ГЛАВА 18

Получасом позже после двух чашек кофе в головах у нас все стало таким же запутанным, как наши метафоры. Мы вытащили на свет каждый известный факт, проветрили его, встряхнули и уложили на место. И хотя кое-что прояснилось, центр тайны остался во мраке.

– Мотив, – сказал Ричард в двадцатый раз. – Убит Тони, сделаны две попытки убить меня – и никакого мотива.

– Для убийства нужен довольно серьезный мотив, – сказала я решительно. – Он есть; если бы мы только знали, где его искать. Наиболее частые мотивы – выгода, страсть и страх. Это убийство явно не из-за денег и не из-за любви. Тогда остается третий мотив, самый сильный.

– Страх? Но кто так боится меня, что готов убить?

– Очевидно, кто-то есть, потому что они пытались. Это логично, Ричард?

Он улыбнулся, хотя улыбка вышла немного натянутая.

– Хорошо. Начнем отсюда. Не собираетесь же вы сказать, что Лоран боится меня настолько, чтобы хотеть убить?

– Нет. Думаю, что она работает на кого-то другого.

– На нашего старого друга Икс – человека в автомобиле. Так?

– Икс пытался убить вас, – сказала я, – не из-за наживы, не из-за ревности, но потому, что вы можете ему чем-то повредить. Вы представляете угрозу для него, для его свободы, или планов, или жизни.

Огонек удовольствия в глазах Ричарда был искренним.

– Итак, мы прибыли к еще одному почтенному старому другу; есть нечто мне известное, но я не знаю, что именно.

– Что ж, такое бывает, – сказала я упрямо. – Не пытайтесь запутать меня. И еще кое-что пришло мне в голову в связи с вашей погоней за Лоран и Дэвидом.

Он бросил на меня быстрый взгляд:

– Да?

– Она была слишком легкой, Ричард. Если бы они в самом деле хотели спрятаться…

Он слегка кивнул:

– Меня это тоже удивляло. Слишком уж все хорошо шло. Она сообщила мне, что собирается во Францию, послала четко проштемпелеванное письмо. На самом деле она оставила след до определенного места.

– Видите, что все это значит? – спросила я. – Она или Икс хотели вашего приезда сюда. Вы говорили, она пыталась убедить вас после свадьбы перебраться на юг Франции. И сейчас она все еще хочет этого, поэтому забрала Дэвида. Вы никогда бы не последовали за самой Лоран, ведь так? Если бы она попросила о встрече, вы переадресовали бы ее к адвокату.

– Разумеется, – заметил он мрачно.

– Поэтому она превратила Дэвида в приманку, и аккуратно направила вас на юг Франции.

– К Иксу, я полагаю? Вы подразумеваете что, не сумев убить меня э Англии, он готовится к еще одной попытке здесь? Расставляет ловушку?

– Допустив, что вас заманили сюда преднамеренно, – сказала я с беспокойством, – а похоже, что это так, не вижу, для чего бы еще им надо было так стараться.

– Хорошо, допустим. Они привели меня на юг Франции, но потеряли у Пон-Сен-Эспри, то ли случайно, то ли умышленно.

– А как вы полагаете?

Он медленно сказал:

– Думаю, это произошло случайно. Я отправился в Ним по южному следу. Дело в том, что в Ниме видели другую пару, по описанию очень похожую на Лоран и Дэвида, и я ошибся. Я ринулся за ними прежде, чем улики, подброшенные Лоран, попались мне на глаза. – Он коротко засмеялся. – Таким образом, они выжидали в Авиньоне, пока я блуждал, сбившись со следа!

– Неудивительно, что у нее начали сдавать нервы, – заметила я. – Она в самом деле была напугана тем вечером на Роше-де-Дом.

– Поэтому они с радостью позволили вам взять с собой Дэвида на экскурсию, – сказал Ричард. – Я рыскал по окрестностям, разыскивая его, и весьма вероятно, что мы встретились бы или я снова напал бы на след.

Я возразила:

– Что помешало бы вам поговорить с Дэвидом, объясниться и просто увезти его?

– Икс, – сказал Ричард просто. Вздрогнув, я взглянула на него.

– Лоран, потерявшей самообладание, лучше было остаться в Авиньоне, в стороне. Но будьте уверены, куда бы ни ехал Дэвид, везде за ним следовал Икс.

Я глубоко вздохнула.

– На тарасконском автобусе, – сказала я. Ричард снова кивнул, и глаза его заблестели.

– Мне кажется, что мы к чему-то приближаемся. Если мы правы в своих рассуждениях, то какое горькое разочарование постигло мистера Икса, когда вы умыкнули Дэвида у меня из-под носа, милая Чарити, а потом случайно увели меня прочь от Икса и всех его дел! Похоже, я обязан вам многим.

