ВОТ ЧТО СЛУЧАЕТСЯ ПО ВЕЧЕРАМ

В десять часов вечера в тот день Антоний прошел по коридору к Инсектарию, постучал в дверь и сказал:

— Босс, мы с малышом едем прогуляться. Мне нужно сигарет купить. Хочешь с нами?

Мы надеялись, что он не выйдет из своей комнаты, — Шеллу достаточно было разок взглянуть на нас, и он сразу бы понял: мы едем не просто прогуляться. К счастью, он только отозвался из-за закрытой двери, на что я и рассчитывал.

— Нет, я лучше останусь — вдруг Барнс попытается связаться с нами.

Я не испытывал никакой радости от того, что мы скрываем наше предприятие от Шелла, но Антоний категорически настаивал на том, что Шелл не должен узнать про шляпу.

— Шелл не очень-то одобряет проколы, — так он преподнес мне свою точку зрения.

— Да он сам прокололся тем вечером.

— Ты, малыш, не понимаешь. Я тебя туда отвезу. Ты возьмешь шляпу у этой девушки, и мы вернемся раньше, чем народ просечет, что к чему.

Я согласился: не нравилось мне видеть силача в таком затруднительном положении.

Антоний знал место на Северном берегу, неподалеку от имения Паркса, где была принадлежащая муниципалитету лестница, — она вела к берегу со скал. Все имения располагали собственными частными спусками, но доступ к ним был обычно перекрыт запертыми калитками. Скалы представляли собой превосходное дополнение к системе безопасности, а поскольку большинство участков на побережье находились в частной собственности, найти проход к берегу было довольно затруднительно, если только вы не были готовы топать по пляжу от одного из восточных городков.

Примерно в пол-одиннадцатого Антоний съехал на обочину дороги, проходившей через лесок. В темноте была видна просека — это и была дорога к проливу.

— Выйдешь на берег — поверни на запад. До имения Паркса отсюда три четверти мили, — сказал он. — И ради бога, не сломай ноги на этой лестнице.

— Ты будешь ждать меня здесь?

— Я доеду до ближайшей забегаловки, выпью пивка, возьму пару пачек и вернусь через сорок минут. Если я все это время буду сидеть здесь и появятся копы, то они пожелают узнать, что я делаю. Так что пошевеливайся. Без опоздания.

— Там темно.

— Ну да, по ночам обычно бывает темно. Не волнуйся, ночь сегодня лунная, и, когда выйдешь из леска, все будет не так уж и страшно.

Я вздохнул, покачал головой и вышел из машины.

— Удачи, — сказал Антоний, когда я хлопнул дверью.

Потом «корд» тронулся с места и через несколько секунд исчез из вида.

Хотя дни в конце сентября стояли еще теплые, тем вечером было прохладно и ветрено, с востока задувал ветерок. К ясно ощутимому запаху морской воды примешивался запах близкой осени. Все регалии Онду я оставил дома, и на мне была обычная уличная одежда — двигаться в ней было проще, к тому же мне не хотелось вызывать насмешек Исабель. Именно она, возникая перед моим мысленным взором, заставляла меня топать по лесу, в котором не было видно ни зги. С ветвей падали желуди, а в кустах возились мелкие звери. Если призраки в самом деле существовали, то более подходящего места для встречи с ними и представить себе было нельзя. Я осторожно двигался вперед, вздрагивая при каждом потрескивании и хлопке.

Антоний был прав: стоило мне приблизиться к краю утеса, как сквозь сосновые и дубовые ветки ко мне пробился лунный свет. Когда я наконец вышел из леска и остановился на верхней ступеньке лестницы, слева от меня, на востоке, засияла молочно-белая полная луна, а в пенистой воде пролива я увидел отраженный свет маяка. Я начал спускаться по шаткой деревянной лестнице, крепко держась за перила, хотя был риск оцарапаться. Лестница оказалась довольно крутой, но ступеньки время от времени прерывались небольшой площадкой, после которой лестница резко меняла направление.

Добравшись наконец до берега, я вздохнул с облегчением, но, посмотрев на шаткую лестницу, понял, что путь назад будет еще труднее. Здесь, рядом с водой, ветер разгулялся не на шутку. Я оглянулся в поисках какого-нибудь ориентира, чтобы не пропустить лестницу на обратном пути. Если луну затянет облаками, тут запросто пройдешь мимо. Шагах в пятидесяти к востоку я увидел ржавеющие останки старого буя — он стоял наклонившись, наполовину занесенный песком. Я сделал себе зарубку на память — если дойду до буя, нужно будет вернуться назад; затем повернулся на запад и пошел.

Широкая прибрежная полоса была усеяна камнями и разбитыми ракушками, отчего под ногами шуршало, словно я шел по гравийной дорожке. Я вернулся мыслями к Исабель, спрашивая себя: зачем она меня пригласила? Ответы могли быть самыми разными — от шантажа до варианта, предложенного Шеллом: я ей просто понравился. Я надеялся на второе, а потому не взял с собой денег, и хотя видел девушку всего один раз, никак не мог ее забыть.

