III
Правила любви
1952
Маленькая Люси Грин читала целыми днями напролет. Она была настоящим пожирателем книг, и путешествие через Атлантику предоставило ей для этого занятия уйму времени, обеспечив к тому же требуемой тайной. Ее мачеха, Шарлотта, считала падчерицу некоммуникабельным, диковатым ребенком, в какой-то степени даже патологически необщительным, но Люси продолжала сидеть в своей каюте и запоем читать «Дневник Анны Франк». Причем уже в третий раз. И теперь ей иногда казалось, что и сама она живет в той же мансарде, что Анна, и ей снятся те же сны.
Люси выросла без матери и выглядела традиционно для заброшенного ребенка: непричесанные волосы, на ногах — непарные носки. Ребенок, о котором некому заботиться. Ее мачеха ожидала, что Люси будет называть ее «мамочкой», но этого не произошло, девочка просто избегала обращаться к ней. Все долгие дни путешествия она выходила из своей крошечной каюты только для того, чтобы поесть и прогуляться вместе с отцом по палубе. Во время этих прогулок они не особенно много разговаривали, разве что изредка кто-то из них вслух делал замечание о форме облака или оттенке морской воды. Океан был огромен, безбрежен и абсолютно прекрасен. Вам не требовались слова, когда с палубы океанского лайнера вы смотрели в его воды, когда мир казался космически бесконечен, а человек — лишь пылинкой из плоти и крови.
«Дневник Анны Франк» только что вышел из печати в Соединенных Штатах, это произошло в июне нынешнего года, и мачеха Люси полагала, что девочка слишком мала для такого чтения. Она запретила падчерице прикасаться к книге и посоветовала лучше почитать о приключениях Нэнси Дрю. Откровенно говоря, Шарлотта не могла похвастать тягой к чтению и в глубине души считала, что книги могут оказать дурное влияние. Но Люси уже исполнилось двенадцать лет, и она читала все, что находила нужным, не интересуясь мнением на этот счет мачехи или даже отца. Ее не особенно волновало, что все ее подружки из Вестчестера поумирают от зависти, когда узнают, что она пересекла океан и в Англии присутствовала на настоящем церковном венчании, пока они вели свою обычную скучную жизнь дома.
Но какое ей дело до разных приключений и памятных событий? Люси принадлежала к числу тех детей, которые всерьез размышляют о причинах появления на земле людей и о том, что нужно сделать, чтобы исправить все учиненные ими неприятности. И она глубоко сомневалась в том, что, сидя за капитанским столиком в просторной столовой и наслаждаясь морским коктейлем, движется в нужном направлении. Также Люси не любила лежать в шезлонге на палубе или заводить знакомства с другими детьми, спутниками по путешествию, как на то продолжала надеяться ее мачеха. К тому же, во-первых, она воспитывала черепаху, которую звала миссис Гендерсон и которую пришлось на время поездки в Англию отдать соседке, которая черепах не переносила. А во-вторых, то единственное путешествие, которое она совершила прежде — это была поездка с отцом и Шарлоттой (эту женщину предполагалось называть мамой) в Майами, — оставило очень плохие воспоминания. Например, она была откровенно поражена тем, что в гольф-клубе, о лужайках которого ее отец так много распространялся еще дома, фактически не допускают к игре негров. Те могут выйти на поле лишь в понедельник вместе с мальчишками-кэдди. Это и другие впечатления о Майами еще больше укрепили мнение девочки о том, что в мире ужасно много несправедливости, а обиженных и несчастных людей и того больше. Что же касается ее нынешнего путешествия, то, надо заметить, она вообще не была высокого мнения об институте брака, и сложилось оно даже задолго до женитьбы ее отца на Шарлотте. Поэтому свадьба Шарлоттиной сестры не вызывала в ней никаких чувств, несмотря на то что состояться должна была в Лондоне.
Лайнер причалил в Ливерпуле, семья Грин собрала свой багаж и на такси отправилась на вокзал. Все время до отправления поезда Люси провела на скамейке, продолжая читать. Путешествовать ей пришлось наряженной в дурацкую безвкусную юбку, потому что ее мачеха, видите ли, не сомневалась в том, что брюки абсолютно недопустимы для путешествия и вообще их прилично носить только мальчикам, а отец хотя и подмигнул при этом дочери, но избегал противоречить своей новой супруге.
Люси считала себя довольно странным человеком, некоторые собственные мысли даже ее саму удивляли. Например, она думала, что ее мать умерла оттого, что совершила какой-то плохой поступок. Подозревала мачеху в том, что та незаметно подливает в ее чай яд, и поэтому выливала его в горшки с растениями. Не сомневалась, что жизнь ее отца без дочки была бы много проще и приятней. Размышляла, возможно ли побороть все зло в мире, а если нет, стоит ли в таком случае браться за эту задачу. Словом, Люси постепенно ускользала все дальше и дальше от мира реальности, и никто-никто этого не замечал. С каждым днем девочка становилась все более одинокой.
— У тебя все в порядке? — поинтересовался отец, когда они сидели на ливерпульском вокзале.
Было ужасно душно, и отовсюду несло сажей. Стояли первые дни августа. Бен Грин, адвокат по профессии и демократ по убеждениям, утверждал, что он чертовски рад убраться на время из Соединенных Штатов, раз партия республиканцев выдвинула в качестве кандидатов на пост президента генерала Эйзенхауэра и Ричарда Никсона, кандидатуры одна другой хуже. Поэтому он уж лучше будет торчать здесь, на суетливом ливерпульском вокзале, присматривая за вещами, женой и дочкой, чем сидеть у себя дома в Вестчестере и злиться на «Таймc» за сообщения об успехах генерала Айка.
— Конечно, я бы предпочла сейчас быть дома, — прозвучал рассудительный ответ. — Анна Франк, например, за целых два года ни разу не вышла из своей комнаты. Ей не требовалось разъезжать, чтобы узнать людей, она и так понимала, что творится в мире. Она хотела быть писателем.
— По-моему, все люди хотят быть писателями, — рассмеялся Бен Грин. Когда-то, во время учебы в колледже, он и сам написал роман, который впоследствии окончил свои дни в груде мусора. — Ты будешь самой хорошенькой девочкой на этой свадьбе.
— Не похоже.
Люси не отрывала глаз от страницы, но при этих словах покраснела. Она знала, что некрасива. Сейчас, заметив, что из надетых на ней носков один коричневого цвета, а другой почему-то серого, поскорей выставила одну ногу впереди другой, чтобы этого не было видно.
Отец коснулся губами ее макушки. Вскоре подошел поезд, и настало время занимать места. У них было отдельное купе, которое оказалось плохо освещенным и душным. Девочка склонилась пониже над книгой и продолжала читать, воображая, что находится дома.
— Она испортит глаза, читая в темноте, — сказала Шарлотта мужу, когда поезд тронулся.
Несмотря на погруженность в чтение, Люси отлично замечала все, что происходит или говорится вокруг. И даже здорово наловчилась в этом.
— Оставь ее. Девочка в трауре, — невозмутимо ответил тот.
