Июль 1793
VIII
Глава первая
Магги была уверена, что уже слышала этого музыканта с его колесной лирой. Он и правда, страшно фальшивя, наигрывал ту же песню, что уже вымучивал раньше в Геркулес-холле вплоть до тех же самых неверных нот. Но тем не менее она, сидя у стены в поле Астлея, подпевала себе под нос: «Чтоб вставлялась туда пипирка». На коленях у нее лежал десяток законченных дорсетских плетенок, и она подумывала начать пирамидки. Но прежде чем приступить к следующей пуговице, зевнула и потянулась: она всю ночь помогала матери со стиркой.
Хотя Магги в конечном счете решила променять горчицу и уксус на стирку и изготовление пуговиц, она вовсе не была уверена, что будет заниматься этим всю жизнь. В отличие от Бет она никак не могла научиться спать днем, потому что все время просыпалась, боясь пропустить что-нибудь важное — пожар, мятеж или гостя, который придет и уйдет, пока она спит. Магги предпочитала оставаться в некоей полудреме.
Музыкант сменил мелодию — принялся наигрывать «Бонни Кейт и Пит», и Магги не удержалась — стала ему подпевать:
Свою подружку, Бонни Кейт,
Повел под вечерок к реке
Хороший парень Пит.
А на реке он ей — того —
Раздвинул ноги широко
И вставил Бонни петушка
До самого до корешка,
Хороший, парень Пит.
И девять месяцев потом
Она ходила с животом,
Хороший парень Пит.
А на десятом — ну, дела! —
Мальчонку Бонни родила.
Мальчонка тот, всего с вершок,
Но наречен был Петушок,
Хороший парень Пит.
Когда музыкант, сидевший на ступеньках Геркулес-холла, закончил, Магги неторопливо подошла к нему.
— Эй ты, дерзкая девчонка! — воскликнул он, увидев ее. — Когда ты перестанешь тут шляться?
— А ты когда перестанешь уродовать песни? — в тон ему ответила Магги. — И разве тебе никто не говорил, чтобы ты больше их не играл? Будешь петь «Бонни Кейт и Пит», и ассоциация тебя упечет.
Человек нахмурился.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Ты где был-то? Петь похабные песни запрещено. Нужно петь только те, что они для тебя пишут — про короля и всякое такое. Ты что — не знаешь?
Магги встала во весь рост и в голос запела на мелодию «Боже, храни короля»:
Великому Георгу
Поет хвалу народ.
Британию король ее
Ведет всегда вперед.
Храни, Господь, Британию
От всяких бед,
А нам сподобься вовремя
Давать обед.
— Или вот это?
Она начала распевать на мотив «Правь Британия»:
Когда Георги короной увенчаны были,
Их подданные от счастья завыли…
Она оборвала песню и рассмеялась, видя выражение, застывшее на лице музыканта.
— Что, глупо, да? Но ты-то с какой стати тут играешь? Тебе что — не известно, что мистера Астлея здесь нет? Он сражается во Франции. Вернулся этой зимой из Ливерпуля, когда казнили французского короля и Англия объявила войну Франции, и предложил свои услуги армии.
— Что проку плясать перед французами на лошади?
— Нет-нет, я говорю о старом Астлее, а не о его сыне. Джон Астлей по-прежнему здесь, руководит цирком. И уж можешь мне поверить, он не берет музыкантов с улицы, как это делал его отец. Так что можешь отдыхать.
На лице музыканта появилось расстроенное выражение.
— И что же это он там делает? Он такой жирный — куда ему скакать или сражаться?!
Магги пожала плечами.
— Так сам захотел. Сказал, что он — старый кавалерист, что это его долг. И потом, он присылает отчеты с полей сражений, а Джон Астлей делает по ним постановки. Никто их особо не понимает, но смотреть интересно.
Музыкант снял с шеи шнурок своей колесной лиры.
— Постой. Сыграй мне что-нибудь, прежде чем уйти, — попросила Магги.
Человек помедлил.
— Вообще-то ты маленькая хулиганка, но уж коли ты предупредила меня и я не буду валандаться тут без толку весь день, то уж ладно, сыграю одну для тебя. Заказывай.
— «Том Боулинг», — попросила Магги, хотя и знала, что эта песня напомнит ей о Мейси Келлавей, которая распевала у складов на берегу, когда она, Магги, еще и Джема толком не знала.
Музыкант принялся наигрывать, а у Магги комок подступил к горлу. Она проглотила его и принялась подпевать, хотя и без слов. От воспоминания о поющей Мейси в груди у нее защемило, хотя это чувство никогда до конца и не исчезало с того дня, когда несколько месяцев назад исчез Джем.
