Глава десятая
Наверное, я все же уснула, потому что очнулась от чьих-то тихих голосов. На мгновение я растерялась. Кто я сейчас — Лорен или Джессика?
Я открыла глаза и увидела Клару. Она сидела в углу спальни, рядом с Дэном. Наклонившись друг к другу, они шептались как заговорщики.
— Давай подождем еще несколько минут, — говорила Клара. — Я понимаю твое беспокойство, но позавчера она точно так же потеряла сознание в офисе, а когда очнулась в больнице, была как огурчик. Я точно знаю, что еще раз попасть в отделение неотложной помощи она бы не хотела.
Дэн бросил на меня взгляд. Он был очень бледен, в глазах сквозила тревога. Когда он увидел, что я очнулась, его лицо осветилось, словно солнечный луч пробился сквозь тучу.
— Джессика! — воскликнул он, подбежал к кровати и обнял меня. — Что случилось?
— Прости меня, пожалуйста, — заплакала я, уткнувшись лицом ему в плечо. — Я должна была предупредить, что это может произойти снова. Это последствия удара молнией. Прости меня.
Он прижал меня к себе, и я разревелась как дура. Когда я снова подняла на него глаза, мое лицо было мокрым от слез, из носа текло.
— Ты, конечно, теперь меня бросишь, — пробормотала я.
— Глупышка, — ответил он. — Ты так просто от меня не избавишься. Я у тебя на крючке, поняла?
Я взглянула через его плечо на Клару, которая наблюдала за нами, явно чувствуя себя лишней.
— Как ты здесь оказалась? — спросила я.
— Этот парень порылся в твоей телефонной книжке, — ответила она, шутливо грозя Дэну пальцем. — Он вспомнил, что ты рассказывала ему о своей подруге Кларе, и нашел мое имя на букву К.
— Ты была не на работе?
— Разумеется, на работе. Но мобильник был включен, и я тут же примчалась. Тем более, рабочий день уже почти закончился. — Она многозначительно взглянула на Дэна, потом снова на меня. — Я вижу, моя девочка, ты неплохо используешь свой больничный.
— Спасибо, что не вызвали «скорую», — сказала я, не обращая внимания на ее подколку, и вытерла нос салфеткой. — Обычно я не пропадаю надолго.
— Ты говоришь так, словно просто выскакивала в магазин, — воскликнул Дэн. — Как часто это случается?
— Это и было-то всего два раза, как гром среди ясного неба, — честно ответила я.
— Смешно, — сказал Дэн, потом встал и начал расхаживать взад-вперед. — Это какая-то форма эпилепсии?
— Это вообще ни на что не похоже, — вмешалась Клара. — Она просто засыпает, и никто и ничто не может ее разбудить, пока она сама не проснется.
— А до субботы ничего подобного не было?
Я покачала головой. Суббота. Прошло всего пять дней, а мне казалось, что целая вечность.
— Может, я останусь с тобой на ночь?
Больше всего на свете мне хотелось, чтобы Дэн остался, но я слишком хорошо знала, что всю ночь ему придется пролежать рядом с моим безжизненным телом.
— Нет, со мной все будет хорошо, — наконец выговорила я.
— Эй, приходи ко мне, если она тебя не хочет, — кокетливо пошутила Клара.
Дэн улыбнулся и посмотрел на часы. Клара поняла намек и взяла со спинки стула пальто.
— Что ж, оставляю вас наедине, голубки. Джесс, с тобой точно все в порядке?
— Да, все отлично. Большое спасибо, что пришла, Клара. И спасибо, что не отправила меня в больницу, мне действительно туда не хотелось.
— И все-таки будь осторожнее! — строго сказала она, качая перед моим носом длинным пальцем с ярко-красным ногтем — Не забывай, что тебе велели больше отдыхать.
Когда входная дверь за ней закрылась, мы успокоили собак и пошли на кухню. Я включила чайник и повернулась к Дэну. Мне было понятно его состояние — ведь я хлопнулась в обморок в тот самый момент, когда мы собирались заняться любовью. Но желания снова лечь с ним в постель у меня не было, ведь меня только что едва не изнасиловали.
Он подошел совсем близко и взял меня за руку, с тревогой всматриваясь в мое лицо. Наверное, он почувствовал перемену в моем настроении и был внимателен и серьезен.
