ГЛАВА 9
– Венецианские куртизанки – личности легендарные, – сказала Клер своей подопечной, когда они вернулись в гостиничный номер. – Один англичанин, Томас Кориат, посетивший Венецию в тысяча шестьсот двенадцатом году, писал о них: “Слава о незаурядной обольстительной прелести этих искусных в любовных утехах Калипсо распространилась столь широко, что взглянуть на них приезжали люди из самых дальних уголков христианского мира”. Считается, что в те времена в Венеции проживало не менее десяти тысяч куртизанок, и это в городе, общее население которого составляло около ста шестидесяти тысяч. А это означает, что из восьми женщин по крайней мере одна была куртизанкой того или иного рода.
Гвен не проявила особого интереса ни к утренней прогулке Клер, ни к ее рассказу о заговоре. Но зато когда та упомянула профессию Алессандры, заметно оживилась. Пришлось объяснить ей, что такое куртизанка.
– Так вы пишете о проститутках? – спросила Гвен.
Она сидела на постели, подобрав под себя ноги, примерно в таком же наряде, что был на ней во время их первой встречи, – плотно облегающие джинсы с низко опущенной талией и пестрая майка в стиле 1960-х. Эта хотя бы прикрывала грудь и почти весь живот. Перед девочкой на покрывале было разбросано содержимое рюкзака: плеер, наушники, тюбики с помадой, пакетики с конфетами, все вскрытые и полные лишь наполовину, гелиевые ручки всех цветов. Она что-то записывала в маленькую книжечку в кожаном переплете, а когда вошла Клер, быстро захлопнула ее и сунула в рюкзак. Стало быть, ведет дневник, догадалась Клер. Интересно, какие девичьи тайны и мечты он хранит?
– Куртизанка – это не совсем проститутка, – объяснила Клер.
– Но ведь она трахается за деньги, разве не так?
– Не в том дело. Богатые и многодетные семьи не хотели дробить свои состояния, деля его между многочисленными отпрысками, и, как правило, разрешали жениться только одному сыну. У остальных сыновей особого выбора не оставалось, приходилось иметь дело с куртизанками, – объяснила Клер. – А поскольку и у женщин тоже не было особого выбора, мужчины предлагали им финансовую поддержку. Так что подобные союзы оказывались взаимовыгодными.
– Так значит, куртизанка могла спать с кем угодно?
От внимания Клер не укрылось – в это утро Гвен вела себя тихо и вполне прилично. Интересно, на сколько ее хватит и было ли вчерашнее поведение нетипичным для этого странного существа? Возможно, вчерашняя ее выходка была исключением, результатом резкого гормонального всплеска, столь характерного для неуравновешенных подростков.
– Ну, особой разборчивостью они, конечно, не отличались. Но cortigiana onesta, что в переводе означает “честная куртизанка”, или высококлассная, обычно обзаводилась ограниченной группой постоянных любовников, составляла расписание, где каждому был отведен свой день недели. Алессандра принадлежала как раз к этому разряду. Она получила хорошее образование, возможно, даже лучшее, чем девушки из аристократических семей, – те порой и вовсе не получали никакого образования. Честная куртизанка развлекала своих любовников музыкой, танцами и приятной беседой, часто выходила замуж и превращалась в почтенную матрону.
Гвен зевнула, сладко потянулась.
– Где будем завтракать? – осведомилась она.
На светлых мраморных полах вестибюля и высоких белых стенах танцевали блики – от воды канала, который пролегал прямо за огромными окнами-витринами первого этажа. С лестницы зрелище это казалось сюрреальным, точно вестибюль был погружен под воду и они входили в ослепительно сверкающий грот, пестрящий золотистыми бликами и наполненный старинной мебелью с украшениями из золоченой бронзы. На полпути Гвен вдруг остановилась и схватила Клер за руку.
– Боже мой! – вырвалось у нее.
В тот же момент Клер увидела Джанкарло, он расположился в одном из кресел и лениво перелистывал газету. Потом вдруг поднял голову и тоже увидел ее. Они с Гвен спустились с лестницы и направились к нему. Джанкарло отложил газету и поднялся им навстречу. Клер слегка занервничала, но улыбка его была столь теплой и обезоруживающей, а в глазах светилось столь искреннее восхищение, что она сразу успокоилась и ответила ему улыбкой. И не успела спросить, почему молодой человек оказался здесь, как он заговорил первым.
– Прошу меня простить, – начал он. – Но вчера мне неожиданно пришлось уйти пораньше, и я не успел спросить ваше имя.