– Но что он мог сделать в Ниме? – запротестовала я. Ричард пожал плечами. Голос его прозвучал почти безразлично:

– Бог знает. Это дикая безлюдная местность. Что угодно могло случиться. Тело осталось бы лежать в кустах, и коршуны…

– Не надо!

– Ладно. Это весьма подходящее место для тихого убийства, несомненно, именно поэтому меня сюда и заманили. – Он грустно улыбнулся. – Хотел бы я знать, где первоначально была расставлена ловушка? В Авиньоне? Не похоже.

– Лоран говорила, что через день-другой они собирались на юг, – сказала я быстро. – В Ниццу и Монте-Карло.

– В самом деле? Если это правда… Там есть милая пустынная местность с великолепными опасными скалами.

– И милым опасным городом, – вставила я. Он поднял бровь.

– Марсель? Почему бы и нет? Икса дважды постигла неудача в законопослушном Суррее, поэтому он…

– Заполучил вас на свою собственную территорию, – закончила я.

– Вы ухватились за эту мысль? – спросил Ричард с удовольствием. – Итак, мистер Икс живет сейчас в Марселе?

– Он может называть себя Марсденом, – сказала я упрямо, – и читать Т. С. Элиота, держа книгу вверх ногами, как я случайно заметила, но я бы поспорила, что он француз и первый муж Лоран по имени Жан Как-его-там и имеет веские причины желать вашего присутствия в этой части страны!

Веселье в его глазах стало заметнее.

– Значит, все загадки решены? Если бы только я смог вспомнить, что именно мне известно!

– Ну, пожалуйста, постарайтесь, Ричард! – сказала я безнадежно. – Нет, не смейтесь надо мной. Это серьезно! Подумайте!

– Мое дорогое дитя, я согласен. Но о чем? Я помедлила:

– Об убийстве Тони. Убийство – единственная достаточно серьезная причина, заставляющая Икса прилагать такие усилия. Я имею в виду – может, вы знаете что-нибудь, за что его могут повесить?

Но Ричард покачал головой.

– Эта лошадка не побежит, дорогая. Тут ничего нет, я уверен. Полиция углубилась во все, а я – видит Бог, у меня хватило времени прокрутить в памяти каждое зерно, каждую частицу, каждый атом фактов. Уверяю вас, в тюрьме времени для раздумий много.

– Да, наверное. Извините, что напомнила вам.

– Не беспокойтесь; это не имеет такого значения, как полчаса назад. – Он коротко улыбнулся мне. – Но мы забыли об одном. Тони был убит тоже без явных мотивов. Что, если Икс добирается не до меня, а до нас обоих, Тони и меня, из-за чего-то, увиденного или сделанного нами вместе?

– Торговля антиквариатом? – спросила я с сомнением. Он снова пожал плечами и полез за портсигаром.

– Наверное, так оно и есть. Это единственная связь между нами, за исключением войны.

– Вы долго летали вместе?

– Не очень. Меня сбили в самом начале третьего рейда. Тони летал со мной со второго.

– Полеты и ваша встреча после войны – это все?

– Абсолютно.

– Никаких сомнительных делишек в Париже?

– Никаких.

– Вы не видели страшного убийства на Монмартре?

– Нет.

– Но вы должны были что-то видеть, – настаивала я. – Подумайте еще раз. Вы с Тони должны быть свидетелями по крайней мере убийства.

Он покачал головой:

– Нет.

– Никакого, даже самого маленького?

– Ни даже…– Он зажигал спичку и вдруг застыл, голос его изменился. – Как странно!

– Что?

Мой голос, наверное, звучал взволнованно, потому что он быстро потряс головой и чиркнул спичкой.

– Пустяки, это не имеет отношения к делу. Просто мы с Тони однажды видели убийство. – Он поднес горящую спичку к моей сигарете и улыбнулся, глядя на мое лицо. – Нет, в самом деле, это не связано с настоящим. Это случилось во время войны и было частью общего кошмара.

– Вы имеете в виду бомбардировки?

– Господи, нет! Я был недостаточно молод, чтобы считать это убийством; бомбардировки были просто работой. Нет, это было хладнокровное убийство, особо зверское.

– Расскажите мне о нем. Оно может в конце концов иметь какое-то отношение…

– Вряд ли. И это неприятная история.

– Ничего, все равно расскажите.