— Что с тобой? — медленно проговорил он. — Ты как-то изменилась.
Я отняла руку и повернулась к столу, чтобы залить кипящей водой чайные пакетики.
— Мне надо немного прийти в себя после… того, что произошло.
— Тебе надо показаться врачу, Джессика. Ненормально вот так падать в обморок без всякой причины.
Струя кипятка пролилась мимо кружки и выплеснулась на стол, ошпарив мне руку. Я почувствовала, как на глаза снова навернулись слезы. От воспоминаний о жадных пальцах Гранта меня затошнило. Я понимала, что он приставал к Лорен, а не ко мне, но ведь именно я была там, я пережила его домогательства и поэтому чувствовала себя жертвой насилия.
Дэн протянул ко мне руку, и я застыла. Он сразу же отошел и смущенно посмотрел на меня.
— Прости меня, Дэн, — прошептала я — Дело не в тебе.
— Наверное, мне лучше уйти.
Я кивнула, не решаясь взглянуть ему в лицо. Он повернулся и позвал Бесси, потом взял куртку и направился к выходу. В прихожей он остановился и оглянулся, взявшись за ручку двери.
— Тебе точно не понадобится помощь?
Я кивнула.
— Все уже хорошо, честно.
— Можно мне прийти завтра?
— Конечно.
Он робко улыбнулся и ушел.
Я вылила чай, сполоснула кружки и повела Фрэнки на прогулку, наслаждаясь прохладой вечернего воздуха. Когда мы вернулись, я приготовила нам ужин и улеглась в постель с книгой. Минут через пятнадцать я отбросила книгу и решила приготовить себе горячую ванну. Я не могла ни на чем сосредоточиться, перед глазами то и дело вставало пьяное лицо Гранта, я чувствовала запах перегара из его рта, ощущала его руки на своих бедрах.
Сидя в горячей пенной воде, я думала о том, какое счастье, что рядом нет не только Гранта, но и детей. Мне не надо было ни о ком заботиться, и я могла наконец вспомнить о себе. Я терла кожу мочалкой до тех пор, пока она не покраснела и не стала болеть, но я понимала, что в исцелении нуждается не тело, а душа.
Куда же ходят люди, чтобы очистить душу, задумалась я. Наверное, в церковь. Я стала вспоминать церковь, куда родители водили меня в детстве. Там стоял затхлый запах плесени, священник был очень занят и держался отстраненно. Еще я вспомнила, что в церкви моего детства было так холодно, что изо рта шел пар; мне велели сидеть тихо и не шевелиться, и я послушно сидела, пока пальцы на руках и ногах не замерзали. Как только я стала достаточно взрослой, чтобы принимать самостоятельные решения, я отказалась туда ходить.
Вспоминая воскресные утра, проведенные в общей молитве и ликовании, я подумала: а что, если вернуться в церковь и попытаться еще раз. Быть может, усердные молитвы помогут моей расколотой надвое душе и она вновь станет единым целым? Одна беда — несмотря на то что я верила в Бога, я представляла Его мощнейшей силой, неким огромным источником энергии, от которого все исходит и все является Его неотъемлемой частью. Вряд ли официальная церковь разделяет мои взгляды.
Я вспомнила священника моего детства, который говорил, что Иисус в каждом из нас. Хорошо, рассуждала я, сдувая в сторону груду пены. Если Иисус — часть этой силы, тогда, наверное, священник был прав. Если все живое — часть главного общего источника энергии, то после смерти оно возвращается к нему, чтобы возродиться заново в виде жизненной силы другого живого существа, а это означает, что все мы связаны друг с другом, все мы — часть одной энергии, часть друг друга и Бога. А как же со мной? Чьему изощренному замыслу я обязана тем, что стала не только частью Лорен, но и сама была ею?
— Я не хочу быть Лорен! — яростно завопила я. — Она умерла! Я больше не желаю в этом участвовать!
Я закрыла глаза и нырнула под воду, слыша жалобный скулеж Фрэнки. Она скреблась в дверь ванной, не понимая, почему ее не впускают, и, кажется, очень нервничала. Меня вдруг бросило в жар, и я резко вынырнула. Ты ничего не можешь изменить, твердо сказала я себе, поэтому прекрати ныть и будь сильной. Ты справишься. Поток времени и пространства, может, и переменчив, но это не значит, что он может так просто корежить наши земные жизни.