Мысленно она с ним согласилась, хотя раньше и не думала об этом. Ее мать скончалась два года назад, но она действительно до сих пор носит траур в душе. И не имеет смысла скрывать это от себя. Стоило ей прекратить читать, как она погружалась в воспоминания о маме. Иногда ей представлялось, что тот последний день, который они провели вместе, был самым замечательным днем со времен мироздания. Вдвоем они отправились в Центральный парк, и то, что они там увидели, наверное, до них не видел ни один человек в Нью-Йорке. В самом диком уголке парка — он назывался Рамбл и сплошь зарос кустами ежевики с многочисленными птичьими гнездами — стояла в пруду голубая цапля. С тех пор девочке ничто не казалось интересным или достойным ее внимания. Кроме, конечно, книг.
Люси отложила «Дневник», закрыла глаза и проспала весь путь до Лондона. А когда проснулась, поезд уже прибыл, и Лондон показался ей угольно-черным от сажи, а воздух его — очень влажным. Семейство Грин собрало свои чемоданы и в общем потоке пассажиров устремилось на перрон. В ту минуту, когда она оказалась среди суеты Юстона, с Люси случилось что-то совершенно неожиданное. Она вдруг поняла, что влюбляется в этот город.
Лондон покорил Люси вопреки ее собственной воле, она буквально почувствовала, что кровь побежала по венам быстрее. А улицы этого города оказались еще интереснее: струился желтый свет уличных фонарей, и девочка подумала, что все это ей снится. Она могла бы погрузиться в лондонскую сумятицу, исчезнуть в ней и все же остаться самой собой. В этом городе, наверное, тысячи — если не целые миллионы — книг, которых она еще не читала. Здесь есть книжные магазины и библиотеки, книжные ряды, издательства и книги, рассказывающие о местах, что существуют только в воображении писателя и больше нигде. Миры, созданные из слов. Каждый прохожий тут, в Лондоне, мог быть писателем, а если не писателем, то, по крайней мере, обладал историей, которая ждет своего рассказчика. Ей хотелось зайти в каждый книжный магазин, гулять по каждой улице, рассмотреть каждое из лиц и понять, что происходит с этими людьми. Чувство, охватившее Люси, удивило ее саму и даже по-настоящему напугало. Так много времени прошло с тех пор, как она перестала что-либо хотеть.
Они взяли такси и поехали в отель. Остальные члены семьи Шарлотты должны были остановиться в отеле «Лайон-парк», и сейчас она злилась, что они последними прибыли на торжество. Винить в этом, по ее мнению, приходилось неудачное стечение обстоятельств и медлительность ее падчерицы. К тому же оказалось, что отель не соответствует ее представлениям о приличиях: он был простым, с несколько домашним укладом, в общем, совсем не в стиле Шарлотты. Люси не сомневалась, что ей он тоже не понравится, но в «Лайон-парк» она влюбилась точно так, как до этого влюбилась в вокзал Юстон. Все здесь было непредсказуемым и удивительно милым. Одна из дверей холла выходила во внутренний дворик, в котором невозмутимо восседал старинный каменный лев. По слухам, эта позеленевшая от древности и поросшая мхом статуя была привезена одним из крестоносцев. Сам холл был ничуть не хуже с его нарядными, в розочку, обоями и новенькими, светлого дерева, панелями. И уж совершенно неотразимым оказался огромный живой кролик, сидевший у стойки портье. Люси была покорена Лондоном!
— Он настоящий? — едва дыша от волнения, спросила она у Дори Дженкинс, дежурившей в тот вечер.
Кролик был не меньше, чем персидская кошка, и такой же пушистый.
— Ой, еще какой, — кивнула Дори и повернулась к кролику. — Покажи нам свой коронный номер, Милли, лапочка. — Кролик резво запрыгал к девушке, от которой тут же получил веточку салата из ящика, хранившего также скрепки, перья и круглые резиночки. — Этот кролик — наш талисман. Однажды он забежал к нам в вестибюль. Мы думали, найдет обратную дорогу через парк и убежит, но он так и остался жить здесь под стойкой.
— Если бы вы последовали за ним, он, может, привел бы вас в какой-нибудь другой мир, как Алису, — сказала начитанная Люси. — Увидели бы Страну чудес. И только с огромным трудом смогли бы вернуться обратно.
— Ошибаешься. Наш Милли может привести только к помойному ведру на кухне. Он обожает его за картофельные очистки. Прямо с ума по ним сходит. А еще любит жевать обои, из-за чего у него бывают неприятности.
— Я тоже совсем не против неприятностей, — задумчиво ответила Люси. В этом Лондоне она была просто счастлива.
— Мне сразу так и показалось, — тепло отозвалась Дори. — Похоже, вы с Милли имеете много общего.
Люси, конечно, не могло понравиться путешествие с папой и Шарлоттой, но зато ей, по крайней мере, выделили собственную комнатку на седьмом этаже отеля. С туалетным столиком, приткнутым у самой кровати, и ванной вместо душа. Здесь девочка могла жить совершенно самостоятельно, без того, чтобы кто-то поминутно вмешивался в ее личные дела, каждый раз сообщая, что все, что она делает, неправильно. Как будто она и сама этого не знала.
Люси распаковала чемодан, умылась и принялась читать, пока ей не захотелось спать. Ей понравились звуки лондонской жизни — щебет птиц и грохот транспорта. Этот шум странно усыпил ее, и она спала и спала, и ей снилось, что она бежит за кроликом по подземному ходу. Поскольку ее внутренний суточный биоритм сбился из-за переезда, девочка проснулась слишком рано, не успев добраться до конца кроличьей норки. И почувствовала себя будто обманутой, как бывало, когда ей случалось потерять недочитанную книжку, прежде чем она узнает, что будет в конце. Может, ей еще когда-нибудь приснится этот же сон и она выяснит, чем там все закончится… А пока она быстренько оделась и побежала вниз по лестнице в ресторан. Он еще не открывался, но ей пообещали поджарить тосты и подать чай, поэтому Люси уселась за стол и опять принялась читать «Дневник Анны Франк». Но в эту минуту ее внимание привлек какой-то довольно красивый человек. Он вошел и огляделся.
— Что-то у вас не слишком многолюдно, — заметил он вслух.
У него был акцент жителя Нью-Йорка и внешность типичного ирландца: темные волосы и светлые глаза. С тех пор Люси всегда отдавала предпочтение именно такой внешности. У него была удивительно обаятельная улыбка, даже в свои двенадцать она видела это достаточно ясно.
— Кажется, вы единственное живое существо в Лондоне, — обратился он к девочке. — Не возражаете, если я присяду за ваш столик?
Люси молча кивнула и продолжала читать.
— Анна Франк, — глянув на обложку ее книжки, неожиданно произнес незнакомец. — Знаете, я видел ее дом в Амстердаме.
Люси отложила книжку.
— Ничего вы его не видели. Просто выдумали прямо сейчас.
— Клянусь. — И он поднял руку, словно давая клятву. — Я совершаю большое путешествие и как раз на прошлой неделе был в Амстердаме. Постоял около этого дома и про себя помолился.
— Правда? — Люси как-то не могла себя заставить сразу поверить ему.
