Часть вторая
Взгляд в себя
Глава 7
Лестер Хопкинс сидел в складном садовом кресле под каштаном у себя во дворе. Вдалеке длинная полоса пыли тянулась за машиной, которая ехала по дорожке, ведущей к дому по соседству с молочной фермой.
Инсульт, разбивший Лестера в прошлом году, оставил после себя хромоту и скошенный вниз уголок рта, поэтому у него постоянно был при себе носовой платок, чтобы утирать скапливающуюся там слюну. Ему не хотелось оскорблять эстетические чувства дам. В последнее время он все больше посиживал в кресле, что, впрочем, вполне его устраивало. Теперь времени на раздумья у него было хоть отбавляй. По правде говоря, он всегда ждал, когда наконец наступит эта пора. Когда он был мальчишкой, его дед вел райскую жизнь: сытно завтракал, ходил на охоту, когда душе было угодно, после обеда укладывался вздремнуть, а вечерами играл на банджо. Маленький Лестер отчаянно ему завидовал. Еще бы: деду даже деньги присылали по почте каждый месяц, как часы. И Лестер с детства хотел поскорее вырасти и тоже выйти на пенсию.
Однако на пути к пенсии возникли некоторые препоны. После того как в семнадцатилетнем возрасте Лестер потерял отца, ему пришлось работать не покладая рук, в одиночку управляться с фермой. Господь наградил их с женой всего одним сыном. Зато их сын женился на работящей женщине, и они зажили под одной крышей все вместе, и у него тоже родился сын, и все было замечательно. Но потом жена Лестера заболела раком, а два года спустя погиб в автомобильной аварии сын. Растерянная и убитая горем невестка решила переехать в Таскалусу, к сестре. Но Генри, внук Лестера, которому тогда исполнилось одиннадцать лет, захотел остаться с дедом.
Так что в жизни Лестера были всего две неизменные вещи: его ферма и Генри.
Машина подъехала ближе, и за спиной у Лестера хлопнула сетчатая входная дверь. Он обернулся и увидел Генри: тот вышел из дома поглядеть, кого это к ним занесло. Для дел было слишком поздно: солнце уже почти село.
— Дед, ты чего-то ждешь? — окликнул его Генри.
— Когда придет мой корабль. Но это не он.
Генри подошел к каштану и остановился рядом с дедом. Лестер окинул внука взглядом. Он был симпатичный парнишка, но, подобно всем мужчинам в роду Хопкинсов, появился на свет стариком и теперь дожидался, когда его тело нагонит душу. Вот почему у них в роду все мужчины женились на женщинах постарше. Генри, впрочем, жениться не спешил, и Лестер решил немного подсобить внуку. Он отправлял Генри вести экскурсии по ферме у школьников начальных классов, если учительницы у них оказывались незамужние и подходящего возраста. Да и церковный декораторский комитет состоял главным образом из разведенных женщин, и Лестер позволял им приходить на ферму за сеном осенью и за остролистом зимой, а Генри отряжал им в помощь. Но все тщетно. Крепкий и уверенный в себе, работящий и добродушный, Генри был завидным женихом. Вот только ему самому вполне неплохо жилось и в одиночестве.
Впрочем, так оно и бывает, когда появляешься на свет стариком.
Машина затормозила. Лестер не узнал водителя, зато женщина, которая вышла из машины со стороны пассажирского сиденья, была отлично ему знакома.
Он залился квохчущим смехом. Ему всегда хотелось, чтобы к ним заехала Эванель Франклин. Это было все равно что посреди зимы увидеть дрозда.
— Похоже, Эванель хочет что-то нам дать.
Мужчина, который был за рулем, остался в машине, а Эванель двинулась через двор к ним.
— Лестер, — она остановилась перед ним и подбоченилась, — да ты хорошеешь с каждым разом, как я тебя вижу.
— У меня для тебя хорошая новость. Врачи теперь научились лечить катаракту, — поддразнил он ее.
Эванель улыбнулась.
— Ты просто дьявол.
— Что привело тебя к нам?
— Мне нужно было отдать тебе вот это.
Она пошарила в своей объемистой сумке и вытащила оттуда банку вишни в ликере.
Лестер покосился на Генри; тот силился скрыть улыбку.
— Что ж, давненько я их не едал. Спасибо, Эванель.
— На здоровье.
— Скажи, кто это тебя привез?
— Это Фред, из лавки. Он теперь живет у меня. Такой милый.
