Книга: Ледяной город
Назад: Глава двадцать вторая
Дальше: Глава двадцать четвертая

Глава двадцать третья

 

(1)
Рима тут же пожалела о своем вопросе. Лицо Аддисон на секунду сделалось непроницаемым, кровь отхлынула от него. Но прежде чем она заговорила, Рима ощутила чье-то присутствие у себя за спиной и обернулась. У ее стула стояла молодая женщина с азиатским лицом, в очочках; черные волосы едва доходили до ушей.
— Не хотела мешать вам, — объяснила она Аддисон, — но я ваша верная поклонница. Когда лечу в самолете, всегда беру одну из ваших книг. Иначе все время буду думать о том, как мы разобьемся.
На вид — типичная выпускница богатой частной школы: бирюзовый комплект из кофты и свитера, джинсы с вышитыми на коленях цветами. Золотые клипсы — только две и только в ушах. Совершенно не санта-крусский вид. Но очень хорошенькая.
— Да, летать стало совсем невозможно, — согласилась Аддисон, изображая улыбку — малоубедительную, зато во весь рот. — Так рада, что могу вам помочь.
— Это все, что я хотела сказать. — Это было неправдой: изо рта женщины продолжали вылетать слова. Расширенные зрачки, дрожащий голос. — Мне нравятся все-все ваши книги. Больше вообще ничего не читаю. Пока не выйдет новая, перечитываю старые. А скоро будет новая?
Аддисон убрала улыбку с лица.
— Надеюсь, что да.
— Название уже есть?
— Еще нет. Может, когда нам вернут неприкосновенность личности, тогда… — Она показала на Риму. — Это моя крестница, Рима Лэнсилл.
— О! — выдохнула женщина. — Дочь Бима?! Я его так люблю! Я МБ-фан.
Лишь несколько недель назад Рима узнала про МБ-фанов — помешанных на отношениях между Максвеллом и Бимом. Эта женщина, возможно, писала слэш-фанфики и выкладывала их в Интернете, наверняка читала их. Вероятно, эти фанфики были до предела эмоциональны. Женщина, которая так одевается, и маловыразительный секс — такое в воображении Римы как-то не совмещалось.
— Вы знаете, что эти персонажи защищены копирайтом? — спросила Аддисон.
(Строго говоря, поскольку Бим был не только персонажем книги, но также колумнистом «Плейн дилер», причем умершим, вопрос копирайта представлялся не столь однозначным. Аддисон предпочла не акцентировать этот нюанс.)
Женщина отступила на шаг.
— Я ничего не пишу, — сказала она. — Я не собиралась вам мешать. Просто хотела сказать, как мне нравятся ваши книги.
— Вы не переслащиваете?
МБ-фанка отступила еще немного, наткнувшись на одного из игроков в пинг-понг — тот как раз замахивался ракеткой. Замах пришелся ей прямо в зад. Участники сцены замерли, а затем одновременно разразились извинениями на разных языках. Улыбка вернулась на лицо Аддисон.
— Смертельно опасная игра, — заметила она. — Мало кто выживает.
С запозданием показалась тяжелая артиллерия в лице хозяина заведения с кувшином.
— Вас побеспокоили? — тихо спросил он, доливая эль в бокалы, и без того полные.
— Чтобы меня побеспокоили поклонники? — пожала плечами Аддисон. — Разве что она укусила бы меня.
Хозяин и Аддисон были членами одного винного клуба и стали обсуждать в мельчайших подробностях последние поставки. Как понимала Рима, Аддисон делала это сознательно — если пройдет достаточно времени, о Римином вопросе можно будет «забыть». Поэтому Рима, извинившись, удалилась в туалет.
Утопленное в стену зеркало было встроено в деревянный ящик, расписанный виноградными листьями. Серебристое основание раковины гармонировало со стульями в зале. На стене висела обычная табличка, призывающая персонал мыть руки. К посетителям это не относилось. Рима мыла свои руки совершенно добровольно.
Раздался стук в дверь. Рима быстро вытерла руки и открыла. На пороге стояла молодая МБ-фанка.
— Боже, — воскликнула она, — я так старалась не болтать и только этим и занималась! Она обиделась!
— Ничего подобного.
— Я наболтала черт знает что! Она запомнит! Я буду персонажем новой книги!
— Да нет, ей понравилось.
— Неправда.
Рима сделала шаг в сторону, чтобы женщина могла войти. Туалет был рассчитан лишь на одного человека. Но женщина не дала ей выйти.