– Клер Донован.
Гвен ткнула ее кулачком в бок.
– А это Гвендолин Фрай, моя… ученица.
– Джанкарло Бальдессари, – представился он, отвесил сдержанный поклон, как бы отдавая тем самым дань вежливости и в то же время немного иронично. – Очень рад видеть вас обеих. Надеюсь, вы свободны сегодня вечером? Приглашаю вас отужинать у меня дома.
“Но вечером по окончании конференции наверняка состоится прием с коктейлями, – подумала Клер. – Хотя…”
Джанкарло неправильно понял ее замешательство.
– Моя семья также будет присутствовать.
Гвен дернула ее за рукав и прошипела:
– Да соглашайтесь же!
– Мы будем очень рады, – сказала Клер.
Да, он всего лишь официант, но при одном только взгляде на него она забывала об этом, и ей было безразлично, есть между ними что-то общее или нет. Джанкарло был так невероятно красив, что у нее голова шла кругом. Смотреть ему прямо в глаза… это все равно… все равно что заглянуть в дуло пистолета с глушителем – она просто цепенела.
– Мне очень бы хотелось встретить вас и проводить до дома, но, к сожалению, не смогу. Я принес карту и отметил, как надо идти. – Он достал из кармана небольшой листок и протянул Клер.
– Спасибо. Уверена, мы найдем дорогу, – сказала Гвен.
– А я – нет, – пробормотала Клер.
– Простите, но должен покинуть вас прямо сейчас, опаздываю на встречу. С нетерпением буду ждать вас у себя. – Джанкарло снова одарил ее ослепительной улыбкой, и Клер почувствовала, как замерло у нее сердце. – Так значит, до вечера, да?
– Да.
– В семь часов. Arrivederci!
Клер и Гвен проводили глазами выходившего из вестибюля официанта, а когда он проходил мимо окон, помахали ему. Внезапно Клер со всей остротой ощутила, что совершенно счастлива. И еще испытала чувство благодарности судьбе, преподносящей порой такие сюрпризы.
– Теперь он быстренько поможет вам вернуть тонус, – заметила Гвен.
– Что вернуть?
– Тонус. Ну, вы ж сейчас просто никакая. К тому же вы уже старая, а он значительно моложе. Вам уже давно пора взбодриться, вот он и поможет вам.
– Во-первых, никакая я не старуха. Да и он ненамного моложе меня. И никакого тонуса я не теряла. Но если б даже и потеряла и теперь хочу взбодриться, не твоего ума это дело, поняла?
Клер развернулась и решительным шагом направилась к обеденному залу. Гвен затрусила следом.
– Он просто супер!
– Не собираюсь обсуждать это с тобой.
– Если уж он не поможет вернуть тонус, все, кранты. Тогда уже никто не поможет!
– Еще одно слово о тонусе, и я… не знаю, что с тобой сделаю!…
– До сих пор не верю, что мы идем в библиотеку, – недовольно проворчала Гвен. Они прошли мимо ряда гондол, пришвартованных на узком канале, и она заметила зазывную улыбку молодого гондольера. – Хочу плыть туда на этой лодке!
– Гондола – очень дорогое удовольствие, – сказала Клер, продолжая шагать к площади.
– Но это деньги моего папочки.
– Деньги предназначены для вещей необходимых. И нечего разбрасывать их по ветру и клевать на разные туристические приманки.
– Но проехаться на гондоле – это же здорово!
– Сегодня у нас нет времени на развлечения.
И действительно, то было правдой. Весь вчерашний день пошел насмарку, сегодня придется наверстывать.
Конференция начиналась в одиннадцать, но Клер уже поняла: все заседания и заявленные мероприятия она посетить просто не сможет, ей придется еще и работать над диссертацией, а в Венеции они пробудут всего лишь шесть дней. Надо сделать разумный выбор в пользу самого важного… Впрочем, это довольно просто – ее научные изыскания важнее всего. Сегодня с утра она просмотрела расписание (распечатку с веб-сайта, посвященного конференции) и увидела, что лишь три лекции в той или иной мере посвящены ее теме. А в три часа дня в главном конференц-зале в Ка-Фоскари состоится первое выступление Андреа Кент. Клер специально отметила эту строчку желтым маркером. А потом еще долго смотрела на распечатку, и ей было странно видеть на бумаге почти точное название своей диссертации – “Истоки Испанского заговора 1618 года” (Кент). С той разницей, что в конце значилось чужое имя.