Принесли чай с тостами. Девочка щедро намазала их джемом, но, откусив первый кусочек, удивилась и не могла сразу решить, нравится ей это или нет. Джем имел явно горький вкус, но, может, она к нему еще привыкнет?
«И вообще как-то неприлично жевать, когда перед тобой сидит взрослый и смотрит на тебя. Хорошо еще, что этот взрослый тоже оказался голодным».
— Пожалуйста, глазунью из трех яиц, — попросил он подошедшего повара. — Или, скажем, из четырех.
— Чай с тостами, — невозмутимо отрезал тот. — Мы еще не открыты. Вы могли бы это заметить, если бы дали себе труд оглядеться.
— Великолепно. Грандиозно. Пусть это будут тосты. Можете поджарить мне все, что захотите. Господи, вы, наверное, решили, что я претендую на завтрак гурмана? — Мужчина зажег сигарету. Затем снова обратился к Люси: — Итак, чем вы в Лондоне занимаетесь?
— Я приехала сюда на свадьбу одной нашей родственницы. Хотя лично я не верю в брак.
— Гм. На свадьбу.
— Считаю, что это настоящая чертова чепуха, — сказала Люси.
И воинственно вздернула подбородок, ожидая обычной реакции взрослых. Те, услыхав примерно такие выражения, как правило, тут же начинают голосить, что девочкам не полагается изъясняться таким языком, иначе они никому не смогут понравиться. Но этот человек ничего такого не стал говорить.
— Совершенно с вами согласен. В подавляющем большинстве случаев именно чертова чепуха. Но не всегда. — Тут он протянул девочке руку и представился: — Майкл.
— Люси.
— Вижу, у нас с вами имеется кое-что общее. Мы не принадлежим к тем людям, которых легко провести.
— Точно. С чего бы это нам к ним принадлежать!
— Но все-таки любовь существует, — проинформировал он Люси. — Верим мы в нее или нет.
— Нет, не существует.
Люси допила чай как раз, когда принесли заказ Майкла, но не стала уходить, а просто сидела и смотрела, как он ест. Джем он не стал мазать на тост. Несмотря на то что в их взглядах на любовь было много общего, некоторые различия между ними все же имелись.
— Именно любовь заставила меня проделать весь этот путь из Нью-Йорка. Вела через Париж и Амстердам, мимо дома Анны Франк, прямо сюда.
— А меня привезла сюда мачеха, — ответила Люси. — Я мечтала остаться дома и читать. А вместо этого мне приходится присутствовать на какой-то глупой свадьбе.
— А почему она глупая?
Его вопрос прозвучал заинтересованно. Взрослые редко интересуются мнением детей, но этот Майкл был другим.
— Я даже не знаю никого из тех, кто там должен быть, — объяснила девочка. — Женится сестра моей мачехи, Брайн. Хотела бы я надеяться, что они не похожи. Ради этой самой Брайн.
Майкл усмехнулся. И кивком головы указал на книгу на столе.
— Это тот дневник, который написала Анна Франк?
Когда Люси ответила утвердительно, спросил можно ли ему взять книгу почитать. Вообще Люси терпеть не могла одалживать свои книги — люди часто забывают их вернуть, к тому же она собиралась сегодня читать ее весь день напролет.
— Если вы, конечно, доверяете мне, — добавил Майкл.
Люси искоса посмотрела на него. Этому человеку нелегко было отказать.
— А вы точно ее вернете?
— Умру, но верну, — твердо ответил он.
Без книги Люси почувствовала себя словно потерянной. Пошла к стойке портье и попросила показать ей кролика. Но дежурил уже другой человек, и он, похоже, гораздо больше интересовался счетами постояльцев, чем детскими просьбами. В чем нисколько не походил на Дори Дженкинс.
— Не мешайте работать, — строго произнес он.
Но девочка уже заметила, что кролик сидит в проволочной клетке в служебной комнатке позади стойки дежурного, и от этого зрелища Люси сразу захотелось плакать. Она прошла во внутренний дворик и присела на постамент каменного льва. Камень пах мхом и влагой.
— Это вам не скамья, девочка. Это у нас статуя, — послышался голос дежурного.
Люси встала, прошла через холл и вышла на улицу. Немного постояла, потом, увидев пожилую женщину, напоминавшую чью-нибудь бабушку, спросила, как добраться до ближайшего парка. Ей сказали, что Гайд-парк находится всего в нескольких шагах отсюда, и показали, как туда пройти. Парк поразил ее размерами, когда она там оказалась.
«Да тут же могут жить сотни кроликов!» Мама всегда говорила ей, если не знаешь, хорош ли город, отыщи в нем парк, и ты все поймешь.
Во время этого путешествия она разговаривала с одной женщиной, и та сказала ей, что она гадалка и умеет предсказывать судьбы. Люси она предсказала удачу во всем, потому что ей повезло родиться в год кролика по китайскому календарю. Только Люси должна суметь поверить в такую глупость, как удача. Сейчас идет год дракона, объяснила та женщина, на практике это означает, что всякое может случиться.
Гуляя по парку, Люси испытывала то же безотчетное чувство невесомости, которое владело ею на вокзале. Любовь к Лондону не оставляла ее. Девочка гуляла до тех пор, пока не набрела на статую Питера Пена, и присела на траву. Здесь было очень красиво. Впервые за последние два года она не держала в руках книжки, и непривычность этого ощущения подавляла ее. Мама была права, парк выявил тайную сердцевину города, его самое сладкое, зеленое, пахучее ядро.
Трава была великолепна, она благоухала, и ничто тут не напоминало о городе.
На скамье неподалеку сидели две молодые женщины и смотрели на Люси, их разговор явно шел о ней. Редко-редко доносился перезвон автобусов из внешнего мира. Они все еще продолжали говорить и поглядывать в сторону девочки.
— Нехорошо быть такими невоспитанными, — тихонько сказала Люси.
Обе они были высокие блондинки и очень походили друг на друга. Напомнили Люси лебедей, особенно своими длинными гибкими шеями и светлыми волосами. Она подумала, что, наверное, нарушила какое-нибудь из правил этого парка, может, здесь не разрешается сидеть на траве, или, например, этот участок вообще чья-то частная собственность. А может быть, Тут просто не такие порядки, как у американцев.
— Если вам так интересно, можете подойти и спросить, — продолжала ворчать девочка.
У себя дома, в Америке, она не решилась бы так смело вести себя, но сейчас совсем другое дело. Тут ее никто не знает. Никто не знает о том, что умерла ее мать. И о том, что после этого Люси заперлась в спальне и целую неделю ничего не ела. Пить-то она, конечно, пила, и вода после первых трех дней голодовки приобрела сильный и совершенно незнакомый вкус. Кажется, она даже стала похожа на вино, а может, это Люси просто вообразила. Сладкое, темное, вкусное. Сначала она подумала, что приключилось чудо, вода претворилась в вино, и, когда она выйдет из своей комнаты, окажется, что мама вовсе не умирала, а работает себе тихонько в садике или стоит у плиты и готовит дочке тост по-французски, обжаривая кусочек булки в смеси молока и яиц. Но вода в стакане оказалась обычной водой, а матери по-прежнему не было на свете. Ее красавицы мамы с темными длинными волосами, которая однажды не побоялась скинуть туфли и пойти прямо через пруд в Центральном парке к голубой цапле.