— Не хотите остаться на обед? — спросил Генри. — Ивонна нажарила картофельных котлет.
Ивонна вела их хозяйство. Генри нанял ее в прошлом году, после того как Лестера разбил инсульт. Она, разумеется, была замужем. Лестер нанял бы незамужнюю.
— Нет, спасибо. Мне нужно ехать, — отказалась Эванель. — Вы будете на празднике по случаю Четвертого июля?
— Мы придем, — сказал Лестер, и они с Генри проводили пожилую даму взглядом.
— Как-то раз она дала мне моток шерсти, — сказал Генри. — Мне тогда было лет четырнадцать. Мы с классом вышли на экскурсию по городу. Я готов был сквозь землю от стыда провалиться. Пряжу я выбросил, но на следующей же неделе она понадобилась мне, когда я работал над школьным проектом.
— В этом городе мужчины еще в молодости усваивают урок относительно женщин Уэверли. — Лестер потянулся за палкой, которую прислонил к дереву, и медленно поднялся. — Увидишь какую-нибудь из них — сиди и слушай.
На следующее утро Клер услышала, как Сидни крикнула сверху:
— Где все?
— Я здесь, внизу, — крикнула ей в ответ Клер.
Вскоре под ногами Сидни заскрипели пыльные ступеньки, ведущие в подвал. Там было сухо и прохладно, время от времени взрослые мужчины, на которых наваливалось слишком много хлопот, стучались в дверь и просились посидеть в подвале у Уэверли, потому что это прочищало мысли и возвращало им душевное равновесие.
Шаги приблизились; Сидни, держась за полки, двигалась в глубь подвала, на свет фонаря Клер. Лампочки в подвале перегорели еще в 1939-м, начало традиции положила чья-то лень, но со временем это переросло в семейную привычку жить без света в подвале. Теперь уже никто не помнил, почему так сложилось, все просто знали, что так было всегда.
— Где Бэй? — спросила Сидни. — Она здесь, с тобой?
— Нет, она почти все время сидит в саду. С ней все в порядке. Яблоня прекратила забрасывать ее яблоками, когда она начала бросать их обратно. — Клер передала Сидни фонарь. — Поможешь мне, хорошо? Свети вот сюда.
— Вино из жимолости?
— Четвертое июля уже на следующей неделе. Я пересчитываю бутылки, чтобы понять, сколько нужно принести.
— Я видела одну бутылку на кухне, — заметила Сидни, пока Клер считала.
— Это вино из розовой герани, Фред вернул его мне обратно. И даже деньги назад не взял. Наверное, это что-то вроде взятки, чтобы я держала язык за зубами. — Клер отряхнула ладони от пыли. — Тридцать четыре бутылки. Мне казалось, в прошлом году я сделала сорок. А, ладно. Этого должно хватить.
— Ты собираешься напоить им Тайлера?
Клер забрала у нее фонарь.
— Чем «им»?
— Вином из розовой герани.
— А-а. — Клер двинулась к выходу из подвала, Сидни последовала за ней. — Вообще-то я надеялась, что ты отнесешь его Тайлеру вместо меня.
— Он сейчас ведет летний курс, — сказала Сидни. — У него не будет времени часто появляться дома.
— Понятно.
Клер порадовалась, что сестра не видит ее, не видит ее смущения. Порой ей казалось, что она сходит с ума. По утрам она неизменно просыпалась с мыслью, что нужно выбросить Тайлера из головы. Однако это не мешало ей исподтишка наблюдать за соседним домом, надеясь увидеть Тайлера, и при этом изобретать все новые и новые способы сделать так, чтобы никогда больше его не видеть. Все это не имело никакого смысла.
Они вышли на кухню, и Клер заперла дверь в подвал.
— Он хороший человек, Клер, — сказала Сидни.
— Я знаю. Я и сама страшно удивилась. Представь себе, мужчины тоже могут быть хорошими. Кто бы мог подумать?
Клер убрала фонарь в кладовку, на полку, где она хранила свечи и карманные фонари. Она была так раздосадована, что воздух вокруг нее наэлектризовался и портативный радиоприемник на полке включился и затрещал, когда она проходила мимо него, так что Клер вздрогнула от неожиданности. Она немедленно выключила его и прислонилась к стене. Нет, больше так продолжаться не могло!
— Он — величина не постоянная, — произнесла она, не выходя из кладовки. — Яблоня — величина постоянная. Вино из жимолости — величина постоянная. Этот дом — величина постоянная. Тайлер Хьюз — величина не постоянная.