До этого Магги никогда ни по кому не тосковала. Некоторое время она потакала этому чувству, вела воображаемые разговоры с Джемом, приходила в те места, где они бывали вдвоем, — в нишу на Вестминстерском мосту, на Сохо-сквер, даже к кирпичной печи, где она видела его в последний раз. На работе Магги познакомилась с девушкой из Дорсетшира и разговаривала с ней, только чтобы услышать ее произношение. Если подворачивалась малейшая возможность, она упоминала Джема и Келлавеев при матери и отце для того лишь, чтобы произнести их имена. Ничто из этого не могло вернуть его, а только вызывало в памяти лицо, перекошенное от ужаса, там, в поле, у печи в ту ночь.
С середины второго куплета приятным чистым голосом ей начала подпевать какая-то женщина. Магги наклонила голову и прислушалась — голос, казалось, доносился из сада мистера Блейка или мисс Пелхам. Магги жестом поблагодарила музыканта и пошла назад к стене. Она сильно сомневалась, что это мисс Пелхам. И Магги не слышала, чтобы когда-нибудь пела миссис Блейк. Может, это пела горничная мисс Пелхам, хотя эта девица была так запугана, что Магги не слышала, чтобы та говорила, а не то что пела.
Когда она подкатила астлеевскую тачку к стене, звук лиры и голос смолкли. Но Магги все равно взобралась на тачку и, высунув голову над стеной, оглядела оба сада.
У мисс Пелхам было пусто, но в огороде Блейков над грядкой около дома присела женщина. На ней было светлое платье, передник и чепец, широкие ноля которого защищали от солнца. Поначалу Магги показалось, что это миссис Блейк, но, приглядевшись, она увидела, что ростом эта женщина ниже и двигается не так проворно. Магги слышала, что Блейки взяли служанку, но еще не видела ее, потому что покупки делала сама миссис Блейк. Магги несколько месяцев не была в доме № 13 Геркулес-комплекса: когда Джем исчез, ей было неловко одной стучать в эту дверь, хотя мистер Блейк, если они встречались на улице, всегда с ней здоровался и спрашивал, как она поживает.
Наблюдая за работой служанки, она услышала цоканье копыт — лошадь направлялась по дорожке к конюшням Геркулес-холла. Служанка замерла, повернула голову и прислушалась, и тут Магги испытала первое из потрясений. Это была Мейси Келлавей.
— Мейси! — крикнула она.
Мейси рывком повернула голову, а Магги перевалилась через стену и поспешила к ней. Несколько секунд ей казалось, что Мейси сейчас вскочит и бросится в дом. Однако она явно передумала и осталась сидеть на корточках над грядкой.
— Мейси, что ты здесь делаешь? — крикнула Магги. — Я думала, ты в Дорсетшире! Разве ты не… постой-ка минуту.
Она задумалась, потом воскликнула:
— Так ты и есть служанка Блейков! Ты так и не возвращалась в свой Пидл-бидл-шмидл, да? Ты все это время была здесь?
— Да, была, — пробормотала Мейси.
Опустив глаза, она вытащила корешок сорняка из грядки, усаженной морковью.
— Но… но почему ты ничего не сказала мне?
Магги готова была встряхнуть ее хорошенько.
— Почему ты прячешься? И почему вы убежали, даже не попрощавшись? Я знаю, что эта старая ведьма Пелхам выгнала вас, но попрощаться-то вы могли. Ведь мы же были друзья. Ты могла меня найти и сказать.
В какой-то момент этой тирады адресатом ее перестала быть Мейси — она обращалась к Джему и к слезам, которые готовы были хлынуть из ее глаз.
У Мейси глаза тоже были на мокром месте.
— Ах, Магги, прости меня!
Она зарыдала, с трудом поднимаясь на ноги и обнимая подружку. И в этот момент Магги испытала второе потрясение, потому что в живот ей уперлось то, чего не было видно, пока Мейси сидела на корточках: ребеночек, которого вынашивала Мейси.
Когда Магги почувствовала этот бугор между ними, слезы у нее тут же высохли. Продолжая обнимать Мейси, она чуть откинула назад голову и посмотрела на торчащий живот подружки. Это был один из тех редких моментов в ее жизни, когда она не могла найти слов.