Предположим, что где-то в необъятных просторах Вселенной наш Отец Небесный не захотел, чтобы дети Лорен страдали из-за потери своей матери. Почему же, спрашиваю я, умерла она, а я осталась здесь вместо нее? Конечно, детям нужна была мать, но мне начинало казаться, что и они были нужны мне.
Я вышла из ванны и завернулась в мягкое полотенце, потом открыла дверь. Фрэнки тут же подскочила, обнюхала мои ноги и заскулила, услышав, как вода с громким шумом ушла в слив. Я погладила ее по шелковистой голове и поняла, что чувствую себя гораздо увереннее. Мне больше не было одиноко. И не только потому, что я ощущала себя частью великого целого, но и в более приземленном смысле. Теперь у меня был союзник — Карен. Вдвоем мы справимся с Грантом, и если даже я не смогу быть ему хорошей женой, то матерью его детям стану обязательно. Мне начинало казаться, что это и есть моя судьба.
В эту ночь я заснула гораздо быстрее, а когда проснулась в постели Лорен, наступило уже утро пятницы. Разбудил меня звук пылесоса — Элси чистила ковры за дверью спальни.
Я быстро приняла душ, смывая с тела Лорен следы прикосновений Гранта. Намокшие повязки я решила снять и больше не следовать назначениям докторов. Ожоги почти зажили, и на коже не было ни волдырей, ни воспаления.
Наскоро одевшись, я спустилась вниз. Карен с детьми пекли на кухне блинчики.
— Мамочка! — воскликнула Николь, обвила меня руками и уткнулась головой в мягкую ткань юбки. — Можно, мы отнесем в сарай столик, который ты купила для клеток Джинни и Блэки? Давай переселим их сегодня.
— Конечно переселим, — засмеялась я и поцеловала ее в макушку.
— Тетя Карен повесила доску, которую ты вчера купила для наших рисунков, — улыбнулась Софи. — Идем, я тебе покажу.
Я дала ей руку, и она потащила меня в детскую, доска висела на стене.
— А рисунки можно повесить? — спросила девочка, словно думала, что я вдруг изменю свое решение.
— Конечно. Где кнопки, которые мы купили? Вот, спасибо, Тоби. Думаю, первым мы повесим рисунок Тедди!
Я быстро прикрепила детские рисунки, и в комнате сразу стало веселее.
— Теперь давайте разделаемся с блинчиками, — улыбнулась я и повела девочек и Тоби на кухню.
Тедди уже сидел за барной стойкой и поливал блинчик сиропом. Когда я ласково взъерошила ему волосы, малыш поднял голову и робко улыбнулся мне уголком рта. Его любимый мяч лежал рядом на полу. Я отметила, что ребенок впервые выпустил игрушку из рук. Карен тоже это заметила, и мы обменялись многозначительными улыбками.
Несмотря на ночные события, я вдруг поняла, что чувствую себя в образе Лорен гораздо увереннее и даже счастливее. Я уже собиралась предложить детям порисовать за новым столом, когда в дверях кухни появился Грант.
— Лорен, можно тебя на минутку?
Наверное, на моем лице отразился испуг, потому что он тут же замахал руками.
— Бога ради, я не сделаю тебе ничего плохого!
Я посмотрела на Карен и после ее молчаливого кивка неохотно вышла в коридор.
— Утром у нас был серьезный разговор с твоей сестрой, — нерешительно начал Грант, я заметила, что он нервно хрустит пальцами. Перехватив мой взгляд, он сунул руки в карманы брюк. — Она объяснила мне, что ты чувствуешь, потеряв память. Признаюсь, я не понимал, как тебе трудно. Ведь ты моя жена, и мы вместе уже десять лет. Я просто отказывался верить, что ты действительно ничего не помнишь…
— Ты это показал очень откровенно, — парировала я прежде, чем смогла сдержаться.
Он поднял руку, словно просил меня выслушать его.
— Но Карен убедила меня, что я на самом деле кажусь тебе чужим человеком и нам нужно заново знакомиться друг с другом.
Он долго смотрел на картину на стене, словно увидел ее впервые, прежде чем решился взглянуть на меня.
