Что-то будет

Мы с Дедом на заднем дворе осматривали его деревья. Я нес старую банку из-под кофе, наполненную какой-то вонючей черной смесью. В руке у Деда была большая жесткая кисть; он макал ее в банку, наклонялся и закрашивал низ ствола на высоту в несколько футов. День стоял прекрасный. Солнце пекло не на шутку. Дед надел только шорты и футболку с короткими рукавами, а я вышел без пальто. Прежде чем приступить к очередному дереву, Дед разглядывал его издалека, потом подходил, гладил кору, прикасался к почкам, до которых мог дотянуться. Он объявил, что урожай вишни ожидается богатый, а жуки будут зверствовать.

Закончив с последним деревом, мы сели друг напротив друга за садовым столом. Оставшуюся краску Дед выплеснул в траву, а кисточку положил на скамейку рядом с собой. Закурив «Лаки страйк», он сказал:

— Я прошу тебя об одной услуге.

Я кивнул.

— Ну-ка подойди и посмотри, что там у меня на спине.

Он положил сигарету на край стола. Я подошел, и Дед задрал свою футболку. Меня встретила вытатуированная собака — синяя и извивающаяся.

— Посмотри на собаку, — сказал он. — Какого цвета у нее глаза?

— Красные.

Он опустил футболку и жестом показал, что я могу сесть, потом затянулся сигаретой.

— Я это чувствую.

— А что ты чувствуешь?

— Зудит, а иногда просто жжется. Я давно этого не чувствовал. Это не красной краской сделано. Обычно у этих глаз цвет моей кожи.

— Может, это Чимто предупреждает тебя?

Дед кивнул:

— Что-то будет. Какая-то жуткая мерзость. И она уже на пороге.

— И что ты собираешься делать?

— Ничего. Что тут можно сделать? Сиди и жди, пока она не придет, а там начинай окапываться. Но хорошо уже то, что знаешь об этом. Раннее предупреждение, а?

— Что-то очень плохое?

— Старый яванец, который наколол мне татуировку, сказал, что если глаза будут краснеть — жди большой беды. А я ему на это: «Ясно, давай коли». Вот он и стал орудовать иглами из китового уса. Сделав половину, он дал мне что-то пожевать — вроде древесной смолы. Вкус у нее был как у лакрицы, я почувствовал усталость, и голова закружилась. А когда я дожевал, то за дверями его лачуги расслышал рычание и лай громадной собаки.

— А эта собака когда-нибудь спасала тебе жизнь?

Он ткнул в меня пальцем:

— Вот в этом-то все и дело.

Я кивнул, хотя и не понял, что он имеет в виду. Некоторое время мы сидели молча. Уже распускались листочки, и я заметил, что трава стала зеленее. Ласково грело солнце. Наконец я встал и направился к дому.

— Тебе с твоим братцем не стоит сейчас шляться по ночам, — заметил Дед.

Я повернулся и посмотрел на него. Он приложил палец к губам.