— Понимаешь, когда мама с папой решили вернуться в Пидлтрентхайд, — начала Мейси, — было так холодно, что они боялись за меня — боялись, что я не вынесу такую долгую дорогу. И тогда мистер и миссис Блейк сказали, что возьмут меня к себе. Поначалу мы жили у их друзей в Камберленде, потому что боялись тех ужасных людей, которые приходили к их дверям. Эти камберлендцы живут далеко за городом — в Эгаме, так он называется. У меня даже после такой короткой дороги простыла грудь, и нам пришлось целый месяц оставаться там. Они всегда были так добры ко мне. Потом мы вернулись назад, и я все это время прожила здесь.
— И ты никогда не выходишь? Я тебя ни разу не видела.
Мейси покачала головой.
— Я не хотела… по крайней мере, поначалу. На улице было так холодно, а я еще не оправилась от болезни. И потом, я не хотела, чтобы миссис Пелхам и другие сплетничали, в особенности после того, как у меня стало расти пузо. Я не хотела, чтобы она чувствовала себя победительницей.
Она положила руку себе на живот.
— И еще эти из ассоциации грозились прийти за папой. Поэтому я решила, что лучше вести себя тихо, хотя прятаться от тебя я ничуть не хотела. Правда! Как-то раз, когда мы вернулись из Эгама, ты пришла к мистеру Блейку и спросила его о Джеме. Помнишь? Ты хотела узнать, куда он отправился. Я была наверху и слышала, как ты с ним разговариваешь, и мне так хотелось побежать вниз и увидеть тебя. Но потом я решила, что будет лучше… безопаснее, если даже ты не будешь знать про меня.
— Но чем ты тут занимаешься?
Магги посмотрела через заднее окно в кабинет мистера Блейка, и ей показалось, что она видит его голову, склоненную над столом.
Мейси просветлела.
— Ой, всем понемногу. Знаешь, они со мной такие добрые. Я помогаю им готовить и стирать, а теперь еще и по огороду, когда потеплело. И знаешь, — она понизила голос, — я думаю, я им тоже не без пользы, потому что теперь миссис Блейк может больше помогать мистеру Блейку. Он стал сам не свой после той ночи, когда за ним приходили и были все эти беспорядки. Соседи его чураются и так странно на него поглядывают. А он из-за этого нервничает и не может работать, как прежде. Вот миссис Блейк и приходится его успокаивать, а без меня она не смогла бы это делать — была бы занята по хозяйству. А еще я и мистеру Блейку помогаю. Ты знаешь, там у него печатный станок в гостиной? Я ему и миссис Блейк с этим станком помогала. Мы книжки делали. Книжки! Я и представить себе не могла, что когда-нибудь притронусь к книжке, ну разве что к молитвеннику в церкви. А уж чтобы самой делать книжки… И миссис Блейк научила меня читать, я хочу сказать, научила по-настоящему, не молитвы и всякое такое, а настоящие книги! Иногда вечерами мы читаем из книги под названием «Потерянный рай». Это история сатаны, Адама и Евы — дух захватывает! Правда, я не всегда все понимаю, потому что там говорится о людях и местах, о которых я и слыхом не слыхивала, а еще там всякие необычные слова. Но слушать все равно интересно.
— Утрата грушевого дерева, — прошептала Магги.
— А потом он иногда читает нам собственные стихи. Я так люблю его слушать.
Мейси задумалась, вспоминая, а потом закрыла глаза и начала нараспев:
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи,
Кем задуман огневой
Соразмерный образ твой?
В небесах или глубинах
Тлел огонь очей звериных?
Где таился он века?
Чья нашла его рука?
Что за мастер, полный силы,
Свил твои тугие жилы
И почувствовал меж рук
Сердца первый тяжкий звук?
— Там есть и еще, только я не помню.
Магги пробрала дрожь, хотя день и был теплый.
— Мне нравится, — сказала она, подумав немного. — Но что это значит?
— Я один раз слышала, как мистер Блейк говорил своему гостю, что это о Франции. А другому он говорил, что это о творце и его творениях.
Мейси повторила эту фразу с теми же интонациями, что слышала у мистера Блейка.
При мысли о том, что Мейси проводила вечера в тепле у огня, слушая, как мистер Блейк читает стихи и разговаривает со своими умными гостями, Магги почувствовала укол зависти. Однако это быстро прошло, когда Мейси завела руку за спину, чтобы немного облегчить вес, оттягивающий ее живот, и Магги поняла, что беззаботный период в жизни Мейси скоро закончится. Чувство зависти быстро сменилось чувством вины.
— Я ведь не знала этого, — неуверенно произнесла Магги, — ну, что ты тогда с Джоном Астлеем… ну, ты понимаешь. Я думала, мы успели вернуться вовремя — я и мистер Блейк. Я ведь ушла из конюшни так ненадолго. Вернулась почти сразу же.
Мейси опустила глаза в землю, словно вглядываясь, не остались ли где сорняки.