Вот тогда Люси и перестала верить во все на свете. Она вышла из своей комнатки, пошла на кухню и приготовила себе огромный сэндвич. И стала его есть, забросив свою глупую голодовку, когда она жила на одной воде. Отец, конечно, подумал, что с ней снова все в порядке, но он глубоко заблуждался.
Две любопытные англичанки подошли к девочке. Их звали Дейзи и Роз. Они были не только сестрами, но и лучшими в мире друзьями, даже стояли, взявшись за руки. На обеих были голубые юбки в складку и белые блузки.
— Мы смотрели на тебя, девочка, потому что ты ужасно похожа на Кэтрин Хепберн. Мы ее просто обожаем, это наша любимая актриса. Она неподражаема. И мы подумали, что, может, ты ее родственница.
Оказывается, она ничего не сделала ужасного или неправильного. Люси улыбнулась. Обе девушки были по-настоящему взрослыми, но они разговаривали с ней так, будто она была им ровня. И так нервничали, что она и вправду почувствовала себя важной особой.
— Кэтрин Хепберн — моя тетя, — сказала она, что, конечно, было хотя и безобидной, но отъявленной ложью.
Но ведь так приятно говорить с людьми, которые принимают вас за какую-то знаменитость… к тому же Люси не хотелось их разочаровывать. И она продолжила:
— У Кэтрин Хепберн и моей мамы одна бабушка. Мы почти каждый день с ней видимся. Не с бабушкой, конечно.
Дейзи и Роз захотели все-все узнать о Кэтрин Хепберн, и Люси болтала почти целый час, разжигая их любопытство. В доме актрисы, сочиняла она, на завтрак подают лимонад и мороженое. А шофер у нее настоящий колдун, и к нему с неба слетаются голуби. Мисс Хепберн всегда просит Люси читать сценарии, которые ей предлагают, и, только выслушав ее совет, принимает решение. Просто она знает, что на Люси можно положиться. В Голливуде никто не носит купальников, просто терпеть их не могут, потому что купаются в собственных бассейнах, да и то преимущественно по ночам, при лунном свете. После захода солнца у актеров полагается пить шампанское, а свои нарядные бальные платья они больше одного раза не надевают. Надели — и выбросили на следующий день на помойку!
— Обязательно поеду в Голливуд, — объявила Роз.
Ее сестра удивленно уставилась на нее:
— Нет, это ты уж слишком!
Девушки проводили Люси почти до самого отеля и на прощание обнялись, будто теперь все втроем были лучшими в мире подругами; девочка сказала, что пусть они, если приедут в Соединенные Штаты, непременно навестят ее. Она велит шоферу Кэтрин заехать за ними в аэропорт и покатать по всему городу.
Когда она вернулась в «Лайон-парк», ее отец стоял в вестибюле и разговаривал с полицейским. Увидев дочь, он подбежал к ней и схватил ее в охапку.
— Где тебя носило? Мне рассказали, что ты болтала во время завтрака с каким-то незнакомцем, а потом исчезла!
Отец выглядел таким рассерженным, что Люси на мгновение испугалась и подумала, что он может поколотить ее, чего он вообще-то никогда не делал. Бен Грин не верил в телесные наказания, как и в пользу смертных приговоров. Просто в ту минуту он так выглядел.
— Я всего лишь ходила в парк, — ответила Люси. — И встретила там двух англичанок, которые хотели побольше узнать про Америку.
— Господи! Девочка моя, ты уже достаточно взрослая для того, что не вести себя так безответственно. Разве ты не понимаешь, как я волновался? Я думал, что тебя похитили. Мы все-таки в незнакомом городе, и откуда мне знать, где тебя искать?
— Извини, папа.
Люси чувствовала себя маленькой идиоткой. Снова Шарлотта получила в руки оружие против нее. Теперь она скажет, что у этой девочки нет никакого чувства ответственности. Еще один пункт в список. Некоммуникабельна. Неразвита. Неблагодарна.
— Разумеется, нам следовало оставить ее дома, — позже в этот день говорила Шарлотта мужу, когда они остались вдвоем у себя в номере.
Они только что вернулись в отель после обеда с родственниками Шарлотты. Бен хотел было привести с собой на это торжество дочь — пусть себе сидит все время в сторонке и читает что-нибудь. Жена же настояла на том, чтобы оставить девочку в отеле, и заставила ее дать письменное обязательство без разрешения отца не выходить из своей комнаты ни в коем случае. И сейчас Шарлотта сидела у зеркала, тщательно расчесывая свои длинные, медового цвета волосы. В эту поездку она отправилась с тремя чемоданами нарядов, один из которых был набит исключительно сумками и туфлями всех цветов.
— Оставить одну дома на целый месяц? Но Люси будет тут замечательно. Дети обладают отличной приспособляемостью. Вспомни, например, Анну Франк.
— Бен, умоляю, не напоминай мне больше про эту Франк! Слышать не могу этого имени. Мне надоели разговоры Люси о ней. Я даже от слов «франк» и «Франкфурт» вздрагиваю.
Бен рассмеялся. Улегся на кровать, закинул руки за голову и стал с удовольствием наблюдать за женой. Он любил эту женщину. Он устал от одиночества, а она была так красива и на десять лет моложе его, и смешение этих обстоятельств вскружило ему голову и привело к браку.
— А может, ну ее к черту, эту свадьбу? Вернемся в Америку, съездим в Майами. Повеселимся.
— В августе? В Майами? К тому же Брайн все-таки моя сестра, несмотря на все ее ошибки. И я не собираюсь отсутствовать на таком важном семейном торжестве.
Брайн выходила замуж за человека, с которым познакомилась недавно, когда была в Париже, и ее близкие намеревались должным образом отметить это событие. Все они были преисполнены радости, на что имели все основания. Брайн Эванс было двадцать три, и в ее жизни хватало ошибок. Немногие, лишь самые близкие люди, знали подробности. Бен Грин, конечно же, не входил в их число. А Брайн к этому времени уже побывала замужем, и муж ее принадлежал к числу самых отъявленных авантюристов. Никто из ее семьи никогда с ним не встречался, но многие читали об этом отвратительном типе в криминальных колонках газет. Тот еще негодяй, которые промышляют разбоем, грабя на большой дороге вдов и сирот. Или что-то в этом роде.
Как бы то ни было, семья взяла это дело в свои руки, и брак был аннулирован. Брайн отослали в Париж, где она и встретила Тедди Хили, преуспевающего банкира, который определенно оказывал на нее положительное влияние. Тедди был таким человеком, которого семья могла одобрить. По крайней мере, подобное решение Брайн, в отличие от многих других ее решений, казалось вполне логичным. Тем не менее, несмотря на присутствие Тедди в ее жизни, девушка выглядела несчастной. К тому же она пристрастилась к спиртному.