— Прошу тебя поверить мне: я сожалею о своем поведении. Я безобразно напился, был грубым и бесчувственным. Сможешь ли ты простить меня? Я хочу, чтобы ты знала — пока твоя память не вернется или пока мы снова не узнаем друг друга, я не буду беспокоить тебя… так.
— Ладно, забыто, — сказала я без всякого выражения, стараясь скрыть облегчение в голосе.
— Может, попробуем еще раз? Давай сегодня сходим куда-нибудь, только ты и я?
Я напомнила себе, что нахожусь в этой семье ради детей, и решила не отвергать предложенную трубку мира.
— Для детей было бы хорошо, если бы мы провели день все вместе, — осторожно сказала я.
Он с трудом сглотнул, кадык на его шее ходил вверх-вниз.
— Вообще-то я не это имел в виду. Хорошо, и куда же, по-твоему, можно сходить, чтобы понравилось всем?
— А если съездить на ферму? Знаешь, есть такие фермы, которые открыты для посещения. Девочки любят животных, да и игровые площадки в таких местах всегда есть.
Грант побледнел.
— Лорен, мне совсем не хочется общаться с животными. Они грязные и дурно пахнут.
— Хорошо, а что ты предлагаешь?
— Я об этом не думал. Я просто хотел пойти куда-нибудь с тобой вдвоем.
— Я хочу на ферму, — раздался в дверях кухни голос Софи.
Грант повернулся к дочери и поднял бровь.
— Кажется, кто-то подслушивает.
— Я хочу туда, куда сказала мама, — упрямо повторила Софи.
— Мне кажется, решать должен папа, — сказала я.
Софи сердито взглянула на отца, развернулась и исчезла в кухне.
— Конечно поезжайте, — устало проговорил Грант и отвернулся, словно показывая, что с него достаточно, — а у меня полно работы.
— Грант, мне кажется, нам надо провести день всем вместе, — мягко сказала я. — Так будет лучше для всех. И необязательно ехать на ферму. Нельзя все время потакать Софи, и она не должна подслушивать.
Казалось, Грант удивился и обрадовался моей неожиданной поддержке, но своего решения он менять не собирался.
— Мне сегодня действительно надо появиться на работе, — сказал он, довольно демонстративно взглянув на часы. — Мой заместитель не справляется. А вы с Карен поезжайте с детьми на ферму.
Он наклонился, чтобы поцеловать меня. Когда его губы коснулись моей щеки, я едва сдержалась, чтобы не отскочить. Его близость пугала меня, хотя он был симпатичным мужчиной, и при других обстоятельствах я вполне могла бы увлечься им. Мне было неловко за свой отказ провести с ним день, я понимала, что он пытается загладить свою вину, но одна мысль о том, чтобы остаться с ним наедине, приводила меня в ужас. Когда он ушел, я прислонилась к стене, чувствуя себя совершенно разбитой. Его грубость прошлой ночью была непростительна, но ведь он считал меня своей женой. Кроме того, Грант — отец этих детей. Я закрыла глаза и подумала, как далеко я готова зайти для выполнения своих обязательств перед этой семьей. Смогу ли я когда-нибудь ответить Гранту взаимностью? Разумеется, сейчас об этом не могло быть и речи, но ведь мы едва знакомы. Может быть, потом, когда я узнаю его получше? Впрочем, я не успела как следует подумать о своем поведении в качестве примерной жены, потому что Карен позвала меня из кухни, и стремительный вихрь ежедневных событий, из которых состояла жизнь Лорен, увлек меня за собой. Дома мне приходилось заботиться только о Фрэнки и о себе, уныло думала я, вытирая сироп со стола и складывая посуду в посудомоечную машину. Будучи Джессикой, я готовила простую еду для себя одной, раз в неделю убирала квартиру и раз в месяц навещала родителей. Еще мы с Кларой ходили в кино или в театр, всегда могли отправиться в клуб с нашими общими подружками, и ничто нам не мешало жить так, как мы хотим. Жизнь Лорен крутилась вокруг стирки, готовки, мытья детей и сказок на ночь. Я снова вспомнила о том, с какой нетерпимостью я относилась к проблемам своих замужних подруг. Теперь мне тоже придется зависеть от приходящих нянь, которые могут и не прийти. Меня удивляло, как Лорен умудрялась помогать Гранту на работе, если кто-то из детей болел или по какой-то причине не мог пойти в школу. Если я останусь здесь надолго и откажусь нанять няню на полный день, вряд ли я когда-нибудь выберусь из дома.