— И я тоже величина не постоянная, так? — спросила Сидни, но Клер ничего не ответила.
И в самом деле, была ли Сидни величиной постоянной? Действительно ли она нашла свое место в Бэскоме или вновь уедет, куда глаза глядят, когда подрастет Бэй или если она сама в кого-нибудь влюбится? Об этом Клер думать не хотелось. Единственное, что было ей подвластно, это постараться не стать причиной отъезда Сидни, сделать так, чтобы сестре захотелось остаться. Этим она и ограничится.
Клер набрала полную грудь воздуха и вышла на кухню.
— Ну, как у тебя дела в салоне? — спросила она преувеличенно оживленно.
— О, работы просто невпроворот. И все благодаря тебе.
— Я ничего не делала. Это все ты.
Сидни покачала головой.
— Теперь люди смотрят на меня как на гуру. Я этого не понимаю.
— Ты только что открыла секрет моего успеха, — сказала Клер. — Когда люди считают, что ты можешь дать им что-то такое, чего нет больше ни у кого, они готовы идти на большие жертвы и платить огромные деньги.
Сидни рассмеялась.
— Ты хочешь сказать, раз уж мы все равно не можем не быть странными, почему бы на этом не зарабатывать?
— Мы не странные. — Клер помолчала. — Тем не менее ты права.
— У тебя вся голова в паутине, — сказала Сидни и, подойдя к сестре, кончиками пальцев аккуратно принялась снимать с ее волос клейкие нити. Теперь, когда прическа Клер была ее вотчиной, Сидни могла запросто подойти к сестре и заправить несколько прядей ей за ухо, пальцами уложить на лбу челку или взбить волосы на затылке. Это было приятно, как будто Сидни играла, как играла бы в детстве, будь они с сестрой близки.
— В каком салоне ты работала раньше? — спросила Клер, глядя на лицо Сидни с близкого расстояния, пока та приводила в порядок ее голову. За время своего отсутствия ее младшая сестра так сильно повзрослела.
Сидни отступила на шаг и попыталась стряхнуть паутину с кончиков пальцев, но клейкие нити липли к ним, точно скотч.
— Это было уже давно. В одном салоне, в Бойсе.
Она бросила отдирать паутину и отвернулась, потом схватила со стола бутылку с вином из розовой герани и поспешно направилась к черному ходу. За ней тянулся странный шлейф запаха мужского одеколона.
— Пойду скажу «доброе утро» Бэй, а потом отнесу это Тайлеру.
С того самого дня, когда Сидни вспомнила про забытые под диваном фотографии матери и мысленно перенеслась обратно в свою бывшую квартиру в Сиэтле, запах одеколона Дэвида стал настигать ее без предупреждения буквально повсюду. Когда он был особенно силен, вентиляторы на потолке включались сами собой, как будто хотели прогнать его. Порой по ночам этот запах окутывал коридор на втором этаже, где с ним не могли справиться ни вентиляторы, ни ночной ветерок, и повисал там, жаркий от гнева. В такие ночи Бэй забиралась в постель к матери, и они шептались о том, что оставили в прошлом. Они говорили на своем особом, условном языке, повторяли, как они рады, что уехали оттуда, как замечательно быть свободными. Наговорившись, они принимались играть в театр теней, и в фиолетовых отблесках света, просачивавшихся из-за окна со двора Тайлера, на стене начинали порхать призрачные бабочки.
Клер не оставляла попыток узнать, где ее сестра была все это время и чем занималась. Сидни понимала, что рано или поздно рассказать об этом придется, ведь теперь даже Клер время от времени чувствовала в доме запах одеколона и вслух удивлялась, откуда пахнет. Но этот запах заставил Сидни осознать, какой опасности она подвергла сестру, приехав сюда, и признавать свои ошибки ей было вдвойне стыдно. Клер так много делала для нее.
Сидни вышла из дома; в саду запах ослаб, заглушаемый ароматом яблок, полыни и земли. Она уселась рядышком с Бэй под яблоней, и они принялись болтать о том, как прошел день, о предстоящем праздновании Четвертого июля и о том, что нужно как-нибудь прогуляться до начальной школы, чтобы Бэй посмотрела, где это. После того как Клер сказала, что Бэй может гулять в саду сколько угодно, девочка пропадала там часами, лежа на травке под яблоней. Когда Сидни спросила дочку, зачем она это делает, та ответила, что пытается понять одну вещь. Сидни не стала допытываться: за последнее время произошло много всего, и она сочла совершенно естественным, что Бэй потребовалось какое-то время, чтобы во всем разобраться.
