МИР

“Аврора”, французский галеон водоизмещением 600 тонн, мягко покачивался на ровно катящихся валах в открытом океане. Плавание подходило к концу. Алессандра стояла на верхней палубе, возле борта, с наслаждением подставляя лицо свежему ветру с солоноватым морским привкусом. Это место на палубе находилось прямо над ее каютой и с самого начала путешествия к югу по Адриатике, затем напрямик, через Отранто и далее к Ионическому морю, стало излюбленным. Теперь же они находились в юго-восточной части Средиземного моря. Отсюда, с высоты, был виден весь галеон, судно высотой 140 футов, отсюда было удобно наблюдать за всем, что творится на нижней палубе, и никому при этом не мешать.

Сейчас она следила за тем, как несколько матросов с невероятной быстротой карабкались по вантам, чтобы распустить главный парус, который свернули и закрепили накануне ночью в связи с приближающимся с востока штормом. Но буря прошла стороной, и утро выдалось ясное, ветер дул ровный и достаточно сильный, волнение небольшое, а небо над головой сверкало прозрачной голубизной. Команда работала весело и дружно, каждое движение было осмысленным. Алессандра до сих пор так и не поняла, являлись ли эти люди истинными хозяевами галеона или же судно принадлежало кому-то другому; порой они казались ей мелкими паразитическими существами, присосавшимися к коричневой груди гигантского морского чудовища, которое, раскачиваясь и поскрипывая, пробиралось по волнам все дальше и дальше вперед. Ночами же те самые люди лежали в полотняных гамаках в трюме, этом огромном чреве чудовища, и засыпали под мерное покачивание – ну в точности как тысячи Ион в чреве кита.

Теперь она понимала, почему ее отец и брат были так привязаны к морским путешествиям. Один поворот штурвала – и ты можешь плыть куда угодно: в Грецию, Турцию, Сирию, Иерусалим, Сицилию, Испанию. Или же на запад. Через Гибралтарский пролив – в Португалию, а дальше открывалась дорога в Новый Свет. Здесь, на галеоне, она постоянно испытывала приятное возбуждение, чувствовала себя свободной и полной сил, как никогда прежде. И старалась отогнать воспоминания о событиях трехлетней давности.

Похоронив Нико на церковном кладбище Сан-Джузеппе, она в сопровождении Бьянки и Паоло направилась в Падую. Оставаться в Венеции было невозможно; слишком уж болезненными оказались воспоминания об Антонио, к тому же она опасалась мести со стороны Бедмара и Оссуны или их сообщников. Однако вскоре, добравшись до родственников, кузины Джованны и ее мужа Лоренцо, она узнала о судьбе заговорщиков.

Посол Испании предстал перед Большим советом, где его обвинили в “неблагородном поведении и обмане”. Бедмар поклялся дожу в присутствии сената, дал “честное слово человека благородного и истинно верующего”, что ничего не знал о событиях, в которых его обвиняют. Однако вскоре после этого поспешил покинуть Венецию, и никто в городе не ждал его возвращения. Последнее, что Алессандра слышала о нем, – маркиз стал кардиналом и служил церкви где-то в Нидерландах.

Вскоре после разоблачения заговора дворец Оссуны в Неаполе атаковала разъяренная толпа, и герцог изрядно струхнул, сжег все официальные бумаги и письма. Затем Оссуну отозвали в Мадрид, где посадили в тюрьму. Он провел в заточении два года и умер своей смертью, продолжая утверждать, что никакого отношения к заговору не имел.

Жак Пьер был арестован на борту судна “Камерата” и казнен лично венецианским адмиралом. Артуро Санчеса и Николу Рено вздернули на виселицу вместе с Антонио Пересом. Судьба остальных заговорщиков, чьи имена упоминались у нее в письме, оставалась неизвестной. Возможно, они нашли последнее свое пристанище в канале Сирот, наряду со многими другими, а может, им удалось бежать из города.

Джироламо Сильвио официально признал дочерей Ла Селестии, они стали наследницами не только материнского, но и его состояния. Мало того, они превратились в самых завидных невест в кругу венецианской знати – и это несмотря на то, что обе были еще совсем девчонками и до брачного возраста им было далеко. Процветание Сильвио началось сразу же после разоблачения заговора. Политический статус его возрос неизмеримо, богатство преумножалось. Но зимой 1620 года внезапная болезнь вдруг подкосила его, и Сильвио умер. Ходили слухи, будто бы он заразился лихорадкой от турка, которого пытал и испачкался в его крови; другие считали, что расстаться с жизнью ему помог яд. Похороны сенатора прошли скромно и носили сугубо официальный характер.

На протяжении нескольких недель после приезда из Венеции Алессандра предпочитала лишь общество Бьянки, кузины с мужем и Паоло, который остался с ними в Падуе. Даже после того как все трое переехали в собственное жилище, небольшую виллу, утопающую в садах, она вела уединенный образ жизни, молчала целыми днями, не находила утешения в обычных своих домашних занятиях. Паоло стал ее постоянным компаньоном. Он усердно занимался рисованием, у него определенно был талант, и он часто поражал ее искусно сделанными набросками, в основном пейзажами. Каждый день он уговаривал Алессандру начать рисовать, приносил позолоченную шкатулку, где лежали разноцветные чернила, мелки, бумага. И вот однажды она предложила заключить соглашение: она начнет рисовать, если Паоло каждый день по часу будет читать ей вслух.

