1813
VINAIGRE

Душеприказчик своего друга, а теперь и владелец виноградников на двух южных склонах (ибо Жодо-старший, как и Батист Кальман, преставился и покоился на погосте в трех милях от дома, а друг Собрана — в сырой земле под Вильно), Собран Жодо спустя неделю после летнего солнцестояния пришел на гребень холма, более не деливший его имение на две части. Лицом он повернулся прямо к луне, чтобы шрамы не мешали ангелу узнать его.

Прилетев, ангел встал между луной и Собраном.

— Посмотри на меня, — велел юноша.

— Мороз и лед? — мягким и любопытным голосом спросил ангел.

— Почему ты не сказал мне оставаться дома?

— Я не даю советов.

— Но в первую нашу встречу давал. Посоветовал мне жениться на Селесте.

Какое-то время ангел сохранял неподвижность, затем слегка наклонил голову и произнес:

— Мне так не показалось.

— Ты говорил, что будешь пить за мой брак.

— Но ведь я ничего не предсказывал.

— Все эти годы случались моменты, когда я думал, будто ты со мной. Но то были неподходящие моменты, неподходящие, чтобы поминать хранителя.

Ангел не обратил на эту речь внимания, будто вообще не слышал. Он продолжил обычным ровным голосом, произнося краткие фразы, разбавив их совсем малой долей надменности:

— Два года, что тебя не было, я приходил в условленную ночь. Один раз шел дождь, и я прошел к тебе в дом. Заглянул на кухню поглядеть на свое отражение в начищенных медных кастрюлях твоей супруги. Видел целый табун игрушечных лошадок — вороных, сивых, бурых. Их сделала твоя дочурка из папиных носков. Твое отсутствие породило стольких лошадей.

— Зачем ты приходишь сюда?

— Обещал.

— Я освободил тебя от обещания.

— Я обещался не тебе.

Собран, уязвленный и не в силах поднять руку на ангела — ни в гневе, ни чтобы просить помощи, упал на колени. Но вот стыд заставил его перешагнуть барьер. Он подался вперед и коснулся гладких на ощупь ступней ангела.

— Я пил и спал со шлюхами, — признался Собран, — Воровал — у живых и мертвых. Мой друг Батист погиб, а я получил с этого выгоду. Моя дочь Сабина меня забыла, а младшая, Николетта, вообще не знает отца. Я хотел лечь рядом с женой на кровать, а дочь ревела и не пускала меня.

Одна нога под рукой Собрана пошевелилась. Он прекратил рыдать и выпрямился. Действительно, ангел постукивал ногой.

— Разумеется, я насмехаюсь, — проговорил ангел, глядя на свою ногу, — над подобным проявлением нетерпеливости, ибо мне нетерпеливость не подобает, как и ношение часов. Ты должен обо всем мне рассказать: о боях за Тироль, о Бородинском сражении. Как погиб твой друг. О ранах, нанесенных тебе и тобою. Поговори со мной — я не невинен и не глух.

— Я должен сказать одно: эти встречи ты обещал, — мрачно произнес Собран.

— Так, значит, в эти два года ты нарушал обещание со своей стороны?

Тут Собран кое-что понял:

— Получается, ты только предположил, что мы с Селестой поженимся?

Ангел не ответил.

Собран поднялся на ноги, заметив, что ангел не так уж и высок, да к тому же куда худее, чем юноше казалось в прошлые разы.

— Ты говорил со мной так, будто знал, что для меня лучше.

— Разве оно так не выходило?

— Мой друг погиб.

— Он ушел до тебя…

Ангел напоминал Собрану, что Батист сейчас на Небесах, и виноделу захотелось ударить его. Собран замахнулся, но ангел инстинктивно уклонился. Вышло так, что его лицо попало в лунный свет, и красота небесного создания словно воздвигла барьер, за который уже не могли проникнуть ни жестокость, ни доброта.

— Батист, — продолжил ангел голосом, полным холодного презрения, — ушел на войну до тебя. Он умер бы в любом случае. И разве Селеста не хорошая жена? Разве ты более не желаешь свою супругу?

Собран смотрел на ангела, и ему казалось, будто их обоих сжигает ярость. В молчании прошла минута, потом юноша ответил:

— Своей супругой я доволен и с потерей друга смирюсь. Но ты меня тревожишь. Зачем ты здесь? Чего ради ты явился сюда в тот первый раз и обещал встретить меня снова?

Глубоко вздохнув, ангел шумно выпустил воздух носом, будто нетерпеливый конь перед парадом.