– А вам известно, что у Армани, Миссони и Валентине есть в Венеции свои магазины? – спросила Гвен, когда они проходили мимо кафе “Флориан” – в витрине мелькнул старинный, трехсотлетней давности, интерьер, выдержанный в бордово-красных тонах борделя.
– Страшно рада за них.
Клер прекрасно знала, что Гвен говорит о знаменитых на весь мир модельерах, хотя имела самое слабое представление о том, чем именно они так замечательны.
– Мама говорит, что Валентине самый романтичный кутюрье. Она просто обожает платья от Валентино. А вам известно, что почти у каждого дизайнера в мире есть в Венеции свой магазин? Прочла сегодня утром в вашем справочнике. Может, после библиотеки прошвырнемся по магазинам, а?
– У меня просто горы работы.
– Мне почему-то всегда казалось, что летом учителя не работают.
– Здесь я не учительница.
– Тайлер говорит, что в будущем никому не придется работать, что все за нас будут делать роботы.
– Кто такой этот Тайлер?
– Ну… один мой приятель.
– Твой приятель? Стало быть, он работать не собирается, так? А чем же будет заниматься всю жизнь?
– Собирается стать сенатором. Как его папаша. – Гвен с тоской заглянула в витрину ювелирного магазина. – Не понимаю, почему нам нельзя заняться шопингом. Это ведь тоже часть туристической программы.
– Здесь у тебя не туристическая, а образовательная программа. За этим тебя сюда и привезли.
– Нет, погодите-ка! Как же это получается? Только что кончились занятия в школе. И сюда я ехала не учиться.
– Считай, ты получила премию.
– Ничего себе премия!… И вообще, что плохого в том, чтобы немного поразвлечься?
– Думаю, вчера ты достаточно поразвлеклась. На всю неделю хватит.
– Что-то не припоминаю.
– Как? Ты уже забыла юнца в татуировках и ром с кокой?
– Может, для вас это и развлечение, но поверьте, мне было не до веселья.
– Я просто пошутила.
– Это не меняет того факта, что поразвлечься я не успела.
– Ладно. После библиотеки пойдем смотреть достопримечательности.
– Что именно смотреть?
Клер указала вперед.
– Базилику, Дворец дожей.
– Мы что же, будем пялиться на здания?!
– Это не просто здания. – Клер была готова на компромисс. – Сегодня мне надо поработать, но обещаю, завтра ты будешь выбирать, куда пойти и что делать.
Они прошли кампанилу Сан Марко и увидели вход в Библиотеку Марчиана. Клер вспомнила, что кардинал Виссарион, монах, целиком посвятивший себя сохранению греческой цивилизации, основал эту библиотеку в 1468 году, пожертвовав свою коллекцию древних рукописей Венеции, в которой видел наследницу Византии. Уже позже, в 1537-м, архитектор Якопо Сансовино начал работать над проектом здания, в 1560-м библиотека была построена и открылась для посетителей. Теперь в ней хранилось свыше миллиона томов, в том числе тринадцать тысяч рукописей, около трех тысяч инкунабул – книг, напечатанных до 1501 года, и свыше двадцати четырех тысяч книг шестнадцатого века. Перспектива поработать со столь редкими и ценными, можно даже сказать, уникальными материалами заставила Клер радостно ускорить шаг. Они поднялись по широким ступеням и оказались в просторном вестибюле, отделанном позолоченной лепниной, откуда прошли в еще один зал, потолок которой украшала мозаика в ренессансном стиле. Посреди зала стояли на пьедесталах два глобуса, каждый высотой с Клер, если не больше.
– А вы уверены, что мы попали куда надо? – спросила Гвен. – Что-то не похоже на библиотеку. Ни одной книжки не видать.
– Думаю, нам надо вон туда.
С этими словами Клер направилась к двойным дверям, которые открывались в главный зал, огромное помещение высотой в три этажа, со стеклянным потолком, через который было видно небо.
В центре двумя рядами тянулись деревянные письменные столы; по периметру высились аркады из серого камня. В дальнем конце – несколько окон с видом на лагуну. В столбах яркого дневного света, врывавшегося в зал, танцевали пылинки.
За столиком у входа в зал сидела молодая белокурая женщина. Они подошли, и Клер прочитала табличку с именем: “Франческа Лупони”.
– Простите, вы библиотекарь?
– Да. – Франческа приветливо улыбнулась. – Чем могу помочь?
