ЗВЕЗДА

Алессандра сидела в гондоле рядом с Бьянкой и чувствовала, как та дрожит всем телом. Они медленно продвигались по затянутому туманной дымкой каналу. Погода настолько испортилась, что пришлось зажечь фонарь, в гондоле их было несколько, но у всех остальных отсырели фитили. В молочной пелене различались какие-то неясные фигуры самых причудливых и неестественных очертаний; по мере приближения они обретали более отчетливые формы и оказывались то длинным веслом, то изогнутым носом другой гондолы, то ухмыляющейся горгульей, украшающей свод каменного моста. Даже силуэт Паоло, стоявшего на корме всего в нескольких футах за спиной Алессандры, казался неясным и размытым, а плеск весла, которым он равномерно греб, приглушенным.

– Слишком уж тихо, – испуганно прошептала Бьянка. – Ведь теперь карнавал, он должен продлиться еще несколько дней. Почему люди не празднуют?

– Туман, – лаконично отозвалась Алессандра.

Но и ей тоже казалось все это странным, и по какой-то неясной ей самой причине она ответила Бьянке шепотом.

Нико с Антонио отплыли первыми, забрав больший из двух сундуков. Направлялись они к пустующему дому кузины Алессандры в Сан-Поло. Там было решено отсидеться до тех пор, пока не удастся нанять баржу, на которой они собирались переправиться в Маргеру.

Утром Алессандра написала Джованне письмо, которое Нико должен был отнести на почту. Если повезет, кузина встретит их в Маргере завтра, ближе к ночи. Скверно, если она опоздает. Сколь ни стремились они покинуть Венецию, ждать на берегу в Маргере было опасно; там они окажутся еще уязвимее, чем здесь.

А то, другое письмо, которое она адресовала Большому совету, было уничтожено. Вчера Алессандра вдруг проснулась среди ночи от холода. Обернулась и поняла, что Антонио рядом нет.

Лунный свет лился в окна, отбрасывал на пол ромбовидные пятна света. Казалось, от этого преобразилась вся комната, ее испещряли эти странные яркие фигуры на полу и подобные призракам тени в углах. На секунду Алессандре даже показалось, что она видит сон, что сам Антонио был всего лишь сном.

И тут она увидела его. Он сидел на маленьком табурете возле камина, догорающие угли отбрасывали розоватое свечение на обнаженное тело. Она уже хотела окликнуть его, но вдруг увидела, чем он занимается. Молча наблюдала она за тем, как он распечатал написанное ею письмо и пробежал его глазами. Затем взял лист бумаги за уголок и поднес к тлеющим уголькам. Письмо вмиг занялось пламенем. Яркий свет от этой вспышки на миг озарил его лицо с каким-то загадочно-сосредоточенным выражением. Зажав письмо между большим и указательным пальцами, он медленно поворачивал его и позволил языкам пламени охватить весь лист бумаги, затем бросил в камин оставшийся маленький клочок.

Настало утро, вскоре появились Нико, Бьянка и Паоло, и времени поговорить о письме у них просто не было. Алессандру продолжал мучить вопрос: почему Антонио сжег ее письмо? Кого он при этом защищал? Продолжал ли по-прежнему служить Бедмару и герцогу? Алессандра решила расспросить его об этом по прибытии в дом Джованны.

Они свернули в канал Фрари. Сквозь туман Алессандра разглядела темные очертания двери, открывающейся прямо на канал. Она вопросительно взглянула на Паоло, затем указала рукой.

– Вон к тому дому.

Паоло послушно развернул гондолу, и они проплыли в арку. И сразу же увидели гондолу, на которой прибыли Антонио с Нико, она покачивалась на мелких волнах, привязанная к каменному столбу у причала, вдоль которого тянулись складские помещения. Деревянный сундук Алессандры все еще был в ней.

Почему Антонио с Нико вышли, поднялись наверх и оставили в лодке сундук? Алессандра ощутила раздражение.

– Нико! – пронзительно вскрикнула Бьянка.

Она вскочила на ноги, так что гондола закачалась.

А затем выбралась на берег, и только тогда Алессандра поняла, чем вызвана такая реакция служанки, и поспешила следом.

Нико лежал лицом вниз на ступенях, ведущих в дом. Женщины подбежали, опустились рядом на колени. Алессандра увидела кровавую полосу у него на спине, камзол был распорот чем-то острым. Они перевернули его на спину, и Бьянка забилась в рыданиях, увидев, что вся грудь у него залита кровью и что рана, нанесенная шпагой, оказалась смертельной. Даже из уголка рта тянулась тонкая полоска крови, все еще свежая, но лицо Нико искажала мучительная гримаса смерти. Они опоздали, его уже не спасти.