Полчаса спустя, когда я несла по лестнице охапку грязного белья в прачечную, стараясь не наступить на Элси с пылесосом, я подумала, что моя работа в «Чайслуорт и партнерах» довольно скучна и однообразна. Элси сменила простыни и пододеяльники на детских кроватях и сложила их вместе с одеждой на полу в детских спальнях. По самым приблизительным расчетам, стирки набралось на пять полноценных загрузок.
— Мама, когда мы пойдем переносить клетки в сарай? — спросила Николь, когда я спешила мимо нее в прачечную, роняя по дороге носки и майки.
— Как только я запущу стирку.
— Я хочу поиграть в песочнице, — заныл Тоби, подпрыгивая на месте. — Можно мне на улицу?
— Конечно, Тоби, иди. Закрой за собой дверь.
— Я думала, мы едем на ферму, — напомнила мне Софи.
— На ферму мы поедем ближе к обеду, заодно там и перекусим, — сказала я, сунула белье в машинку и закрыла дверцу.
Пробегая мимо детской, я увидела Тедди. Он сидел на подушке, раскачиваясь взад и вперед, и что-то невнятно бормотал. Я присела рядом и заметила, что его подбородок перемазан сиропом.
— Хочешь снова порисовать, Тедди?
Он взглянул на меня так, словно только сейчас заметил мое присутствие. Я встала, достала из шкафа карандаши и краски и положила их на новый стол.
— Ну же, нарисуй что-нибудь, — уговаривала я. — Вчера ты нарисовал чудесную картинку. Смотри, я повесила ее на стену.
Тедди рассеянно посмотрел на доску и увидел свой рисунок, глаза его слегка расширились, и мне показалось, что я заметила легкую улыбку.
— Давай. Надо сделать много рисунков, чтобы комната стала красивой.
Тедди встал и медленно подошел к столу, потом уселся на один из синих пластиковых стульев, которые я купила, и положил свой мяч рядом. Я дождалась, когда он выбрал карандаш и склонил голову над бумагой, тихонько выскользнула обратно на кухню и тут же натолкнулась на Николь.
— Мама, мы пойдем переносить клетки? — нетерпеливо спросила она, уткнув кулачки в бедра.
Я застонала. Даже по сравнению с вечными задержками на работе, которые казались мне изнуряющими, существование в этой семье было сродни подготовке военной операции, мне постоянно приходилось быть начеку и стараться никого не обделить вниманием. Однако, по здравом размышлении, я поняла, что каждому ребенку требуется не так много времени, даже если меня рвут на части. Самым сложным было одновременно учесть потребности всех домочадцев, не говоря уже о том, что каждый прием пищи, каждое новое событие и каждый новый день планировались заранее. Это меня чрезвычайно выматывало.
Глубоко вздохнув, я выглянула в окно. Светило неяркое осеннее солнце. Ты сможешь, твердо сказала я себе и пошла искать куртку. Через минуту я вернулась, расправила плечи и широко улыбнулась.
— Конечно, Николь, идем.
Карен была в ворсистом кремово-сером полупальто, черной юбке до щиколоток, украшенной висячими металлическими кольцами, и тяжелых ботинках «Доктор Мартенс». Она взялась за другой конец нового раскладного деревянного столика, и мы понесли его в сад.
— Пока ты спала, было два звонка, — сообщила она, когда мы шли по саду. Николь скакала впереди, словно веселый жеребенок — Сначала позвонила какая-то женщина и напомнила, что Софи сегодня едет к ее дочери с ночевкой.
— Ты записала, как ее зовут и куда ехать? — обернулась я.
Карен кивнула.
— Да, найти легко, и Софи очень обрадовалась. Я услышала колебание в ее голосе и с беспокойством посмотрела на нее.
— А второй звонок?
— Звонил мужчина. Не назвался. Просто спросил, как ты себя чувствуешь, а когда я сказала, что выздоравливаешь, но сейчас спишь, положил трубку.
Я поморщилась.
— Наверное, это тот самый мужчина из парка.