— Я вернулся, потому что мне приятно было обещать тебе приходить сюда и держать слово. Я вернулся посмотреть, что сталось с твоими любовными бедами. В тот первый раз, когда мы только познакомились, я остановился здесь, лишь чтобы отдохнуть. Я нес на руках розовый куст, и он оказался для меня тяжел. То есть тяжелы оказались сырые корни. Я выбрал невысокий куст, к тому же усеченный: корни да комок земли, но его пришлось отбросить, когда я хватал тебя. Ты падал в обморок. Цветы я потерял, однако, прилетев сюда в год, когда шел дождь, я заметил: кто-то нашел их и посадил. Те самые розовые розы, которые я нес из Дании к себе, в свой сад.

Речь ангела то была кратка и туманна, то лилась рекой. Собран не знал, можно ли ему сейчас верить.

— У меня в саду, — продолжил ангел, — как бы это сказать… собрание земных роз.

— Ты цветочник? — Собран изумленно посмотрел на ангела. Цветоводство представлялось ему столь обыденным, земным занятием — вроде увлечения деревенского священника. — Разве на Небесах нет всех цветов мира?

— Вы все такие богословы! — шутливо парировал ангел. — На Небе можно отыскать любую вещь, но она не будет тождественна земному двойнику. Всякий, кто вздумает взрастить земные розы на Небесах, должен будет по одной переносить их с земли на Небо. — Ангел приложил к щеке Собрана ладонь, и юноша ощутил упругие мозоли, похожие на подушечки на кошачьих лапках. Прикосновение было твердым и уверенным, как у врача. — Когда ты более всего правдив, совершенный Собран Жодо? Всякий ли шрам и отметина времени на твоем лице — знаки смерти? Где твоя молодость? Как мне узнать тебя, когда пребудешь ты на Небе?

Ангел отнял руку от лица юноши.

— Как твое имя? — спросил Собран.

— Зачем тебе? Кроме меня, ангелов ты в своей жизни вряд ли увидишь. Мысленно зови меня «мой ангел».

— Так это тайна?

— Вовсе нет. Имя мне Зас. Будто плевок уксуса — зас-сс. 3-А-С. Я из ангелов нижайшего девятого порядка, нас нет ни в Писании, ни в Апокрифах, — Он протянул Собрану бутыль, оплетенную лозой, — Яйин, с виноградника Ноя. Семья винодела, у которого я позаимствовал эту бутыль, хвалится, будто их виноградник посадил сам Ной. Хвалились они этим еще до Крестовых походов. Кто-то из них и вправду так считает, кто-то лишь жаждет продать вино подороже. Однако Ной взаправду посадил тот виноград.

— Виноград из корневища, пережившего Потоп? — благоговейно спросил Собран.

— Вино из подвалов шато и то лучше, — рассмеялся Зас, — Кстати, не продавай более столового вина в шато, а лучше устрой погреб большего размера. Сам храни свое вино.

— Но мы не содержим таверны, не принимаем гостей, не устраиваем приемов. Мы не благородные господа. Это настоящая беда — везти вино куда-то. Чем дальше везешь, тем больше портится.

— Я принес это вино из Палестины, — сообщил ангел, а потом слегка возбужденно и не к месту добавил: — Ты видел угольные шахты Рура? Машины, которые откачивают воду?

— Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Не бери в голову, просто знай: когда дороги станут лучше, у тебя наготове окажется выдержанное вино, которое окупится сверх всякой меры.

— Ай да совет!

— Взгляд ангела на ведение хозяйства, — пожал плечами ангел. — У меня есть время, поворчу и на следующий год. А пока, до рассвета, хочу услышать об императорской армии, о кампании, о Батисте, о том, как ты жил.

Собран жестом пригласил ангела сесть и принялся откупоривать палестинское вино, однако бутылка была влажная, запотевшая.

— Полагаю, бокалы ты не прихватил? — спросил юноша ангела.

— В первый раз мы оба пили из горлышка, помнишь?

— Помню.

Собран наконец вынул пробку и передал бутыль ангелу. Тот отпил и вернул ее виноделу. Напиток оказался очень сухим, но при этом ароматным, крепким и навевал воспоминания. Его сила, до того скрытая, трогала душу подобно самой памяти. Однако Собран в нем ничего не узнал: ни памятного лета, ни чувства родных просторов. Помнил только влажный след на горлышке бутылки — след от губ ангела.

— Я исповедался, — сказал он, — признался в грехах отцу Леси, а значит, и Богу. Есть вещи, которые я не могу раскрыть Селесте и о которых не стану говорить тебе. Но скажу так: я видел то, что показал ты. Так я думаю. Когда бросал деньги в горшок у кровати русской женщины, то заметил там высохшие груши и мертвых ос. И все запомнил.

— Это лишь воспоминания, не знак, Собран.

— Ты был со мной.

Зас покачал головой.

— Расскажи, что ты помнишь, важно оно для тебя или нет.