Она была очень стройная, стильная и хорошенькая, эта библиотекарша. “Совсем не похожа на наших гарвардских библиотечных крыс, – подумала Клер, – в мешковатых свитерах каких-то неопределенных, скучных и темных расцветок. А на ногах вечно эти небрежно зашнурованные кроссовки и непременно толстые шерстяные носки”. Клер протянула свое университетское удостоверение и список требуемых документов и книг. Франческа нацепила очки в темной оправе и долго рассматривала бумаги. В очках она выглядела еще более стильно. Может, потому, что она итальянка? В старших классах Клер носила примерно такие же очки, потом перешла на контактные линзы, в которых выглядела еще более неуверенно, чем всегда. Наверное, некоторые женщины просто рождаются стильными, подумала она. Такими, как, к примеру, эта самоуверенная библиотекарша или Мередит. А другим женщинам этого просто не дано, сердито решила она, пытаясь разгладить складки на юбке из каталога “Л. Л. Бин”.
– Да, мисс Донован, помню ваше письмо. Вы занимаетесь историей Испанского заговора, верно? – И голос у нее был какой-то необыкновенный, обаятельный. – Я уже отложила для вас несколько материалов, – добавила она и обернулась к рядам полок, на которых хранились документы в папках и книги. Каждая стопка была помечена ярлычком.
Франческа протянула ей тоненький томик в обложке из ткани с каким-то рисунком в стиле ар-нуво на корешке и с выведенным золочеными буквами названием: “Дневник Этторе Батиста Фаццини, том IV, 1615-1618”. “Странно, я ведь не заказывала эту книгу”, – подумала Клер. И подняла глаза на библиотекаршу, которая, казалось, предвидела этот вопрос.
– Фаццини писал хроники начала семнадцатого века, – пояснила Франческа. – Ну, как Мариино Санудо в шестнадцатом, хотя он не столь широко известен и не так часто публиковался. Изданы отрывки из его дневников, всего в шести томах. Первая публикация состоялась в Венеции в тысяча семьсот восемьдесят пятом. Уже позже, в тысяча восемьсот девяносто первом, в Лондоне вышло издание на английском языке.
– Впервые о нем слышу.
– Фаццини у историков не котируется. Все его воспоминания такие живые и красочные, но особо достоверными не считаются. Но мне кажется, раз или два он все же упоминал об Алессандре Россетти, вот я и подумала, вам будет интересно прочесть. Вы ведь занимаетесь именно Алессандрой Россетти, я не ошибаюсь?
– Да.
– Все остальные ваши заказы поступят позже, сегодня к вечеру или завтра прямо с утра. Просто спросите у дежурной за столиком, они будут лежать на полке.
– Простите, – вдруг встряла Гвен. – У вас платье от Миссони, да?
– Гвен! – с упреком одернула ее Клер.
– Ничего страшного, – заметила Франческа и слегка подалась вперед. – Открою вам один маленький секрет. Это не совсем Миссони, просто очень хорошая его копия. – Она пожала плечами и улыбнулась. – На зарплату библиотекарши особо не разгуляешься.
– Bay! А выглядит… ну, прямо как настоящее!
– Есть один магазинчик на мерчерии Сан-Джулиан, там продается много таких вещичек. Всем иностранцам мы, конечно, этого не рассказываем, а то вмиг все расхватают. Вам я сказала лишь потому, что вы разбираетесь в моде, сразу видно.
Гвен и Франческа пустились обсуждать достоинства различных домов моды, Клер же нашла поблизости свободный столик и с нетерпением открыла дневник Фаццини. Именно это она и надеялась отыскать в Венеции: какую-нибудь давно забытую всеми книгу, документ или рукопись, которую по каким-либо причинам проглядели другие историки. Она листала пожелтевшие страницы, пробегала пальцем по строчкам текста, искала имя Алессандра. Книга закончилась на сто восемьдесят восьмой странице, и она его не нашла. Клер начала сначала, листала на этот раз медленнее, просматривала внимательнее и даже прочитала несколько анекдотов из венецианской жизни семнадцатого века, которые Фаццини пересказал с присущим ему блеском и остроумием.