Лето выдалось каким-то особенно долгим; дни они проводили в саду, делали наброски растений, цветов и друг друга, она начала понимать его молчаливый язык жестов, он старательно развивал речь. Однажды вечером к ним в гости заглянули Джованна с мужем, Лоренцо громко восхищался их набросками, потом попросил разрешения взять несколько, хотел показать своему другу, издателю книг для университета. И вскоре им заказали проиллюстрировать целую серию томов, где описывалась местная флора.

Почти год они занимались этим, и Алессандра получала непривычное удовольствие от творческой работы. Вот оно, настоящее наслаждение, вносить свой вклад в образование, одновременно учиться самой, рисовать не только ради развлечения, но и ради пользы, зарабатывать на жизнь своим умением, талантом, мастерством. Познав эту радость, она уже ни за что и никогда не смогла бы вернуться к прежней жизни.

А Паоло просто-таки расцвел. В свои двадцать четыре года он стал более уверенным в себе, обрел поразительную работоспособность, на него всегда можно было положиться. После того как книги по ботанике были опубликованы, иллюстраторы стали получать много разных интересных предложений. Паоло передавал все детали с невероятной точностью, и этот его стиль очень скоро вошел в моду. Порой Алессандра работала вместе с ним, иногда Паоло в связи с новым заданием приходилось выезжать на природу, он также успел побывать в Вероне, Флоренции, однажды даже в Риме.

Постепенно к Алессандре пришло понимание: она любит этого молодого человека. Возможно, в чувстве этом не было той испепеляющей страсти, что она испытывала к Антонио, то была спокойная любовь, которую отличали постоянство и преданность. Со временем чувство становилось все сильней, оба находили искреннюю радость в общих занятиях, к тому же Паоло всегда был так нежен с ней. Наконец они поженились, а вскоре им предложили новую исключительно интересную работу – путешествие в Египет с целью задокументировать все чудеса Нильской долины, о которых люди слышали, но которых никогда не видели. Алессандра часто вспоминала рассказы отца об этой магически притягательной земле, так что супруги сразу согласились.

Алессандра обеими руками держалась за толстые деревянные поручни палубы и не переставала любоваться океаном. Какие же прекрасные виды открывались перед ней! Сколько неведомых сокровищ таят океанские глубины! На берегах они видели пальмы и верблюдов, мусульман в просторных белых одеяниях, минареты и мечети, колоссальные пирамиды, поднимающиеся из песчаных волн. Из задумчивости Алессандру вывел Паоло, он вышел из каюты и направлялся к ней. Да он стал настоящим красавцем, подумала она. Его и не узнать, он разительно отличался теперь от тощего застенчивого юнца, которого она впервые увидела в гондоле Бедмара. Снова, как случалось уже не раз, ей показалось, что она видит его впервые, и сердце ее забилось чуть быстрее.

Паоло приблизился и протянул ей плащ. Она отрицательно покачала головой.

– Но ветер прохладный, любовь моя.

– Ничего. Немного свежести не помешает.

– Капитан Фурнье говорит, что никогда не видел женщины, которая бы с такой легкостью приспособилась к корабельной жизни. Мне кажется, он восхищается тобой.

– Он также утверждает, что никогда прежде у него не было столь благополучного плавания. Буквально вчера заметил, что на всем пути мы не пережили ни одного шторма, для этого времени года явление небывалое.

– А мне он сказал, что, если продолжим плыть с той же скоростью, увидим землю через два дня.

– Где увидим?

– Если держаться теперешнего курса, то вон там, справа от бушприта.

Паоло указал рукой.

Алессандра проследила взглядом за направлением, и ей показалось, что вдали, у самого горизонта, там, где море встречается с небом, виднеется тонкая серебристая полоска. Видение наполнило ее радостью и благоговением – этот мир был поистине велик и прекрасен. Перед ней простирался не только океан – само ее будущее. Таинственное, неизведанное. Совсем недавно ей казалось, что жизнь кончена, но теперь она знала: жизнь кончается и одновременно продолжается и может приносить не только неизбывную печаль, но и безмерную радость. Жизнь удивительна и непредсказуема, в ней всему найдется место – горю, радости и любви. И еще она узнала, что некогда разбитое сердце можно излечить.

Она почувствовала, как руки Паоло бережно обнимают ее, и с нежностью и благодарностью приникла к нему. Он был ее мужем, другом, надежным товарищем в работе и верным спутником. И однако она знала: порой Паоло тоскует по городу, стоящему на воде, лабиринту его каналов, бликам и отсветам, играющим на каменной кладке мостов и дворцов. Она знала это, потому что сама тосковала.

Когда-нибудь они непременно вернутся в Венецию, на смену старым воспоминаниям придут новые, и их перестанут преследовать призраки прошлого. Но пока будущее ждало впереди, и Алессандра не сводила глаз с серебристой полоски, с того места, где на блистающем от солнца горизонте скоро появится земля.