– Хорошо. Это случилось после того, как нас сбили. Тони и меня отправили во Франкфурт для допроса – мы были единственными уцелевшими летчиками. Главная железнодорожная линия была повреждена бомбардировкой, поэтому наш вагон подцепили к маленькому товарному составу и отправили кружным путем, вверх по долине Лана. Мы остановились пропустить экспресс. Был мокрый серый зимний полдень, всюду лежал снег, и над ним нависало небо, похожее на грязную пену. Господи, какой стоял холод…

Он пристально смотрел на сигарету, зажатую в пальцах, и рассказывал скорее себе, чем мне. Похоже, он в самом деле совсем забыл обо мне и находился там, на заброшенной боковой ветке возле Лана.

– …Рядом стоял еще один состав, множество товарных вагонов с какими-то надписями мелом на стенках. Мы ни о чем не догадывались, пока не заметили группу охранников-эсэсовцев, и тогда поняли происходящее: состав с евреями увозили на восток, на бойню.

Он затянулся сигаретой и выпустил дым почти свирепо.

– Долгое время ничего не происходило. Но вот мы услышали свисток приближающегося экспресса, а затем раздались вопль, выстрел, крики, и охранники-эсэсовцы ринулись в разные стороны. Все, кроме офицера; тот даже не повернул головы. Я услышал еще два выстрела и крик человека. Потом крик оборвался, словно человек откусил себе язык, и охранники выволокли его из-под вагона другого состава. Думаю, бедняга пытался бежать. Это был маленький худенький человечек, оборванный, истекающий кровью и ужасно испуганный. Он плакал, когда его подтащили к офицеру и ударили по лицу, чтобы заставить замолчать. – Ричард изменил позу на стуле. – Все это произошло быстро, гораздо быстрее, чем я описываю. Мы, едва понимающие, что происходит, прилипли вместе с охраной к окну вагона. А снаружи все кончилось очень быстро. Не доносилось ни звука, кроме грохота приближающегося экспресса и криков человечка. А офицер даже не потрудился обернуться.

– Что же случилось? – Я чувствовала подступающую дурноту, но должна была узнать все до конца.

– Один из охранников заговорил, офицер обернулся, посмотрел на человечка и улыбнулся. Довольно приятной улыбкой. Затем он лениво шевельнул рукой и что-то сказал. Мы не слышали что именно, так как экспресс приближался, грохоча на стыках, но маленький еврей снова закричал и начал вырываться.

– О Боже! – прошептала я.

– Они бросили его на рельсы, – сказал Ричард. – Казалось, он лежал там целую вечность, как черная сломанная кукла-уродец на снегу, затем проклятый экспресс ворвался на станцию, как визжащая гильотина… Наш вагон был, конечно, заперт, но мы начали колотить в дверь, кричать и ругаться. Наш охранник попытался остановить нас, так как знал этого офицера и боялся его.

– Офицер видел вас?

– Да. После того как экспресс прошел, он услышал поднятый нами шум и повернулся в нашу сторону. Нас поставили перед ним и, думаю, расстреляли бы на месте, если бы не везли на допрос к генералу ван Линдту, который был более важной персоной, чем обер-фюрер Крамер.

– Так звали офицера?

– Да, Макс Крамер. Огромный здоровый блондин, красивое животное со стеклянистыми глазами. Он стоял, уставившись на нас с Тони, и это были самые ужасные минуты в моей жизни. Он хотел пристрелить нас. Боже, как он этого хотел! Его рот стал влажным, и рука на кобуре задрожала. – Ричард тряхнул головой, словно отгоняя воспоминания. – Я вижу это как наяву – пистолет, направленный на нас как маленький злобный глаз, и огромную руку, сомкнувшуюся вокруг рукоятки. Уродливый шрам пересекал указательный палец, и ноготь был искривлен и деформирован. Я помню, как этот шрам побелел и как рука и пистолет затрепетали от какого-то вожделения…

Я перебила:

– Но он отпустил вас.

– О да! Мы уехали. Я никогда больше не видел его. Наш поезд ушел, и мы закончили достаточно традиционно – в Офлаге-14. Но, Чарити…

– Что?

Тень пробежала по его лицу. Я хотела попросить его все забыть, перестать говорить об этом, но поняла: время для этого еще не пришло.

– Было что-то еще? – спросила я.

– Маленький еврей. Я узнал его. Я посмотрела на него с ужасом:

– Вы хотите сказать, что были с ним знакомы?

– Нет, не совсем. Я однажды встретил его в художественной галерее на Бонд-стрит. Он был художником, и хорошим художником. Его звали Эммануэль Берштейн.

– Понятно. Да, это делает воспоминания еще более тяжелыми.

Губы Ричарда скривились, он резко раздавил сигарету в пепельнице.

– Одна из лучших его вещей, – сказал он, – называлась «Пейзаж под снегом».