ИСТИНА — ЭТО КРАСОТА

Когда Шелл отложил в сторону гримерную коробочку, мы постарели лет на десять. У него теперь была эспаньолка и густые брови. Моя кожа стала почти совсем белой, на лице появились черные усы и очки с круглыми стеклами. Шелл сказал мне, что федеральные агенты обычно не носят ни усов, ни бороды, но нам придется рискнуть — запудрить мозги коронеру, чтобы он потом не мог вспомнить.

Шелл считал, что самая важная часть любого костюма — это туфли, и у него было их множество, купленных за гроши у Армии спасения: так он добавлял необходимые штрихи к своему очередному ложному воплощению.

— Федеральный агент — это тот же полицейский, только власти у него побольше, — сказал он.

Имея это в виду, Шелл выбрал две пары простых черных туфель, на вид чуть обшарпанных, с сильно стертыми каблуками. Мы оделись в костюмытройки, дополнив наш облик фетровыми шляпами и просторными плащами.

Шелл звался «агент Барлоу» — так было указано в украденном на Пенн-Стейшн документе. Я стал агентом Смитом. Окружной коронер, некто доктор Джеймс Кардифф, жил в милом старом двухэтажном доме у Мидл-Нек-роуд в городке Грейт-Нек. Мы прибыли в его дом точно во время обеда, как и планировал Шелл. Солнце уже зашло, и атмосфера была скорее зимняя, чем осенняя. В большинстве домов квартала горел свет, запах жареного лука висел в воздухе. Когда мы шли по дорожке к крыльцу, Шелл сказал мне:

— Без любезностей. Смотри клиенту в глаза, словно подозреваешь его в чем-то.

Я кивнул.

Мы поднялись по ступенькам, и Шелл принялся настойчиво и громко стучать в дверь. Наконец появилась пухленькая женщина поздних средних лет, с седеющими волосами, внушительным двойным подбородком и в переднике. Увидев нас, она немного испугалась, но тут же собралась и спросила:

— Чем могу вам помочь?

Шелл мельком продемонстрировал документ и значок и тут же сунул их в карман.

— ФБР, — сказал он. — Я — агент Барлоу, это агент Смит. — Я прикоснулся к полям моей шляпы, словно приветствуя женщину, но лицо мое осталось бесстрастным. — Нам нужно поговорить с доктором Кардиффом.

— Прошу вас, входите, — сказала женщина и открыла дверь.

Мы вошли в гостиную. Слева от нас располагалась столовая, где за столом сидели мальчик лет четырнадцати и мужчина — Кардифф, как догадался я. Джентльмен встал, положив салфетку на стол, и направился к нам. Он был коренастого сложения, с редеющими волосами, и шел какой-то нервной пружинящей походкой. Шелл снова представился, продемонстрировав документ, на этот раз медленнее, чтобы Кардифф мог хорошенько его разглядеть.

— Чем могу вам помочь? — сказал он, пожимая руку Шеллу. — Всегда рад служить закону.

Он потянулся было и ко мне за рукопожатием, но напрасно — я одарил его лишь взглядом.

— Тут есть место, где мы бы могли поговорить конфиденциально? — спросил Шелл.

Жена Кардиффа вернулась за обеденный стол, а сам он повел нас через весь дом в маленький кабинет, уставленный книжными шкафами. Когда мы вошли туда, он закрыл дверь и предложил нам сесть. Шелл и Кардифф уселись в кожаные кресла, я остался стоять чуть в стороне, но так, чтобы Кардифф видел, как я наблюдаю за ним.

Нервная энергия — я уже обратил на нее внимание, проследив за походкой коронера, — теперь проявилась в движениях рук: он сцепил их, потом принялся потирать, потом стал сгибать пальцы, а потом начал заново этот бессознательный ритуал.

Шелл одним пальцем сдвинул шляпу на затылок.

— Мы проводим тайное расследование дела Барнса, — заявил он. — Вы знаете, о чем я говорю? Убийство Шарлотты Барнс.

Кардифф кивнул.

— Вы никому не должны говорить о нашем визите, — продолжил Шелл.

— Конечно, джентльмены. Я буду нем как рыба.

— Вы работали в этом деле, верно?

— Неофициально.

— Но вы подписывали свидетельство о смерти?

— Нет. Вернее, я на нем расписался, но вскрытие делал другой человек.

— Кажется, это не очень обычная процедура, — сказал Шелл, поднимая одну кустистую бровь.

— Я — коронер. И в этом качестве я подписываю бумаги. Только и всего.

— И кто же делал вскрытие?

— Ну, обычно если есть сомнения в причине смерти, то тело осматриваю я, поскольку я, кроме всего, еще и лицензированный патологоанатом.

— Но в этом случае вскрытие делали не вы?

— Нет. Сверху распорядились, чтобы за вскрытием наблюдал специальный судебный эксперт.

— И вы знаете, кто это был?

— Ничего про них не знаю. Меня попросили взять выходной, когда проводилось вскрытие. Поначалу я подумал, что это сам Барнс нажимал кнопки — он ведь человек влиятельный. Но мне так кажется, его влияния как раз и не хватило против кого-то еще более влиятельного.

— Сообщается, что девочка умерла от удушения.

— Да, так сказано в заключении. Но, говоря по правде… это сомнительно.

— Сомнительно? Что вы имеете в виду? — спросил я.

Кардифф метнул взгляд на меня. Он теперь явно потел и потому провел рукой по лбу.