И сегодняшний обед дал все основания для тревог. До свадьбы оставалось всего три дня, и повод приступать к празднованиям был налицо. Вся родня Шарлотты: родители Карл и Мэри, старшая сестра Хиллари с мужем Яном, а также брат Тедди Мэттью с супругой Френсис — объединилась и готова были чествовать молодую чету. Еще в раннем детстве мальчики осиротели, их вырастила родная тетя, впоследствии умершая. Братья были очень дружны, во всем служили опорой друг другу — два серьезных, положительных мальчика, из которых выросли серьезные, положительные мужчины.
За праздничным обедом наблюдения Мэттью за невестой брата дали ему повод усомниться в правильности сделанного Тедди выбора. Еще до того, как подали горячее, невеста лихо опорожнила два бокала вина. Она была не только самой младшей из трех сестер, но и самой хорошенькой из них, и, разумеется, самой избалованной. Одета новобрачная была в шелковое платье глубокого синего цвета. Тедди в качестве свадебного подарка преподнес ей кольцо из платины с огромным бриллиантом четырехугольной формы. Не заметить на ее изящной руке такое украшение было невозможно.
— Старинная вещь, — небрежно бросила она сестрам, когда те стали восхищаться подарком жениха. — Весит целую тонну.
К тому времени, когда собравшиеся покончили с главным блюдом, Брайн не на шутку опьянела. Шарлотта поднялась и пригласила сестру пойти глотнуть свежего воздуха, что на самом деле означало выкурить по паре сигарет вдали от строгих глаз, а также попытку старшей сестры образумить младшую.
Они спустились по лестнице в дамскую комнату, Брайн лишь с большим трудом сумела удержаться и не свалиться со ступенек.
Шарлотта достала сигареты.
— Прекрати эти глупости, — строго сказала она. — Что за неумеренность. В глазах всех выглядишь полной дурой.
— Кто тебе дал право указывать мне, что делать? К твоему сведению, я вовсе не пьяна. Во всяком случае почти не пьяна — Брайн сделала глубокую затяжку. Лицо ее пылало горячим румянцем. — Пока еще не пьяна.
— Мы все примчались в Лондон совсем не для того, чтобы что-то тебе указывать, — продолжала Шарлотта. Поведение младшей сестры всегда тревожило ее, хотя она и объясняла ошибки Брайн молодостью и наивностью. — Тебе уже пора стать взрослее и научиться нести ответственность за свои решения.
Брайн лишь молча курила и рассматривала свое отражение в зеркале. Стоило посильней прищурить глаза, как оно будто исчезало. Оставалось только кудрявое облачко пепельно-синего цвета, похожее на легкий дымок, которое почти тотчас таяло в воздухе.
— Тебе хоть раз в жизни доводилось слыхать о любви? — неожиданно спросила она. — Или ты знать об этом не знаешь?
— Хм, любовь! — пренебрежительно фыркнула Шарлотта — Какой-то детский подход к серьезным вещам. Ты рассуждаешь точно как моя двенадцатилетняя падчерица. Быть реалистом, кажется, еще не преступление. И не мешает сохранять ярко выраженную индивидуальность. Ты еще расскажи мне, что на ночь читала «Дневник Анны Франк». Пора стать взрослой девушкой, Брайн.
— По крайней мере, Анна Франк погибла ради важной цели.
— Выслушай, что я тебе скажу. Эта Анна Франк погибла потому, что в мире нашлись жестокие, ужасные люди. Только поэтому. Все остальное, что болтают о ней, — просто ерунда и несусветная глупость. А тебе надо устраивать собственную жизнь, раз у тебя есть такая возможность. У Анны Франк ее не было, а у тебя есть. Ты живешь в Лондоне, и у тебя на пальце огромный бриллиант, подаренный женихом. Так что кончай свои глупости.
Брайн отбросила сигарету. К гостям в зал она не вернется, это она уже решила. Сжатые губы, нервное подрагивание век — словно готовая взорваться бомба. В минуты, когда ею овладевал дух непослушания, лицо ее приобретало особое выражение; странное дело, она даже становилась немного похожей на Люси, когда та открывала книгу.
— Ты, кажется, намерена послать все к черту? — Шарлота не на шутку рассвирепела. — Мы, как дураки, съехались сюда. Тедди — великолепный парень и по тебе буквально с ума сходит. У тебя появилась отличная возможность построить прекрасную жизнь с нормальным человеком.
Брайн расхохоталась. Стала расстегивать замочек на сумочке. Сестра подумала, что она хочет достать еще одну сигарету, но в руках молодой женщины блеснули маникюрные ножницы.
В пору своей тайной жизни Брайн поселилась с мужем на Манхэттене, в доме на Девятой авеню. Едва ли в Нью-Йорке существует лучший адрес, но ей не было до этого дела. Она забросила учебу, разорвала все контакты с семьей. И тот, кого она любила, женился на ней, зарегистрировав их брак в мэрии, хотя никогда не подчинялся правилам и обычаям общества. Отъявленный социалист и вольнодумец, он сделал это ради нее. Впрочем, ради нее он бы пошел на что угодно, и он никогда не корил Брайн тем, что она избалованна, или глупа, или беспечна. Между ними даже не было интимных отношений до того, как они оформили свой брак официально. Ей было ужасно смешно слушать, когда этот мужчина, у которого была, наверное, целая сотня женщин или даже больше, уверял, что вполне готов ждать сколько угодно. Но он считал, что Брайн достойна такого отношения.
Обнаружил их убежище детектив. Когда он в сопровождении ее отца, взломав замок, вошел в квартиру, первым, что они услышали, был голос поющей Брайн. И чрезвычайно практичные, далекие от сантиментов мужчины вдруг решили, что попали в царство мечты. Голос Брайн был превосходен, немного грустный, как у Патти Пейдж. Сейчас ему вторило звучное эхо, и казалось, что девушка, продолжая петь, куда-то медленно плывет. На самом деле просто звуки отражались от черно-белых плит мраморных полов, а она лежала в огромной ванне, купаясь в облаках душистого пара. Увидев отца с незнакомым мужчиной, она, даже не подумав прикрыть наготу, выскочила из ванны и закричала:
— Убирайтесь! Немедленно убирайтесь отсюда!
Брайн выдернула из волос заколки и распустила их. Золотистые волны упали на спину, и когда она принялась торопливо срезать их маникюрными ножницами, то почему-то вспомнила ту минуту в ванной.
Сестра делала это так быстро, что Шарлотта сначала даже не поняла, что происходит, и застыла, приоткрыв рот, с тягостным ощущением, что на ее глазах совершается самоубийство. Без сил она опустилась на стул, а Брайн, зажав в пальцах волосы, словно змею, продолжала свое занятие.
— Господи, что ты делаешь, Брайн?
Когда Шарлотта наконец опомнилась, светлые пряди ковром лежали на полу. Но сражаться с вооруженной ножницами сестрой? Более чем опасно.
— Ну что, теперь ты довольна? — только и спросила она.
Синее платье было осыпано волосами, Брайн продолжала хранить молчание, точно выдохлась вся ее решимость. И странное дело — с этой ужасной стрижкой она ничуть не стала менее красивой.
— Если, по-твоему, именно так должна выглядеть замужняя дама, превосходно. Лично я намерена идти продолжать обед, — невозмутимо продолжала Шарлотта. — Твой самый злейший враг — ты сама, детка. И никто не собирается выражать тебе сочувствие.
