Машинами на равнине. Поведала о волшебном слове, которое помогло нам выбраться из этой передряги, и о том, что могу воспользоваться волшебным словом еще раз, но уже в ином месте — откуда-то я это знала. Другой вопрос, распространяется ли действие волшебства на ресторан в Нью-Йорке.

— То есть вы можете попробовать? Так скажите его — и посмотрим, что выйдет. Господи, Каллен, да я на все готов! Все, что угодно, лишь бы не видеть больше этого кошмара. Умоляю!

Я протянула руку через стол, приложила ладонь ко лбу Вебера и произнесла:

— Кукунарис.

Он зажмурил глаза и накрыл мою ладонь своей:

— Пожалуйста, еще раз.

Я повторила. Вот только не почувствовала ничего особенного — в отличие от того дня, когда меня защитила фиолетовая молния. И Веберу я об этом не сказала — побоялась.

Здравствуйте, миссис Джеймс!

С днем рождения! Некоторое время назад я написал письмо мистеру Джеймсу и спросил, когда у вас день рождения. Хорошо, что успел. Понимаю, открытка совсем идиотская, но мне пришлось просить купить ее одного из докторов, и такой уж у него вкус. Можно было бы догадаться, что в этом доверять ему нельзя — судя по галстукам, которые он носит! Ха-ха! Как бы то ни было, с днем рождения вас, с днем рождения вас, с днем рождения, миссис Джеймс, с днем рождения вас!

Искренне ваш, Алвин Вильямc