— Я хочу спросить у вас кое-что. — Она заперла за собой дверь. — Только на минуту.
Рима никогда не думала, что позволит запереть себя в туалете психованной женщине, пусть даже на минуту. Впрочем, раньше она не думала, что позволит кому-нибудь ворваться в дом и шарить по полкам, однако это случилось.
— Вы ведь живете вместе с ней, да? — продолжила женщина. — Я просто хотела узнать, что она говорит о новой книге. Вы хотя бы видели кукольный дом?
— Нет и нет. И даже если бы видела, почему я должна говорить вам? Она не желает, чтобы об этом говорили направо и налево.
— В Сети один человек предложил две тысячи долларов тому, кто выяснит, что случится с Максвеллом. Если вы раскопаете что-нибудь, мы поделим деньги пополам. Нужно просто внимательно наблюдать. Где-нибудь этот дом найдется.
— И давно он это предложил?
— Несколько недель назад.
— Недавно к нам в дом забрался вор.
Женщина нервно пригладила черные волосы, переводя взгляд с Римы на черно-белые плитки пола.
— Послушайте, — сказала она. — Я вам кое-что скажу. В Интернете трудно сказать, кто сумасшедший, а кто нет. Но эта женщина точно сумасшедшая. Будьте с ней осторожны.
— Вы знаете об этом вторжении?
— Она вывесила пост об этом. Считает, что теперь у нее есть власть над Эрли. Той захочется вернуть пропажу.
Памела Прайс представлялась Риме бездомной наркоманкой. Не то чтобы бездомные — быстро поправилась она, вспомнив про Тильду, — все одурманены наркотиками; да и вообще, есть ли определенный тип бездомного? Но что Памела Прайс сидит в Интернете — это не приходило ей в голову.
— Какой у нее ник? — спросила Рима.
— «КонстантКоммент». А на аватарке — чайник. Но, думаю, у нее есть другие имена и аватары. Мне кажется, она появляется в ветках обсуждений, только чтобы засветиться. Точно не могу ничего сказать.
— Спасибо, что предупредили. А предложение ваше мне не подходит. Ну что, могу я идти?
Женщина пропустила ее.
— Я правда люблю ее книги, — сказала она извиняющимся тоном. — И Максвелла Лейна.
— Как и все мы, — сказала Рима, открывая дверь, но тут ей в голову пришел один вопрос: — Как вы узнали, что мы здесь?
— Она бывает здесь постоянно. Мне позвонили.
Несчастная Аддисон, озабоченная правительственной слежкой, в то время как поклонники следят за каждым ее шагом! Каждая пиццерия — шпионское гнездо. Рима решила, что не такая уж эта женщина и хорошенькая. Нацепить на себя бирюзовый комплект может кто угодно.
(2)
Мартин сообщил, что он приедет обедать и будет около половины седьмого. К семи Тильда уже почти что летала на помеле. Она помешивала грибной суп, стоявший на конфорке, беспокоясь, что тот покрывается пленкой.
Рима уже рассказала Аддисон о разговоре в туалете и о двухтысячедолларовой премии. Аддисон поднялась наверх — посмотреть, что найдется в Интернете, — и вот теперь спустилась обратно. Но даже если она что-то и нашла, то не поделилась находкой.
— Да оставь ты этот суп, — сказала она Тильде; это было первое, что Рима услышала от нее. — Мы с Римой пойдем поиграем в «Тривиал персьют», пока Мартина нет. Присоединяйся.
— А какая доска? — поинтересовалась Тильда.
— «Властелин колец», — соблазняла Аддисон.
Тильда выключила горелку, положила на кастрюлю крышку, потом достала противень из духовки и накрыла его кухонным полотенцем.
— Никто еще не обыгрывал Тильду в «Тривиал персьют» на доске «Властелин колец», — сообщила Аддисон. — Никто за всю историю Средиземья.
Рима не считала себя специалистом по Средиземью. Правда, она знала, что меч Гэндальфа назывался Гламдринг и что некогда он принадлежал Тургону, единственному эльфу среди королей Гондолина. Откуда она знала это? Непонятно. При этом Рима предполагала, что сыграет не так уж плохо. Как и любой первый ребенок в семье, садясь за игру, она рассчитывала на победу.