– Нет! – прорыдала Бьянка и упала на тело мужа. – Нет, нет, только не мой Нико!

Потрясенная до глубины души Алессандра пыталась успокоить Бьянку. И вдруг чья-то крепкая рука схватила ее за плечи, другая – за руку, и ее рывком поставили на ноги. Это был Паоло. Он силой отвел свою госпожу от рыдающей служанки и указал в угол комнаты.

– Пресвятая Дева Мария, – пробормотала Алессандра.

Рядом с грудой старых винных бочек лежал мертвец. Другой плавал в воде, лицом вниз. Гондольер схватил ее за руку, жестом указал на лодку.

– З-здесь н-небезопасно.

– Мы должны бежать, Бьянка, – сказала Алессандра.

Та подняла голову, по щекам ее градом катились слезы.

– Что произошло, госпожа?

– Не знаю. Но думаю, мы попали в ловушку. Надо бежать, и немедленно!

Они уселись в гондолу, Паоло начал выгребать к каналу.

– Синьорина Россетти, – послышался из тумана чей-то голос.

Поперек канала стояла большая гондола, преграждая им путь. Сквозь молочно-белую дымку Алессандра разглядела, что в ней полно солдат в красно-синих мундирах, то была форма специальной полиции при Совете десяти.

– Синьорина Россетти, – произнес тот же голос, – вы должны поехать с нами.

Вроде бы одет как венецианец, подумал Антонио, и в то же время не похож ни на одного виденного им венецианца. Мужчина, преградивший ему дорогу в Кривом Проулке Тайн, походил на рабов из Монголии, которых он видел на Сицилии. За тем, пожалуй, исключением, что раскосые глаза на широком угловатом лице были бело-голубые и какие-то странно пронзительные, взгляд их словно норовил вонзиться в самую душу. И намерения у этого мужчины были, судя по всему, далеко не мирные, потому как он надвигался на Антонио с длинной сверкающей рапирой, нацеленной в самое сердце.

Поначалу Антонио думал, что те пятеро мужчин, напавшие на них в доме Джованны, были ворами или разбойниками и что привлек их большой сундук, который они везли в гондоле. Он убил двоих из них, но, увидев, как Нико упал, бросился бежать, поняв, что с тремя остальными ему одному не справиться. Он решил, что воры останутся там делить добычу, и надеялся найти и предупредить Алессандру до того, как она приблизится к дому. И изрядно удивился, когда оставшиеся трое начали преследовать его.

Одного он заколол очень быстро, другого ранил, но третий, странное создание с почти белыми раскосыми глазами, вдруг вывернулся из-за угла и преградил ему путь в узком проулке. До этого момента Антонио считал, что преследователь потерял его. И вот на тебе! Злодей стоит прямо перед ним, ловкий и гибкий, как акробат, опасный и непредсказуемый, как ядовитая змея.

– Антонио Перес, – произнес он с легким акцентом и насмешкой в голосе. – Давненько мечтал с тобой познакомиться.

– Ты кто такой?

Антонио приподнял свою шпагу.

– Бату Вратса. Собираюсь отвести тебя в тюрьму дожа.

– Скорее тебе придется меня убить.

– Ну, если настаиваешь…

Антонио отступил на шаг. Бату продолжал надвигаться на него, выискивая место, которое дало бы ему больше пространства для маневра, но узкий проход был явно тесноват. Его противник поднял шпагу с уверенностью и грацией опытного фехтовальщика. И начал размахивать ею, рассекая воздух с грозным свистом. Противники смотрели прямо в глаза друг другу, и Антонио успел заметить особое выражение, промелькнувшее во взгляде Бату за долю секунды до того, как тот бросился вперед, прямо на него, готовый отразить атаку. Скрестились стальные клинки, звон эхом отлетал от каменных стен. Антонио теснил Бату, целясь ему в грудь. Но враг его легко и изящно управлял своей рапирой, резким рывком он отвел ее в сторону, а затем – влево, и заостренный конец оказался еще ближе к Антонио.

Антонио уже видел этого человека в действии, во время первого столкновения в доме Джованны, он уже тогда произвел на него сильное впечатление, но только теперь виконт начал по-настоящему понимать, с кем ему довелось столкнуться. Бату двигался с непостижимой уверенностью, изяществом и проворством – до сих пор Антонио еще не доводилось встречать столь блестящего фехтовальщика. Антонио превосходил его ростом и силой, это несомненно, но быстро понял, что оба эти качества здесь преимуществ ему не дают. Перед ним был не обычный соперник и умелый солдат, это был человек, способный пронзить бок соперника с быстротой молнии, тот оказался бы мертв, даже не увидев его рапиры.