Я прошел где-то с милю, остановился и огляделся. Береговая полоса была здесь пошире, а у основания утеса находились большие скалы и камни. Луна продолжала светить, хотя казалась теперь меньше и быстро поднималась по небу. Облаков стало больше, и они время от времени заволакивали луну, но в ее свете я разглядел подход к лестнице. Я понятия не имел, ведет она к имению Паркса или нет, миновал я нужное место или не дошел до него. После пристального обследования обнаружилось, что калитка перед лестницей не заперта, а открытый замок висит в скобе.

Медленно повернувшись и вглядевшись в темноту, я почувствовал покалывание в шее. В это мгновение я клял себя за то, что позволил Антонию уговорить меня и пошел на эту глупость. Но в конечном счете верх взяли мои трепетные ожидания, и я шепотом проговорил:

— Эй, Исабель?

Не успел я произнести эти слова, как у моих ног упал камушек. Я повернулся, но никого не увидел. Потом где-то совсем близко от меня раздался голос:

— Тсс-сс, сеньор свами. Сюда.

Я с облегчением посмотрел в ту сторону, откуда звучал ее голос, но увидел только нагромождение камней.

— Тсс-с, — повторила Исабель, и я, подняв глаза, увидел ее: она сидела на самом большом из камней, со шляпой на голове.

Я подошел к ней и сказал:

Она показала на камень поменьше, по которому можно было взобраться на соседний, повыше, а оттуда — к ней.

Я стал взбираться по камням и чуть не упал, делая последний большой шаг, что вызвало у нее смех.

— Приятно встретиться здесь с тобой, — сказал я, садясь и скрещивая ноги.

— ¿Has traido los fantasmas? — спросила она.

— Призраки боялись подходить ко мне сегодня— знали, что я иду на свидание с тобой.

Она улыбнулась, сняла шляпу и протянула мне. Ее волосами, теперь не заплетенными в косу, играл ветер, а я не мог на нее наглядеться — все смотрел и смотрел, не в силах протянуть руку и взять шляпу. Тогда руку протянула она и водрузила сомбреро на мою голову.

— Тебе она идет больше, чем этому gigante.

— Антонию? Ты его видела?

— Из окошка наверху. Я все это представление видела.

— У меня к тебе один вопрос. Почему ты нам помогаешь?

— Не нам. Тебе. Мы, индусы, должны помогать друг другу.

— Тебя мой тюрбан ни в чем не убедил? Ни на секунду?

Она помотала головой.

— Когда ты приехала на север? — спросил я.

— В двадцать четвертом. Мне тогда было восемь.

— Какое совпадение. Я тоже в двадцать четвертом. Только мне было девять.

— Мы в Сьюдад-Хуаресе сели на автобус, и он привез нас в Калифорнию. Родители устроились там работать в саду у Паркса. Меня отправили в дом — работать на кухне. Мама умерла от тифа, а папу в конце концов репатриировали. Мне, наверное, повезло. Когда Паркс переехал из Калифорнии сюда, он взял и меня.

Выглянувшая из-за облаков луна осветила ее лицо, и я увидел, что оно печально.

— ¿Y tú? — спросила она.

— У нас был дом в Мехико, и моя семья пережила там худшие времена — артобстрелы, осаду города Сапатой, — все пережила. И когда уже казалось, что жизнь стала налаживаться, мой отец угодил под перестрелку сапатистов и солдат Каррансы. Он шел на рынок.

— И сколько тебе тогда было?

— Четыре. А уже потом, когда в двадцать четвертом открылась граница, моя мать взяла меня и моего старшего брата Эрнандо, и мы бежали из Мексики.

— Вы работали на полях? — спросила Исабель.

— Нет. Моя мать хотела поехать на восток, в Нью-Йорк.

— ¿Por qué aquí?

— Она слышала, что работа на фермах тяжелая, на фабрике работать лучше. Мы сняли маленькую квартиру в Ист-Энде. Отопления там не было, и нам приходилось кипятить воду, которая подавалась по трубам. Мы там и месяца не провели, когда она как-то раз не вернулась вечером с работы. Никто так и не узнал, что с ней случилось. Просто исчезла — и все.

— Ты, наверное, здорово испугался.

— Нас с братом выселили, и мы стали бродягами. Питались из мусорных бачков, выпрашивали остатки еды у задних дверей ресторанов, нищенствовали.

Исабель протянула руку и коснулась моей щеки.

— А красивый мужчина с усами?

— Он нашел меня на улице. Я был без сознания. Я потерял Эрнандо, а одному мне было не выжить. Я вырубился как-то ночью в канаве, а у Шелла была работа в городе. Он взял меня к себе и воспитал.

Я кивнул и отер глаза. Я так давно не позволял себе вспоминать о своем прошлом. Все те немалые усилия, что предпринимались для моего образования, были попыткой стереть это прошлое из моей памяти. А теперь, когда я сидел рядом с Исабель, оно вернулось, реальное, полное жизни, словно моя память была комнатой с порхающими в ней бабочками.