— Тогда выразите его Тедди. С моей стороны нехорошо выходить за него, вы все знаете это. Я все-таки уже замужем.
Мужчину, за которого она вышла замуж четыре года назад, всего девятнадцати лет от роду, звали Майкл Маклин. Именно он принес клятвы, о которых прежде никогда всерьез не помышлял, и обещания, которые прежде не подумал бы выполнить.
Сейчас он сидел в баре «Лайон-парка». Он только что пообедал — отвратительным рагу и салатом — и не уходил отсюда потому, что надеялся увидеться с девочкой, с которой познакомился утром за завтраком. Майкл сразу понял, что это его шанс.
Люси не была приглашена на праздничный обед, который устраивали только для взрослых. То глупое обязательство она подписала, лишь бы Шарлотта не приставала к ней. Всякий, кто знал Люси, понял бы, что эта девочка не из тех, кто устраивает людям неприятности. Некоторое время назад она мирно заснула в своем номере, читая путеводитель по Лондону. Снились ей вороны во дворе Тауэра, Гайд-парк, засыпанный снегом, а белые кролики размером с собаку возились на его дорожках. Они подходили к тем, кто окликал их, только звать требовалось очень ласково, примерно так: «О, мистер Кролик, я вас умоляю». Один из кроликов сообщил этот секрет Люси.
Проснувшись, она в первую минуту даже не поняла, где находится. Только выглянув из окна и узнав оживленное уличное движение на Бромптон-роуд, сразу все вспомнила и, почувствовав, что проголодалась, решила спуститься в ресторан и пообедать.
— Привет, — поздоровалась она с Майклом, который как раз приканчивал вторую порцию виски.
— Рагу рекомендую пропустить. Не посоветовал бы такое своим друзьям.
Люси заказала макароны с сыром и яблочный пирог.
— Ах да, и чай! — крикнула она официанту вдогонку.
За короткое время, проведенное ею в Лондоне, она стала преданной поклонницей этого напитка, что тоже сделало ее совершенно непохожей на ту девочку, которую знавали ее прежние друзья. Может быть, она и выглядеть стала старше? Может, даже стала и вправду похожа на Кэтрин Хепберн?
Майкл подошел к ее столику и присел на стул напротив. На нем был черный костюм и рубашка синего цвета. Бездна стиля.
— Я читаю твою книжку, — начал он. — Храбрая девочка была эта Анна Франк. Понимаю, почему ты так восхищаешься ею. В нашем мире такое не часто встретишь.
— По большей части в нашем мире можно встретить одно только дерьмо, — произнесла Люси и украдкой глянула на своего собеседника, чтобы понять, не шокирован ли он ее манерой разговаривать.
Нет, шокирован он определенно не был.
— Я хотел бы попросить тебя кое-что для меня сделать, — продолжал он. — Во имя любви, так сказать.
— Я догадалась об этом, я же не дура. — Люси пожала плечами и принялась есть только что принесенный заказ. — Вы намерены использовать меня в каких-то своих целях. Чтобы таким образом получить что-то нужное вам. Иначе вы бы и не подумали со мной разговаривать.
Майкл Маклин улыбнулся.
— Ты гораздо умнее, чем большинство людей, девочка.
— Вот-вот. Именно так и говорят люди с теми, кого они намерены корыстно использовать, поручив им грязную работу. Должно быть, хотите, чтобы я кого-нибудь застрелила, а потом сказала, что пистолет выстрелил сам?
Майкл положил на стол перед ней конверт.
— Я всего лишь хочу, чтобы ты передала это письмо одной даме. Только и всего. Это довольно несложно.
— Вы знаете, что в нашем отеле живет кролик? По имени Милли. Он просто огромный. Никогда не видала таких кроликов.
— А ты знаешь, что кролик — довольно распространенное блюдо в ресторанах Франции?
Люси отложила вилку.
— Между прочим, — добавил он, — я бы все равно с тобой заговорил. Ты здесь единственный человек, достойный моего внимания.
Майкл Маклин, определенно, был самым красивым мужчиной из всех, кого Люси когда-либо видела. Хотя она, конечно, не считала, что будет выбирать себе мужа по внешности. Ни за что. Для нее гораздо более важно, какая у человека душа. Но сейчас она растерялась. Майкл Маклин был более чем просто красив. Когда она смотрела в его глаза, она видела что-то такое, что никогда не замечала у других. По-своему он казался более настоящим человеком, чем остальные взрослые.
— Продолжайте, — кивнула она.
— Так вот, бедные кролики. Французы называют их «lе lapin» и подают к столу тушенными с луком и вином.
Несмотря на эти кровожадные детали, Люси рассмеялась.
— Не надо про кроликов.
— Ах да. Это и вправду любовь. Я прошу тебя передать письмо сестре твоей мачехи — Брайн.
— Невесте?
— Никакая она не невеста. Она не может выйти замуж. Потому что уже замужем. — Майкл заговорщицки перегнулся к ней через стол, и девочка подалась ему навстречу. — Ее муж — я.
— А почему вы просите меня?
От страха у Люси заболел живот, она определенно чувствовала себя слишком маленькой для таких серьезных разговоров. Хотя уже примерно догадывалась, как трудно отговорить Майкла от принятого им решения. К тому же ей стало интересно узнать, что он скажет. До сих пор его аргументы были предельно ясными и убедительными.
— Потому что в душе ты все-таки веришь в такие вещи, как любовь. Как, впрочем, и я.
В одиннадцать часов вечера она сидела у стойки портье и совала Милли морковь, которую выпросила у повара. Этот повар был влюблен в Дори, ночную дежурную. Люси понравилось участвовать в ночной жизни отеля, и сейчас она самостоятельно несла службу дежурного портье, поскольку повар и Дори вышли на улицу немного покурить. По крайней мере, они так сказали. Кстати, Дори была права. Этот кролик любил обои ничуть не меньше, чем морковку.
— Не ешь ты их, в обоях нет никакой пользы, — увещевала его Люси, но тот не слушал.
Наевшись, он вспрыгнул девочке на колени и мгновенно заснул. Иногда его крупное тело вздрагивало: должно быть, снились кроличьи кошмары.
— Спасибо за отличную работу, — шутливо поблагодарила Дори, когда вернулась.
Прическа ее была в некотором беспорядке, помада на губах стерлась, но сама девушка казалась счастливой и разговаривала с Люси так, будто они были давнишними друзьями.
— Вы с поваром влюблены друг в друга?
— Конечно нет. Никакой любви, пока у меня на пальце не окажется обручальное кольцо. И не с какой-нибудь фитюлькой, а с настоящим бриллиантом. — Дори вынула из ящика пакетик конфет и поделилась с Люси. — Вижу, Милли привязался к тебе. Он разбирается в людях.