На этот раз первый выпад сделал Бату. В ту же секунду Антонио понял, как близок был к поражению, едва успев прикрыться рукоятью шпаги. Дон Гаспар учил его смотреть противнику прямо в глаза, но в бою с этим человеком он, точно завороженный, следил за кончиком смертоносной рапиры, сверкающей в воздухе. И когда оружие их скрещивалось, ему казалось, что он отбивает атаки не одного, а сразу двух человек.

Так они медленно продвигались по проулку. Антонио перешел к нападению, высоко поднял шпагу и нанес удар вперед, по кривой. Лезвие коснулось левого плеча Бату, разодрав рукав, оставило глубокую рану. Такой раны было бы достаточно, чтобы любой другой человек на его месте испустил бы крик боли и отступил. Но ничего подобного: Бату, казалось, вовсе не почувствовал, что ранен. Улыбка промелькнула на его лице, и он ответил выпадом равной силы и ярости, отбросившим Антонио к стене.

То была крайне неудачная позиция, и спасла Антонио лишь быстрая реакция, он успел метнуться в сторону, и рапира Бату со звоном ударилась о камень. Эта неудача смутила противника всего на секунду, зато Антонио удалось сделать мощный выпад – еще каких-то несколько дюймов, и Бату рухнул бы на землю, пронзенный его шпагой.

– Вижу, у вас вполне оправданная репутация, виконт, – заметил Бату. – Но моя станет еще лучше, когда все узнают, что я тот человек, что сумел поставить вас на колени.

– Преждевременное заявление. Я пока что еще на ногах.

И Бату набросился на него с новой неудержимой яростью, резко отбил следующий выпад Антонио, а затем рапира его описала нечто вроде восьмерки в воздухе, и Антонио удивился, почувствовав острую боль в щеке. На ней появилась красная горизонтальная полоса. Тут же, словно огнем, стало жечь все лицо, даже глаза, такой нестерпимой оказалась эта боль. Он чувствовал, как теплая кровь сбегает вниз по щеке. И еще ощущение было такое, словно кожу сдирают с лица, точно кожуру с апельсина. Антонио стиснул зубы и преодолел искушение коснуться щеки и проверить, что там; он подозревал, что рана не слишком опасна и не нужно полагаться лишь на ощущения. Ведь стоит хотя бы на секунду отвлечься от цели – и он погиб. Потребуется все его умение, весь опыт и мастерство, чтобы укротить этого монстра.

Оба противника дышали теперь тяжело, с хрипом, грудные клетки вздымались, изо рта валил пар, смешивался с прохладным серым туманом. Оба медленно кружили друг против друга, выискивая нужный момент и уязвимое место. Вот в воздухе вновь блеснула рапира Бату, грозная и острая, как бритва. Пока что Антонио успешно отражал все его выпады, но не мог отрицать, что противник постепенно набирает преимущество.

“Я не могу умереть, – подумал Антонио, укрепляя свою решимость. – Если я умру, кто тогда защитит Алессандру?… ”

Бату атаковал снова, Антонио попятился и отошел в глубь проулка. Секунду спустя разбойник с бело-голубыми глазами решительно устремился прямо на него, мало того, выдернул из-за пояса кинжал и шел на Антонио уже с оружием в обеих руках.

Первым желанием Антонио было отскочить в сторону, но интуиция подсказала: если он так сделает, то окажется в пределах досягаемости атакующего – или нож, или рапира непременно угодят в цель. И вместо этого он бросился вперед, на Бату, и врезался левым плечом ему в грудь. Кинжал противника молниеносно скользнул вниз, расцарапав всю спину, зато этот маневр позволил уберечься от прямого удара рапирой, к тому же он с такой силой навалился на Бату, что тот не удержался на ногах и упал назад, на спину. Но даже этот, казалось бы, выигрышный прием ничуть не обескуражил смертельно опасного врага. Тот не растерялся, взмахнул кинжалом, нацелил его острие в грудь Антонио. Виконт размахнулся и отвел шпагой этот смертоносный удар. А затем тем же резким движением, только влево, выбил рапиру из руки противника, разоружив его. Последним быстрым движением Антонио вонзил кончик своей шпаги в самое уязвимое место – в ямку в нижней части горла Бату – и словно прошил шею насквозь, он почувствовал, как конец рапиры уперся в камень на земле.

Довольно долго он наблюдал за тем, как тело его врага корчилось и содрогалось в агонии, видел в странных светло-голубых глазах ужас от предчувствия неминуемой смерти. Затем широко раскрытые глаза сузились, и свет в них померк.

Антонио оглядел узкий проулок. Куда направиться теперь? Черт бы побрал этих венецианцев и их путаные улицы и переулки, размышлял он, пытаясь отыскать дорогу обратно, к дому Джованны, где его наверняка ждала теперь Алессандра.