— Ну, оно все тут же и закончилось.
— А Джем знает? А родители?
Лицо Мейси перекосилось.
— Нет!
Она снова заплакала, рыдания сотрясали ее раздавшееся тело. Магги обняла ее и повела к крылечку летнего домика, где Мейси опустилась на ступеньки и, уткнув голову в колени, разревелась от души — она сдерживалась все эти месяцы, не осмеливаясь дать волю слезам перед Блейками.
Наконец рыдания стихли, Мейси выпрямилась и вытерла передником глаза. Лицо ее заплыло, стало шире и полнее, чем было несколько месяцев назад. На голове был чепец, видимо, принадлежавший миссис Блейк, и Магги вдруг подумала, а что же случилось с ее дурацким дорсетширским чепцом с рюшами.
— И что же мы теперь будем делать с этим ребеночком? — спросила она, саму себя удивив этим «мы».
Мейси не стала плакать, услышав этот вопрос, — слезы уже прорвали сдерживавшую их запруду, и теперь она чувствовала себя опустошенной и усталой.
— Мама и папа пишут мне письма, зовут домой. Они говорят, что за мной приедет Джем.
У Магги при мысли о возвращении Джема перехватило дыхание.
— Но я все откладывала, — продолжила Мейси, — думала, что родить ребеночка лучше здесь. Миссис Блейк сказала, что я могу остаться и рожать у них в доме. Тогда я могла бы отдать его куда-нибудь и вернуться. И никто бы ничего не узнал. Если это будет девочка, я могла бы отнести ее за угол в приют для сирот-девочек и… и…
— А если мальчик?
— Я не… не знаю.
Мейси закручивала и раскручивала уголок своего фартука.
— Найти какое-нибудь место…
Она не смогла закончить предложение, а потому начала новое.
— Оставаться здесь будет трудно, когда он живет в соседнем доме.
Она подняла испуганный взгляд на окна дома Джона Астлея, потом отвернулась и натянула чепец на самый лоб, чтобы никто оттуда не смог ее узнать.
— Иногда я слышу его там, за стенами, и у меня от этого…
Мейси пробрала дрожь.
— А он знает об этом?
Магги кивком показала на живот Мейси.
— Нет! Я не хочу, чтобы он знал!
— Но он мог бы помочь… хотя бы денег тебе дать.
Но еще не закончив фразы, Магги поняла, что даже такой малости Джон Астлей не сделает.
— Жаль, что мистера Астлея нет, он бы сделал для тебя что-нибудь, ведь это все же будет его внук или внучка.
Когда Мейси услышала эти слова, ее опять передернуло.
— Ничего бы он не сделал. Я это знаю. Я слышала, как он говорил с мисс Девайн. Ну, ты ее знаешь — танцовщица на канате. Она была в таком же положении, как и я, и от того же человека. Так мистер Астлей просто выкинул ее из цирка, он с ней ужасно разговаривал. Он бы мне не стал помогать.
Она посмотрела на кирпичную стену, отделяющую Блейков от мисс Пелхам.
— Мисс Девайн была когда-то добра со мной. Интересно, что она сделала?
— Это я тебе могу сказать, — ответила Магги. — Говорили, что она поехала рожать домой в Шотландию.
— Правда? — Мейси немного оживилась, узнав эту новость. — Неужели уехала?
— И ты тоже собираешься это сделать — вернуться домой в Дорсетшир?
— Да. Да, я бы вернулась. Мистер и миссис Блейк были так добры ко мне, и я им благодарна, но я скучаю без мамы и папы, а особенно без Джема. Мне его ужасно не хватает.
— И мне тоже, — сказала Магги.
Эти слова вырвались у нее помимо воли, но она повторила:
— Мне его тоже ужасно не хватает.
И, помолчав немного, добавила:
— Значит, тебе нужно ехать домой. И семья примет тебя, да?
— Надеюсь. Но я не знаю, как мне туда добраться. Денег у меня нет, и потом, я не могу поехать одна, ведь ребеночек уже скоро должен появиться. Я не могу лезть с этим к Блейкам — они сейчас очень заняты, и потом, хотя у них такой большой дом, денег у них нет. То, что делает мистер Блейк… оно плохо расходится, потому что… его непросто понять. Я думаю, даже миссис Блейк не всегда его понимает. Ой, Магги, что нам делать?
Магги не столько слушала, сколько думала. Для нее дела обстояли так, будто ей рассказали историю с ясными началом и серединой, а на нее возложили ответственность за безопасное доведение этой истории до конца.
— Не волнуйся, Мейси, — сказала она. — Я знаю, что делать.