Она опять кивнула.
— Я тоже так подумала.
Когда мы миновали проход в живой изгороди, Карен с изумлением огляделась.
— Надо же, никогда здесь не была. Так много места.
Я усмехнулась и опустила столик на землю.
— Здорово, правда?
— Тетя Карен, посмотри, какой у меня экскаватор! — позвал Тоби. — Я буду строить дороги и туннель.
Карен склонилась над песочницей, а я отправилась в сарай с инструментами. Не успела я открыть дверь, как она распахнулась и из темноты появился пожилой мужчина с граблями в мозолистых руках.
— Доброе утречко, миссис Ричардсон, — приветствовал он меня. — Я гляжу, тут игры да веселье.
— Детей надо чем-нибудь занять, — улыбнулась я — Надеюсь, вы не будете возражать, если мы поставим в сарай кроличью клетку. По ночам уже слишком холодно, чтобы оставлять животных на улице.
— Это ваш сарай, миссис, — ответил он и скрылся за изгородью.
Следующие два часа пролетели как один миг. Мы перенесли клетку, развесили белье, снова загрузили стиральную машину, раздали детям сок и печенье, сварили кофе для нас с Карен и Джима. Потом Тедди запачкал пол в детской красками и громко рыдал в ожидании расправы, но я все отмыла и успокоила малыша, убедив его в том, что ничего страшного не произошло.
Плечо у меня снова разболелось, но ровно в двенадцать мы все-таки сели в машину и поехали на ферму в двадцати милях от нашего дома. Прогулку решено было начать с обеда, и мы сразу же направились в ресторан, который разместился в бывшем амбаре, и заказали очень вкусный фаршированный картофель и колу. После обеда дети кормили животных, гладили детенышей, играли среди стогов сена, а мы с удовольствием смотрели на их шумную возню и беспрерывно качали Тедди на качелях.
— Слушай, Карен, — сказала я, раскачивая Тедди здоровой рукой, — а не купить ли нам качели домой? Когда я увидела этот огромный потайной сад, я сразу сказала об этом Софи. Посмотри, как Тедди нравится качаться, мы купим большие качели с несколькими сиденьями, и никто не будет драться за очередь.
Карен повернулась, чтобы проверить, не слышат ли нас остальные дети, и тихо проговорила:
— Знаешь, сестренка, я еще могу понять, что твою память стер удар молнии, но я не могу взять в толк, как могла до неузнаваемости измениться твоя личность. Все эти годы ты даже слышать не хотела ни о каких качелях в саду, а теперь говоришь об этом как о самой естественной вещи в мире. Я-то не против, такая ты мне нравишься гораздо больше. Только, может, тебе все-таки показаться врачу? Тебе просто необходимо посоветоваться со специалистом, пройти полное обследование.
— Да, мне назначено на следующей неделе, — ответила я, высоко раскачивая качели. — Прием у психиатра, у меня где-то записано. — Я глубоко вздохнула, продолжая ритмично подталкивать качели. — Все дело в том, Карен, что я не хочу никуда идти. Мне сейчас очень хорошо, и я ничего не хочу менять. И по-моему, дети тоже счастливы.
— Прошлой ночью, — тихо сказала Карен, — когда Грант пытался… ну, ты понимаешь. Ты закричала ему, что ты не Лорен. Я слышала.
— Я имела в виду, что не помню себя как Лорен, — ответила я, не спуская глаз с ботинок Тедди, которые то приближались ко мне, то отдалялись.
— Никак не пойму, — продолжала она, — почему ты так сильно изменилась. Если ты ничего не помнишь о своей прошлой жизни, это не значит, что ты стала другим человеком. Вот почему ты ни с того ни с сего полюбила животных? Раньше ты их терпеть не могла. Что вдруг случилось? А эта твоя небывалая чуткость к детям? Нет, конечно, ты их любила и раньше, но та Лорен, с которой я выросла, была тщеславной эгоисткой. Собственная внешность и беспрекословное исполнение любых капризов — единственное, что ее по-настоящему заботило. А теперь такие перемены.
Я молчала, не зная, что сказать. Карен действительно оказалась чересчур проницательной, и скрыть от нее правду будет очень нелегко. Но как сказать, что ее сестра погибла и перед ней вовсе не Лорен? Может, начать исподволь?