“Дорогие друзья мои, считаю своим долгом пересказать вам одну весьма занимательную сплетню. Почтенный Константин Васари взял себе в жены куртизанку Беатриче делле Кросетт! Хотя она, несомненно, обладает совершенно ангельским голосом и поет, к тому же Господь одарил ее редкостной красотой, однако поведением отличается совершенно бесстыдным, продолжает торговать своим телом налево и направо. Недавно помимо Васари у нее появился еще один любовник, но муж, похоже, не возражает. Вот уж поистине любовь не знает границ!…”
“Блистательный аббат де Помпоне стал источником скандального выяснения отношений между аббатисой из Санта-Сиара и сестрой Евгенией, монахиней, состоящей в ее подчинении. Две эти женщины сражались за своего любовника, не постеснялись устроить дуэль на кинжалах ночью, прямо в монастырском дворе. Никого не потряс тот факт, что на дуэли сражаются женщины. Но устраивать схватки на освященной земле! Это же стыд и позор!… ”
“У Ла Селестии имеется обезьянка, ведет себя очень свободно, бегает по крышам, иногда залазит в открытые окна других палаццо. Как-то раз она украла бриллиантовое кольцо у синьоры Графиа Корса, что проживала в соседнем доме и постоянно носила это кольцо на пальце. Лоренцо Джамбатти увидел обезьянку с кольцом и набросился на куртизанку: "Вам известно, что ваша мартышка стибрила кольцо у синьоры Корса?" – спросил он. "О чем вы говорите? Нет, конечно!" – ответствовала Ла Селестия. "Но разве вы не видели, что она его носит?" – "Конечно, видела, – ответила куртизанка. – Но я всегда думала, это ее кольцо!"”
Клер подняла голову, когда к ней подошла Гвен и уселась рядом.
– Вы еще долго собираетесь здесь торчать?
– Не очень.
Клер потратила еще полчаса на Фаццини, затем бегло просмотрела другие книги, что подготовила для нее Франческа. “Дневник” оказался не слишком многообещающим, просто его было любопытно и весело читать, этим он кардинально отличался от других текстов, с которыми ей до сих пор приходилось иметь дело. Удивительно, но история Венеции почти всегда описывалась крайне сухо, являла собой скучнейшее перечисление дожей и войн. Видимо, в республике царило отрицательное отношение к такому явлению, как “культ личности”, интимных деталей в описаниях венецианских полководцев, нобилей и граждан в хрониках почти не встречалось. И создать представление о жизни тех, кто был замешан в Испанском заговоре, было крайне сложно, на это требовалась просто уйма времени. Все же Фаццини был стоящей находкой. Хотя неточен и ненадежен, но все же дает представление о нравах и интересах того времени. И Клер вновь взялась за дневник.
“Ла Селестия выпускает в свет новую cortigiana onesta, причем обставляет эту церемонию самым театральным образом, на банкете для избранных, в своем роскошном дворце Ка-Арагона. Эта традиция появилась сравнительно недавно среди тех женщин, которые стремятся возвыситься, превратиться из "презренной шлюхи" в нечто. На этом торжественном и пышном мероприятии и состоялся дебют протеже Ла Селестии, молодой куртизанки по имени Ла Сирена. И подана она была в виде роскошного десерта, прикрытая лишь золотой пылью и ничем больше, плюс еще несколько нитей жемчуга и золотой фиговый листок, притороченный к известному месту. Эти куртизанки развлекаются самым бесстыдным образом, ходят практически голые, обряженные лишь в драгоценности и яркие перья…”
Так, снова это имя – Ла Селестия. Чтобы куртизанку назвали в честь небес? Несколько необычное для венецианской куртизанки имя. Подобная традиция была скорее распространена в Риме, где за сто лет до описываемых событий блистали такие звезды, как Империя и Ла Дольче. Венецианские куртизанки обычно обходились данными им от рождения именами: Бьянка Саратон, Елена Бальби, сестры Баллерини.
– Я прошу прощения. – К их столику подошла Франческа. – Только что сверилась с записями, и оказалось, что дала вам не ту книгу. Упоминание о Россетти находится у Фаццини в томе пятом, а не четвертом. Но можете пока оставить себе и этот.
– Нет-нет, спасибо. Чтиво очень занимательное, но для моих изысканий непригодное.
Франческа взяла у нее том под номером четыре и протянула пятый.
– На странице двадцать четвертой.
Пятый том дневников Фаццини охватывал период с 1619 по 1623 год – то есть время после заговора. Интересно, что этот собиратель сплетен узнал об Алессандре? Она нашла указанную Франческой страницу и принялась читать.
“После того как письмо Алессандры Россетти было передано в Большой совет, присутствие солдат-наемников в Венеции значительно сократилось, что имело одновременно хорошие и плохие последствия. Стало легче найти свободный столик в таверне, но многие горожане тосковали по ночным схваткам и перестрелкам, которые вносили в их жизнь такое разнообразие…”
Клер вздохнула. Ну какое это имеет отношение к ее героине? Она ощутила разочарование. Возможно, подумала она, закрывая “Дневник” Фаццини, не нужно было питать больших надежд на поиски в библиотеке.