Люси поднялась по лестнице к себе в номер и стала готовиться спать. Ее отцу лучше не знать о том, что его дочка разгуливает по отелю в такой поздний час. Как и о том, что Майкл Маклин попросил ее помощи. Конверт она положила в ящик стола. А когда она заснула, ей опять приснились кролики. Это уже становилось привычным сновидением, девочка почти ожидала его. Ей приснилось, что она идет к озеру в парке. Подумала, что могла бы прыгнуть в воду и поплыть, но вдруг увидела, что это не вода, а зеркало. Она осторожно коснулась его, и зеркало вздрогнуло. Тогда Люси постояла немного на краю, размышляя, можно ли безопасно пройти по поверхности зеркала на другую сторону. А еще она заметила, что кролики здесь — только тени, а не существа из плоти и крови. Черные тени, сделанные из сажи. А на берегу озера-зеркала стояла мама, такая же точно, какой была в тот день в Нью-Йорке, когда шла по пруду к голубой цапле. Мама казалась такой настоящей и такой живой, что Люси бросилась бежать к ней, но зеркало опять превратилось в воду — слишком глубоко.
Она отдала письмо прямо в руки Брайн. Это случилось на следующий день в примерочной у портнихи; Люси всюду стали таскать за собой, потому что Шарлотта не хотела оставлять девочку вдвоем с отцом. Но на этот раз все служило целям Люси. Шарлотта и Хиллари, третья из сестер, вышли вместе с портнихой в зал к зеркалам, по обыкновению ворча и во всем находя повод для недовольства. И не обратили ни малейшего внимания на то, что Люси проскользнула в примерочную. Будущая невеста сидела там в одном белье и курила. Недоуменно подняла глаза на Люси.
— Почему ты так смотришь? — спросила она. — Мои волосы? — И провела рукой по своей неровной стрижке. — По-твоему, я ужасно выгляжу?
— Анна Франк вообще была острижена наголо, — произнесла девочка. — И вовсе не потому, что ей так хотелось.
— Кто из нас может делать то, что хочется?
Люси присела рядом с Брайн; эта молодая женщина казалась девочке не похожей ни на кого на свете и очень загадочной.
— Тебе тоже пошла бы короткая стрижка, — продолжала Брайн. — С короткими волосами можно носить прическу как у ведьмы. Тебе она будет больше к лицу. Уверена, что Шарлотта с ума сойдет от злости.
Девочка не любила свои длинные волосы за то, что они все время путались и летом из-за них было очень жарко шее. И идеей стрижки «под ведьму» она заинтересовалась. И так же она заинтересовалась Брайн, которая казалась такой не похожей на всех, кого Люси знала до сих пор. Очень красивая и своенравная.
— Вы влюблены?
— Это интересует лично тебя? Тогда отвечаю. — Брайн сильно затянулась. — Да. Влюблена, но в неподходящего человека. А ты?
— Я вообще не верю в любовь. И никогда в жизни не выйду замуж.
Брайн от смеха даже сложилась пополам.
— Рада, что вы находите мои слова забавными, — сердито сказала девочка.
— А ты умненькая! Умней, чем кто бы то ни было в этой семье. Ну их всех к чертовой матери, — добавила она. — Думают, что знают все на свете.
Люси строго выпрямилась. Она не привыкла, чтобы взрослые сквернословили. И невпопад ответила:
— Понимаю.
Потому что не могла придумать ничего более соответствующего моменту. На какую-то минуту ее захлестнула тоска по матери. Интересно, что ее мама сказала бы об этой женщине? Может, она чуть-чуть сумасшедшая или что-то в этом роде? Люси она казалась ужасно грустной.
Брайн взяла девочку за руку, и так, держась за руки, они сидели довольно долго. Молчали, но чувствовали смутное родство. Краем уха слушали, о чем болтали Шарлотта и Хиллари с портнихой. Их платья были из светло-желтого шелка. Этот цвет Люси просто ненавидела.
— Он попросил меня передать вам это письмо, — тихо сказала она. — Не знаю, почему я это делаю, я ведь даже понятия не имею, нужно ли вам оно.
Но не успела она договорить, как Брайн схватила ее за руку и сжала так сильно, что кожа на запястье побледнела.
— Дай сюда.
Люси сунула свободную руку в карман и вынула конверт. Брайн тут же выпустила ее и быстро спрятала письмо в сумочку.
— Ты прочла его?
— Разумеется, нет. По-вашему, я кто? Шарлотта? — Девочка сердито потерла заболевшую руку. — И нечего было меня так тискать.
— Если ты была Шарлоттой, ты не верила бы в любовь. Сейчас покажу я тебе, какой она бывает.
Брайн опять взяла ее руку и прижала к своей груди. Кожа была горячей, Люси услышала, как сильно бьется сердце. Ей даже самой стало жарко и будто не хватало воздуха. Все окружающее словно поплыло перед глазами.
— Теперь ты поняла? — И Брайн выпустила детскую ладонь. — Не забудь об этом.
Если сказать правду, Майклу Маклину случалось совершать неподобающие поступки. И сейчас он тоже позволил себе кое-что в этом роде, поручив ребенку передать письмо Брайн.
Стараясь, чтобы его никто не заметил, он проводил девочку с ее родителями в дом мод, потом вернулся в отель и сменил апартаменты на ближайшие к Люси, чтобы иметь возможность увидеться с Брайн. Что ж, такой он и есть, Майкл Маклин. Всю жизнь он лжет на каждом шагу, почему ему не солгать опять, когда это так важно для него? Он лгал так часто и так удачно, что порой даже путался в фактах собственной биографии. Да они, собственно, и не были очень живописными. Он родился на Манхэттене, родители его были людьми, много рассуждавшими и мало делавшими. Работать он начал в четырнадцать лет, потом армейская служба, которую он проходил во Франции. В этой стране он не только обучился ее языку, но и понял, как достичь того, к чему стремишься. Там-то он, не дрогнув, выбрал свой жизненный путь. Один человек как-то сказал ему, что смерти не боятся лишь те, кому нечего терять, и Майкл внутренне с этим утверждением согласился. Сражаясь, он ощущал себя живым. А убегая, знал, от чего бежит. Он полюбил опасность, ее острый манящий запах. Полюбил чувствовать горячий ток крови.
Майкл был вором, но никогда не обкрадывал бедняков. Еще мальчишкой, посмотрев фильм «Робин Гуд» с Эрролом Флинном в главной роли, он сделал свой выбор и решил, что будет искать тех людей, которые могут себе позволить кое с чем расстаться, например с деньгами, и ни разу об этом не вспомнить. Его ухватки во многом напоминали ухватки старого умного пса: он умел чуять опасность, как и богатство; научился выслеживать и гнать добычу. Жить мгновением, здесь и сейчас. Шел по жизни, не задавая много вопросов. И лишь пару раз почувствовал себя связанным с другим живым существом. Этими живыми существами оказались стаи бродячих псов, которых он увидел однажды во Франции, а другой раз — в Нью-Йорке, около доков. Это была неосознанная, внутренняя связь, он словно бы узнал себя в зеркале. Как можно подчас узнать себя в разъяренном чудовище с оскаленными клыками и вздыбившейся шерстью.
После войны он вернулся в Нью-Йорк, и ни одному живому существу не было дела до того, кто он — герой или вор. До него вообще никому не было дела. Иногда он отправлялся на Десятую авеню и бродил там до темноты, ожидая, когда появятся эти псы. Он тосковал по тем, кто мог бы понять его. Очень смешно, но то же самое он испытал сейчас в присутствии Люси, хотя двенадцатилетнее создание вряд ли имело хотя бы малейшее представление о той жизни, которую он вел. Но ему казалось, она понимает его. Она будто видела людей изнутри, что было и даром, и проклятием.