— Я осмотрел тело девочки, когда оно поступило, — сказал он. — На горле не было никаких ссадин. Никаких травматических повреждений трахеи. Никаких типичных признаков удушения. Ничто не заставляло вести поиски в этом направлении. Напротив, девочка была бледной, кожа имела желтоватый оттенок, то есть признаки одновременно анемии и желтухи.

— И никаких следов насилия? — спросил Шелл.

— Единственный след, что я видел на ней, — колотая рана на сгибе левой руки. Вот здесь.

Кардифф положил два пальца правой руки на сгиб левой — с противоположной стороны от локтя.

— И каков характер этой раны? — поинтересовался Шелл.

— Нанесена иглой большого диаметра. Я взял кровь на анализ, но потом поступило распоряжение все затормозить. Тогда-то у меня и возникли подозрения, что, возможно, тут заправляет делами вовсе и не Барнс. Но кровь у меня тем не менее была. Я дождался, пока патологоанатом не напишет отчет. Когда я прочел, что, по его мнению, причина смерти — удушение, то не мог в это поверить. Я сообщил своему начальству, что это невозможно, но начальник меня спросил: «Ты держишься за свою работу?» В наше время… вы же понимаете, как у нас делаются дела. Я не мог рисковать своей работой.

— И поэтому вы решили не вмешиваться.

— Не совсем. Всем остальным это, похоже, было безразлично, но я послал кровь в лабораторию под другим именем.

— И что вы узнали?

— Совершенно необычную вещь, — сказал коронер. — Я не могу быть стопроцентно уверен, потому что не исследовал внутренние органы, а теперь уже это невозможно, но мне кажется, что девочке сделали переливание крови. Я думаю, она умерла от плохого переливания крови.

— Плохого? В каком смысле?

— Я знаю, это может показаться безумием, потому что в остальном девочка казалась абсолютно здоровой. Я думаю, кто-то закачал в нее кровь не той группы. Все признаки налицо: свертывание, желтушность от дисфункции печени, бледность от недостатка кислорода — кровь не доносила его до клеток.

— И что случается с человеком в подобных обстоятельствах?

— Высокая температура, боли во всем теле, в разных органах. Не самая приятная смерть. Единственное, что противоречит моей теории, — это отсутствие другой крови в ее кровеносной системе. У нее кровь группы А с положительным резус-фактором. И хотя другая кровь была обнаружена анализом, идентифицировать ее оказалось невозможным. Да, конечно, у меня был только один образец и только один шанс для анализа. Будь у меня еще один шанс, может, я и определил бы, какая это кровь.

— Сталкивались с чем-нибудь таким прежде? — спросил я.

— Я слышал о случаях плохого переливания крови. Но такого никогда не видел.

— Вы очень помогли нам, — сказал Шелл, поднимаясь с кресла. — Благодарим за информацию. Помните, что вы поклялись хранить наш разговор в тайне, кто бы ни спрашивал. Иными словами, мистер Кардифф, вы держитесь за свою работу?

Кардифф энергично кивнул и рассмеялся, словно Шелл сказал что-то смешное. Но ни Шелл, ни я не изобразили даже тени улыбки, и коронер тут же посерьезнел.

Когда мы вернулись в машину и выехали на дорогу, Шелл сказал мне:

— У меня такое ощущение, что Господь в отместку за мою долгую карьеру мошенника решил устроить для меня какое-то космическое надувательство. Теперь у нас есть плохое переливание крови и заговор с целью сокрытия фактов. Никогда еще меня так не заботила Истина.

— Истина — это красота. Так сказал Китс, — сообщил я, сдирая фальшивые усы; очки, плащ и шляпу я уже зашвырнул на заднее сиденье.

— Истину сильно переоценивают. А на самом деле это сплошной геморрой.

Освободившись наконец от усов, я спросил:

— А как насчет Исабель и меня?

Я целый день ждал, что Шелл устроит мне нахлобучку, но напрасно. И по дороге к Кардиффу я ждал, что он коснется этого. Теперь, когда наша миссия завершилась, я был более чем готов ответить на его упреки.

Шелл вздохнул и улыбнулся.

— Диего, — сказал он, — ты хороший мальчик и хороший сын. Мне приходится доверяться твоему суждению на сей счет, но мне кажется, что с Исабель ты слишком уж спешишь. Спать в одной кровати у нас в доме? Ты знаешь, что это нехорошо. Зачем весь этот бурный роман в такой момент? Кто знает, что с ней случится. Может, ей придется вернуться в Мексику. И уж из штата Нью-Йорк точно придется убраться. А тебе ведь нужно еще работать и работать. Я многого жду от тебя.

— Я думал, ты на меня разозлился сильнее.

— Признаюсь, утром я был взбешен. Но в основном я волновался.

— Исабель думает, это все из-за того, что она мексиканка.

Он задумался на секунду, потом сказал:

— Да, но по другим причинам, чем она, наверное, думает. Она, похоже, хорошая девочка. Очень умная, прелестно выглядит. Но я не хочу, чтобы ты попался в эту ловушку. Это слишком опасно.

— В какую ловушку?

— Ловушку своего прошлого.

Мне не хватило мужества сказать Шеллу, что я подумывал о возвращении в Мексику, если это придется сделать Исабель. И без того слишком много свалилось на него. Поэтому я прикусил язык.

— А вообще, — посоветовал он, — будь осторожен с женщинами. Среди них есть такие кидалы, что тебе и не снилось.

— Это как? — спросил я.

Он вытащил из кармана лист бумаги и протянул его мне.

— Что это?

— Список коробок, которые нужно привезти из домика Морган.

Я было заулыбался, но он поднял руку:

— Прошу, избавь меня от этого унижения.