ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В детстве Рима любила игру, про которую вычитала в книге. Надо обойти дом, держа перед собой большое зеркало, направленное вверх. Смотреть под ноги нельзя — только в зеркало. Самая привычная обстановка превращалась в небывалую волшебную страну — у тебя над головой, в твоем собственном доме. Если просто лежать на кровати и смотреть вверх, получалось совсем не то. А здесь ты оказывался совершенно сбит с толку — где верх, где низ?

Однажды Рима играла в зеркальную игру и вдруг заметила что-то на одном из кухонных шкафов. Пришлось поставить на стол скамеечку для ног, чтобы добраться до непонятной вещи. Тут вошла мать.

— Ради бога, слезай сейчас же, — велела она. — Ты шею себе свернешь. Опять эти штучки Аддисон.

Предмет оказался старинным серебряным самоваром — свадебным подарком Аддисон Риминым родителям. Сама Аддисон на свадьбу не пришла. На подставке самовара имелась гравировка. Рима провела по ней пальцем. Дата бракосочетания и слова: «Новый — серебро».

«Что это значит?» — спросила Рима. Мама пропела строчки из песенки: «Друга нового обрел — друга старого не брошу. Дорог новый — серебро? Старый — золото! — дороже!»

Понятнее Риме, однако, не стало. Мать поставила самовар обратно и потом, насколько помнила Рима, снимала его, лишь когда протирала полки — то есть никогда.

Возможно, Аддисон тут была и ни при чем. Римина мать терпеть не могла даже основную домашнюю работу, не говоря о необязательной. Серебро тускнеет. Рима вспоминала, что мать решительно не была ревнива. Отец много путешествовал, делал репортажи из Вьетнама еще до рождения Римы, потом с Парижской мирной конференции. Потом — Камбоджа, Нигерия, воссоединение Германии, Багдад, Мадрид. Мать никогда не злилась на него и всегда была счастлива приезду мужа. Когда родители были вместе, они все время стремились коснуться друг друга — положить ладонь на колено, взять другого за руку.

Но мать выглядела счастливой и тогда, когда отец уезжал. И очень деятельной. Оладьи на обед и воцарение легкого беспорядка в доме вознаграждали Риму и Оливера за отсутствие отца. Не то чтобы они сознательно шли на сделку. Просто им не было плохо без отца.

Отец ездил в опасные места, летал на самолетах, интервьюировал убийц. Он был намного старше матери. Однажды Риме пришло в голову, что отец когда-нибудь умрет, и она тут же поделилась этим с Оливером. Они стали вспоминать, как он возвращался домой с подарками, точно Санта, — сахарные черепа из Мексики, полированные камни из Таиланда, деревянные часы из Германии. Умри он — Рима и Оливер сильно опечалились бы. Но им не было бы плохо. Главное, чтобы рядом была мама.

Римина мать была красавицей в духе шестидесятых — этакая Джоан Баэз с густыми длинными волосами и цыганскими глазами, слегка горбоносая. Глаза Римы, восхитившие Мартина, достались ей от нее. Мать профессионально занималась фотографией — семьи у костра, глядящие в окно невесты, дети под елкой, собаки, птицы, лошади. Но подлинной ее страстью были старые железнодорожные станции. По выходным они втроем отправлялись в Индиану, Иллинойс, Кентукки, где мать снимала пассажиров — как они уезжают, приезжают, ждут на платформе, а если пассажиров не было — то пустые станции. Они останавливались в гостиницах, питались гамбургерами, ходили в кино. Все трое спали в одной комнате, а иногда и в одной кровати. Похоже, матери вполне хватало общества ее детей.

Обратного, однако, утверждать было нельзя. Рима взрослела, и семейные вылазки стали чередоваться с приглашениями на дни рождения и вечеринки с ночевкой, а иногда ни с чем особенным, просто Риму становилось все труднее вытащить. Кари Спектор, школьная звезда и высокостатусная самка (если уж таковые вообще существуют, то это про нее), могла позвонить в субботу утром и позвать Риму куда-нибудь. Не окажись Римы дома, Кари позвала бы Шивон Маккарти, и в понедельник все разговоры вертелись бы вокруг неизвестных Риме событий, непонятных для нее шуток, незнакомых ей парней. А в следующий раз Кари сперва позвонила бы Шивон. И Римина жизнь рухнула бы из-за очередного дурацкого снимка матери.

Дурацкого… Что для Римы теперь значили Кари или Шивон? Чего не отдала бы она за одну только вылазку с мамой и Оливером, за одну ночь в дешевом тесном номере с единственной двухспальной кроватью, за матрас, продавленный настолько, что все трое скатывались в его середину, всю ночь пихая друг друга?