Поговорив с дочкой, Сидни отправилась к Тайлеру. Он оказался на заднем дворе — вывозил из небольшого сарайчика газонокосилку.
— Даже и не знаю, Тайлер, готов ли ты морально к новым кучам скошенной травы, — окликнула она его.
Он обернулся и рассмеялся.
— Если я не скошу ее в самое ближайшее время, окрестные собачки начнут здесь теряться. Уже сейчас, когда миссис Крановски не может отыскать Эдуарда, она заявляется ко мне и принимается колотить по траве палкой в поисках своего любимца.
— Я принесла тебе подарок от Клер.
Она протянула ему бутылку вина.
Тайлер замялся, как будто пытался молча проглотить первое, что ему хотелось сказать.
— Знаешь, я так и не смог понять твою сестру. Она дарит мне подарки, но при этом явно относится ко мне с неприязнью. Это что, южный обычай?
— О, ты ей нравишься. Поэтому она и посылаете тебе все эти штуки. Не возражаешь, если я тоже немного выпью? Меня что-то немного трясет.
— Конечно, идем.
Они вошли в кухню через заднюю дверь, и Тайлер вытащил из шкафчика два бокала.
Едва он успел налить Сидни вина, как она опустошила уже свой бокал.
— Что случилось? — спросил он.
— Я тут вспомнила об одном месте, о котором не стоило вспоминать. И теперь не могу выбросить его из головы.
— Хочешь об этом поговорить?
— Нет.
Он кивнул.
— Нет так нет. Ну и что это?
Тайлер налил себе вина и поднес бокал к носу.
— Вино из розовой герани. Говорят, оно пробуждает приятные воспоминания.
Он чокнулся с ней.
— За приятные воспоминания.
Прежде чем он успел отпить из своего бокала, Сидни выпалила:
— Она надеется, что это вино заставит тебя вспомнить кого-нибудь другого и забыть о ней. Как и запеканка с маслом из семян львиного зева и корзиночки с лепестками васильков.
Он опустил свой бокал.
— Ничего не понимаю.
— Цветы, которые растут у нас во дворе, не простые. Или, может быть, то, как их готовят, придает им особые свойства. Они могут оказывать влияние на того, кто их ест. Но ты явно невосприимчив к ним. Или, может быть, она слишком старается и это каким-то образом изменяет их действие. Я не знаю.
Тайлер недоверчиво посмотрел на Сидни.
— Клер пытается сделать так, чтобы она мне разонравилась?
— Ага, значит, ты уже попался. Позволь, я кое-что расскажу тебе о Клер. Она любит то, что никуда не девается. Так что не отступайся.
Тайлер облокотился на стол, словно пытаясь удержать равновесие, как будто кто-то толкнул его в спину. Сидни на миг засомневалась, не зря ли она раскрыла Тайлеру тайну сестры. Клер совершенно точно не хотела бы, чтобы он узнал об этом. Но тут Тайлер улыбнулся, и она поняла, что поступила правильно. Просто она так давно не доставляла никому подлинной радости, что совершенно забыла, как это. Клер так много для нее делала. Теперь и она могла что-то дать Клер. Она могла подсказать сестре, что та может быть счастлива и вне рамок привычного ей порядка. Счастлива с Тайлером.
— Я не отступлюсь, — пообещал он.
— Ну и прекрасно.
Сидни отвела глаза. От его слов ей захотелось плакать. Она завидовала Клер, потому что у нее был Тайлер. С тех пор как она уехала из Бэскома, ей доводилось иметь дело с множеством мужчин, и ни один из них не был хорошим человеком. Пожалуй, она бы теперь и не знала, что делать с хорошим человеком.
— Допивай, — сказала она, отвернулась и принялась бродить по кухне.
Тайлер поднес бокал к губам и сделал глоток.
— М-м, неплохо. Непривычно, но неплохо.
— Добро пожаловать в мир Клер.
— Ну как, вспомнилось что-нибудь хорошее? — спросил он.
Она прошла в гостиную, обошла мольберты и выглянула в окно.
— Так странно. Мне вспомнились события этой недели. За все годы моей жизни эта неделя оказалась самой лучшей. А что у тебя?
— Вино хорошее, но мне ничего не вспоминается. Я просто думаю о Клер.
Она улыбнулась и сделала еще глоток.
— Ты безнадежен.