Аддисон принесла доску, Тильда — книги из своей комнаты. Рима убрала с кофейного столика в гостиной журналы, которые Аддисон, видимо, собиралась как-нибудь просмотреть. Аддисон устроилась в кресле, Тильда — на кушетке, Рима же села, скрестив ноги, на один из густоворсовых ковров, купленных у португальской вдовы, адрес чьего магазинчика совпадал с адресом, по которому в книжках Аддисон проживал Максвелл Лейн. Узор его был двухцветным: черный и ярко-красный.
В гостиной стояли три кукольных дома — «Фолсом-стрит», «Танцор-абориген» и «Вечеринка без участников». Самым большим и самым тщательно изготовленным был «Фолсом-стрит» — женщина, сброшенная с балкона в Сан-Франциско во время гей-парада. Три фасада, две платформы демонстрантов, женщина на тротуаре с разбитой головой, сплюснутой в месте удара. При падении она едва не зашибла двойника Нэнси Синатры. Домик занимал большую часть подоконника у окна, выходившего во двор перед студией.
С противоположной стороны комнаты был камин, выложенный белыми изразцами, с двумя белыми деревянными стеллажами по обеим сторонам. Слева от камина, довольно высоко, стоял «Танцор-абориген», изображавший конюшню: комнатушка для конюхов и два стойла, в одном из которых, красиво выгнув шею, стояла пегая белогривая лошадь. К балке за уздечку было подвешено тело.
«Вечеринка без участников» помещалась на нижней полке правого стеллажа — длинная, узкая закусочная с обитой линолеумом стойкой, крохотными салфеткодержателями, крохотными же салфетками и блестящим черным музыкальным автоматом. Рот покойницы был в зеленой пене: передозировка кофеина.
Снаружи донесся шум подъезжающего автомобиля. Все три женщины замерли, прислушиваясь. Звук двигателя заглох у дома Моррисонов, хлопнула дверь. Женщины вернулись к своим занятиям.
Наконец игра началась. Тильда решила быть магом, Аддисон — человеком. Риме осталось выбирать между эльфийской принцессой и полуросликом. Выбор был очевиден. У полурослика был изогнутый меч. На ятаган непохоже; наверное, просто ошибка.
В игре имелись не только вопросы, но и ответы, которые Аддисон с Тильдой игнорировали: они основывались больше на фильме, чем на книге, но даже если и на книге, то не выдавали, как выражалась Аддисон, глубокого прочтения. Кто разгадал загадку, которая открыла ворота в Морию? Если бы Рима ответила «Гэндальф», ей досталась бы цветная долька. Если бы она ответила «Мерри», то в конце концов ответ могли и засчитать, ибо в книге Гэндальф признавал, что Мерри стоял на правильном пути. Но ответ «Фродо», который дала Рима, обозначенный как правильный на обороте карточки, не заслуживал доверия и вообще не лез ни в какие ворота.
Мало того что Тильда и Аддисон игнорировали официальные ответы, они еще ввели в игру челлендж — предоставили любому игроку возможность опротестовать ответ соперника. Так, например, Рима могла опротестовать ответ «Фродо» — в этом случае Тильда должна была зачитать соответствующий отрывок из книги. Если бы Тильда с Аддисон оказались правы — а так и вышло бы, конечно, — Рима потеряла бы свою единственную дольку зеленого цвета, полученную за правильное угадывание названия эльфийского хлеба. Рима предпочла не протестовать.
В какой-то момент игру прервали — Беркли что-то жует, заметила Аддисон. Лишь совместно с Тильдой ей удалось вытащить из пасти таксы фигурку Призрака кольца, похожую отныне на что угодно, только не на Призрака кольца. Если бы Рима снимала фильм ужасов, там были бы угрожающие планете гигантские таксы размером с автопоезд.
«Кто-нибудь пробовал справиться с ними?» — задает вопрос ученый — и еще до конца эпизода становится похож на Призрака кольца в его теперешнем состоянии.
Понемногу Рима оказалась позади всех — не столько из-за неправильных ответов на вопросы, сколько из-за невезения при бросании игральной кости. К тому же кость Аддисон из «Подземелий и драконов» заменили на обычный шестигранный кубик. Одно бросание — и ты пропускал три хода, занятый борьбой с балрогами, или два хода, отвлекаясь на орков, или один ход, поедая свой завтрак.
Часы наверху пробили восемь. Аддисон пошла на кухню и вернулась с подносом, на котором лежали три тарелки с салатом из латука, хикамы и корольков. Когда все закончили есть, она принесла макароны с сырным соусом.
К половине девятого Тильда заполнила разноцветными дольками все пустые секции.