— Ты веришь в то, что у всех есть душа? — спросила я осторожно, продолжая раскачивать Тедди.
Совсем недавно Карен рассказывала о своей матери, которая верила в переселение душ и карму и внушала своим дочерям, что душа каждого человека бесценна. Я не забыла тот разговор.
Карен кивнула и нахмурилась.
— А в то, что именно душа делает нас такими, какие мы есть?
Я украдкой посмотрела на нее и наткнулась на испытующий взгляд.
— Неужели такое все-таки бывает? — тихо проговорила она. — Когда ты чуть не умерла, ты как бы вышла из тела?
Удивившись, как легко она последовала за мыслью, которую я только собиралась ей внушить, я кивнула.
— Такое случается с теми, кто пережил клиническую смерть, я слышала, — взволнованно зашептала она. — У тебя тоже вся жизнь промелькнула перед глазами? Ты вдруг поняла все свои ошибки и поняла, как много значат для тебя близкие люди?
— Не совсем так, — уклончиво ответила я, не глядя на нее. — Дело в том…
Сказать такое на одном дыхании оказалось не так-то просто, и после короткой паузы я выпалила:
— В общем, дело в том, что, когда меня ударило молнией, моя душа, как мне кажется, разделилась на две части.
Я снова замолчала и уткнулась взглядом в спину Тедди, потом пожала плечами и продолжила:
— Прежде чем врачи вернули меня к жизни, кое-что произошло. Думаю, удар молнии сделал меня совсем другим человеком.
— Что ты городишь?
— Не знаю точно, но мне кажется, когда у меня произошла остановка сердца, я действительно умерла.
Искоса взглянув на Карен, я увидела, как она застыла.
— Значит, ты все-таки выходила из своего тела, я была права. И ты помнишь себя «мертвой»?
И тогда я решила: будь что будет, но она узнает всю правду.
— А если я скажу, что в одно и то же время, только в разных местах, молния ударила двоих людей?
— Двоих? — (Я слышала, как в ее мозгу скрипят шестеренки, переваривая сказанное мной.) — И кто же этот другой?
— Джессика Тейлор, двадцать восемь лет, живет в Эпсоме.
— И…
— Что, если обе жертвы одновременно испытали то, что ты называешь «выходом из тела»? И предположим, что одна из них действительно умерла.
Карен побледнела и понизила голос, чтобы Тедди не мог услышать ее слова.
— Лорен, не пугай меня! К чему ты клонишь?
— Что, если смерть той женщины была слишком большой потерей для ее семьи?
Карен приложила руку ко рту и вытаращила глаза.
— Ты ведь не хочешь сказать, что душа одной женщины переселилась в тело другой?
Я перестала колебаться и повернулась к ней лицом.
— Да, именно это я и хочу сказать. Только Джессика Тейлор не должна была умереть, потому что она получила гораздо менее серьезные травмы, чем Лорен.
— Ты говоришь о Лорен как о постороннем человеке! — воскликнула Карен. — Так и знала, что тебе надо срочно показаться психиатру, не дожидаясь следующей недели! Как они только посмели выписать тебя в таком состоянии!
Я схватила ее за руку и притянула к себе.
— Карен, посмотри на меня. Я не Лорен. Посмотри мне в глаза. Разве ты видишь в них свою сестру?
Она долго, не отрываясь, смотрела на меня. Потом ее глаза вдруг расширились, я заметила, как в них мелькнул страх, и она резко отстранилась, отняв руку.
— Лорен умерла, — повторила я. — Но по какой-то необъяснимой причине часть жизненной силы Джессики — моей жизненной силы — перешла к ней.
— Я ничего не хочу слышать. — Карен замотала головой, решительно сняла Тедди с качелей и огляделась в поисках остальных.
Когда я в отчаянии коснулась ее руки, она повернулась и посмотрела на меня в упор.
— Ты нездорова, — сказала она.
— Я здорова, — твердо ответила я. — Ты сама видела, что ожоги почти зажили.
— Я говорю не об ожогах, и ты это прекрасно знаешь.
— Просто поверь мне, — сказала я с робкой улыбкой.
Лицо Карен смягчилось и приобрело свое обычное насмешливое выражение.
— Ты чертовски многого просишь, сестренка.