Поначалу Рима играла с зеркалом одна, но затем научила игре Оливера, и все заметно усложнилось. Мир в зеркале получил свое название — «город Вверхногами» — и свою историю, которую Рима постоянно дополняла. И королев — конечно, из-за «Алисы в Зазеркалье», и потом, кто не любит историй с королевами? И еще — зеркальные отражения Римы и Оливера, которые были подобны им, но во всем вели себя наоборот.

В отличие от большинства вторых детей в семье Оливер страшно любил играть и делал это безостановочно, даже за обедом, пока не свалился с лестницы по дороге в спальню. Тогда мать сказала «хватит» и отняла зеркало. Рима считала, что Оливер мог упасть и нарочно, так как очень любил, когда его облепляли пластырем.

Той ночью он пробрался в Римину комнату, хотя ему полагалось спать — но сон никогда особенно не привлекал Оливера.

— А ты узнаешь, — спросил он, — если вместо меня окажется другой, который выглядит точно так же?

Рима не знала, возбужден ее брат или им овладело философское настроение.

— Узнаю, — ответила она.

Риме тоже полагалось спать, но вместо этого она читала старинным способом: под одеялом с фонариком. Главную героиню только что заперла в ее комнате злая гувернантка. Некогда было разговаривать с Оливером.

Он отогнул край одеяла и, стоя на полу, заглянул в маленькую освещенную палатку.

— Даже если он будет выглядеть совсем как я?

— По запаху, — отрезала Рима.

В детстве Оливер пах овсянкой, но Рима постаралась, чтобы в ее словах прозвучал намек на нечто куда менее приятное. Затем она вновь направила фонарик на книгу.

Оливер оперся на локти и слегка покачался. Матрас скрипнул.

— Иди спать, — велела ему Рима.

Он протянул руку и накрыл фонарик, так что ладонь сделалась неоново-красной, потом пошевелил пальцами, и по строчкам книги побежали тени.

— Перестань! — разозлилась она.

Оливер направил фонарик на свое лицо, и оно оказалось в луче света — Луна-Оливер.

— Эй, — сказал он. — Послушай меня. — Как всякий второй ребенок, он очень болезненно относился к тому, что его не слушают. — Который из нас стал бы спрашивать тебя? Я или тот, другой?

Игра «Рискни!», 5 апреля 1990. Тема «Книги и авторы», на тысячу.

Ответ: Единственный детектив А. Б. Эрли, где фигурирует кукольный дом.

Правильный вопрос: Что такое «Ледяной город»?

Как и город Вверхногами, «Ледяной город» — воображаемое место. Его не существует даже для персонажей книги «Ледяной город». Это вымышленный бар, в котором вымышленным посетителям подают вымышленные напитки. Один из посетителей — Максвелл Лейн. Все прочие — те, кого он хочет видеть: люди из его прошлого, известные и печально известные, настоящие и выдуманные, живые и мертвые. В каждом романе, даже еще до «Ледяного города», Максвелл Лейн заходил в этот воображаемый бар со своими воображаемыми приятелями. Именно отсюда лучше всего наблюдать, что творится в голове у Максвелла, хотя это и не утверждается прямо.

«Ледяной город» — это внутреннее состояние, психологический пункт назначения. Максвелл Лейн ходит сюда, когда ему надо напиться и притупить ощущения. В настоящий бар он пойти не может. Как большинство детективов в книгах, Максвелл Лейн излишне чувствителен к алкоголю и чужому несчастью.

Бар «Ледяной город» — это состояние, в котором пребываешь, напившись до бесчувствия. Но прибывать в этот пункт назначения ты должен, ничего не употребляя. Вот почему это — вымышленное место.

Роман «Ледяной город» — это книга о предательстве, о непредвиденных последствиях легкомысленных поступков, о важности сохранения тайны. Это относится, конечно, ко всем книгам А. Б. Эрли. Но нигде больше у Максвелла Лейна не устанавливается таких близких отношений с убийцей. Нигде больше одно предательство не отражает так зеркально другое. Максвелл посещает «Ледяной город» в каждой книге, но лишь роман «Ледяной город» заканчивается в «Ледяном городе».

— Как только ты выносишь все то, что видел? — спросил ее отца, вернувшегося из Южной Африки, один приятель.

— Я иду в «Ледяной город», — ответил он.

Рима много чего не знала об отношениях отца и Аддисон, не знала и этого: не позаимствована ли идея «Ледяного города» у отца?

И еще Рима не знала, как туда проникнуть.