— Как всегда, — сказала Аддисон, протягивая ей последнюю дольку вместе с Кольцом Всевластия.
Та надела кольцо и отправилась мыть посуду, что само по себе доказывало крайнюю неясность концепции тотальной власти над миром. Рима убрала доски и карточки. Аддисон налила себе виски.
Мартин появился в начале десятого.
— Обед горячий, — сообщила Тильда, но оказалось, что Мартин уже поел.
(3)
Мартин с Римой тихо ссорились наверху лестницы. Оба дошли до точки кипения, но при этом разговаривали шепотом. Позади Мартина на стене висел рисунок пером — старый могучий дуб. Если наклонить голову, казалось, что дуб вырастает из волос Мартина. Это давало Риме маленькое дешевое удовлетворение.
Перебранку начала Рима, хотя как посмотреть, — в сущности, начало положил своим опозданием Мартин, которому и следовало поставить это на вид.
— Мать ждала тебя к обеду, — отчеканила Рима возможно более неприятным голосом.
Мартин, однако, был невозмутим.
— Мать прошляпила мои подростковые годы. Вот и пытается наверстать, — сказал он, добавив, что не может всерьез относиться к Тильде как к матери и хотел бы, чтобы Рима поменьше ее так называла.
Он стоял с деревом на голове, самодовольно, как сказала бы Рима, поглаживая свою дурацкую бородку. Эти раздражающие движения были одной из причин того, почему Рима не хотела бы иметь бороду.
Рима возразила, что он сам слишком много думает о Тильде именно как о своей матери — только с матерью можно обращаться так плохо. С посторонним или со случайным знакомым никто не позволил бы себе такого.
— А я и не говорил, что я не ее сын. Я говорил, что она не была мне матерью, — без видимой логики ответил Мартин и отступил на шаг назад, так что дерево теперь росло из другого места, лишив Риму ее преимущества, и спор прошел на равных.
Рима указала, что его мать не умерла, как у некоторых. «Умерла для тебя» — не значит «умерла вообще», продолжила она, и когда Тильда действительно умрет, тогда Мартин пожалеет обо всем.
Мартин тоже завелся. Сколько можно, сказал он, кивать на то, что ты круглая сирота? Нельзя ли это делать не чаще двух раз в день? Всех уже достало. И кроме того, каждый дурак может заметить, что ему хуже именно из-за того, что его мать не умерла. Римина мать осталась бы с ней, если бы могла, а вот мать Мартина его бросила. Не будь Рима так поглощена собой, она бы это заметила.
— И то, что она сейчас здесь, еще не доказывает, что она собирается здесь и дальше оставаться. Может, она уже снова начинает попивать, кто ее знает?
Рима вспомнила, как Тильда сидела у телевизора, в голубом свете аквариума, со стаканом Аддисон. Не разозлись она так сильно, она бы согласилась с Мартином по этому пункту. Но сказанное им про сиротство Римы было непростительно.
— Я бы отдала все на свете, — заявила она, — только бы снова увидеть маму.
Что и требовалось доказать, заявил Мартин, так как он за это не дал бы и гроша.
И вообще, какое Риме дело?
Они разошлись по своим комнатам в состоянии крайнего раздражения. Часы пробили десять. Еще через четверть часа Тильда постучалась в Римину дверь. Хотя спор велся шепотом, она все слышала.
— Не суди его строго, — попросила она. — Пожалуйста, не встревай.
После того как она предложила Риме не встревать, она сообщила, что Мартин собирается уехать, и не могла бы Рима попросить его остаться на ночь? Они спустились по лестнице. Увидев Мартина и Тильду вместе, Рима отметила, до чего они все-таки похожи: волосы, глаза, глубокая печаль на лице — все одинаковое.
Полчаса неискреннего ползанья на пузе — и Мартин соизволил остаться. К этому времени Рима согласилась поехать утром на винодельню с призраками. В придачу к вину и привидениям там был обещан еще и пианист.
Откуда-то из глубин ее сознания, где барахтались Гламдринг, Петоман, британский сленг времен Второй мировой, выплыл Оливер — или это был Максвелл — с новым планом, но это выяснилось лишь на следующий день. План вырисовывался постепенно, по мере того как Рима, сидя в машине рядом с Мартином, созерцала горы и мокрую извилистую дорогу.
«Что бы я сделала, будь это не я? — думала Рима. — Что бы сделал на моем месте другой?»
Что бы сделал на ее месте Оливер?
Назад: Глава двадцать вторая
Дальше: Глава двадцать четвертая