С Брайн они встретились совершенно неожиданно. Он прогуливался по Четырнадцатой улице и вскоре обнаружил, что следует за девушкой впереди, куда бы она ни пошла. И что в голове у него вертится довольно странная мысль о том, что он встретил ангела в земном обличье, которого ему требуется защитить от таких, как он сам. Мог ли кто-либо из его окружения поверить, что этот человек способен влюбиться? Никто. Он был из самых отвязанных, претендент на numero uno.
И никто никогда бы не поверил, что этот тип ожидает свадебной церемонии, чтобы уложить девицу в постель, и сам верит в свои слова, когда клянется ей в вечной любви.
Оказывается, быть бродячим псом совсем даже неплохо в этом мире. Поскольку означает вечный бег и нюх на неприятности. Когда Брайн увезли от него, ему следовало бы вернуться к прежним делам, компенсировать бывшие траты и постараться забыть о том, что когда-то он был влюблен. Та памятная прогулка по Четырнадцатой улице изменила его навсегда. А вместо этого он бросился следом за Брайн, отыскал, но не успел застать в Париже, и теперь торчит в Лондоне, в «Лайон-парке», и надеется, что незнакомая двенадцатилетняя девочка спасет его.
И она его не подвела. Люси коротко постучала в дверь его номера и просунула под нее конверт.
— Я больше не стану этого делать, — услышал он, когда, поспешно нагнувшись, схватил с пола письмо.
Майкл даже не побеспокоился открыть дверь и поблагодарить малышку. Вместо этого жадно бросился читать письмо, в первые минуты от волнения даже не улавливая смысла слов. Снова и снова перечитывал его. Ведь до этого момента он, в сильном подпитии, метался по своему номеру, потеряв всякую надежду, готовый все бросить. Сейчас он словно ожил, принял душ, мгновенно протрезвел, надел свежую сорочку. Эта девочка — его ангел-спаситель! Она явилась, как раз когда он отчаянно нуждался в ее помощи, выручила его, когда он отчаянно молил о чуде, и явила его.
Он бросился к письменному столу, чтобы написать ответ. Он, никогда не веривший в то, что можно всю душу вложить в слова, рассказывал Брайн о себе и ничего не скрывал от нее. Его терзало сильное, похожее на голод или жажду чувство, и оно было неукротимо. Майкл вспомнил нью-йоркских бродячих псов и свое духовное родство с ними, но сейчас понял, что обманывался. Он просто не знал людей, тем более — себя.
Почти всю ночь он писал это письмо, а утром уже сидел в ресторане, ожидая, когда спустятся к завтраку Люси и ее родители. В ожидании этого момента не заснул ночью ни на одну минуту.
Люси заметила его, как только вошла, и тут же отвела глаза в сторону. С отцом и мачехой они собирались сегодня осмотреть Тауэр, хотя девочка была уверена, что там бродят толпы ротозеев и ей он не понравится. Но отец настаивал на том, чтобы им хотя бы денек побыть настоящими американскими туристами, а то Люси так ничего в Лондоне и не увидит, кроме номера в отеле.
Уселись за стол, заказали яичницу с помидорами и кофе. Люси попросила принести ей чай и тосты. Вкус мармелада ей определенно стал нравиться.
— Крайне непитательный завтрак, — кисло заметила Шарлотта. — А тебе требуются питательные вещества пяти групп.
— Шоколад, пицца, хлопья, лимонад и французские тосты, — почти в том же тоне вставил Бен.
Девочка улыбнулась. Раньше, до появления Шарлотты, это была их с отцом привычная шуточка. Краткий список любимых вещей.
— А почему этот мужчина на нас так смотрит? — вслух удивилась Шарлотта.
Все посмотрели на столик у окна, за которым сидел Майкл Маклин и размешивал ложечкой кофе. Он и вправду был очень красив. Заметив их любопытство, отставил кофе и поклонился Люси. И она снова отвела взгляд.
— Ты с ним знакома? — изумилась мачеха.
— Не совсем, — на всякий случай увильнула от прямого ответа Люси. — Просто я дала почитать ему «Дневник Анны Франк».
— С этой девчонкой творится что-то ненормальное, — прошипела Шарлотта. — Она только о книжке и говорит. Прямо наваждение какое-то.
Люси подняла на нее глаза.
— Как вы думаете, вас все люди презирают? Или только те, у кого голова соображает?
— Люси, Люси! — предостерег ее отец. — Так не полагается разговаривать со взрослыми.
— Это ты ей скажи. В таком тоне о присутствующих не полагается говорить. Я ей не шкаф какой-нибудь.
— Я шкаф и не имела в виду, — огрызнулась Шарлотта. — Не надо переходить на личности. Просто хотела сказать, что на свете есть более приятные вещи, чем разговоры об этой Анне Франк.
— Приветствую соотечественников.
Майкл Маклин уже стоял около их столика, похожий на настоящего киногероя, такого, например, в кого влюбилась бы Кэтрин Хепберн… а он бы от нее ушел, а она, вся в слезах, пыталась бы вернуть его.
— Рад встретить вас здесь. — Они с Беном горячо пожали друг другу руки. — У вас такая умная дочка. Прямо скажу, у этой девочки мозги работают как надо. — Он протянул Люси книгу, которую держал в руках. — Хочу поблагодарить тебя за эту книгу, она помогла мне многое понять. Думаю, что стал другим человеком благодаря тебе.
Люси взяла книгу и положила себе на колени. В мире так много несправедливостей, она их просто не может выносить. Неужели любовь и вправду существует?
— Желаю вам хорошо повеселиться сегодня в Лондоне.
— Вы, похоже, из Нью-Йорка? — поинтересовался Бен Грин.
— Полагаю, как и вы.
Мужчины снова обменялись рукопожатием.
В такси, по дороге в Тауэр, Шарлотта настояла, чтобы они проехали мимо Букингемского дворца. С февраля этого года в Англии царствовала новая королева, ее звали Елизавета, она вернулась из Кении, получив известие о смерти отца.
— Это здесь! — воскликнула Шарлотта и уставилась в окно.
Люси тем временем перелистывала свою книгу. Мельком взглянув на гвардейцев, несущих охрану дворца, подумала, как им, должно быть, жарко. Когда девочка нащупала краешек плотного конверта, сердце ее отчаянно забилось. В страхе она прижала ладонь к груди. Раньше она никогда не задумывалась над тем, есть ли у нее сердце, а оно, оказывается, тут как тут, да еще и бьется как ненормальное. Майкл Маклин, наверное, хороший человек.
Во время всей долгой прогулки по старинной крепости она крепко придерживала ладонью карман, в котором лежало письмо. Оно казалось ужасно тяжелым. А отец с мачехой все говорили и говорили о королевских женах и их обезглавливаниях. Когда они пошли смотреть на выставленные за стеклами драгоценности, у Люси почему-то навернулись на глаза слезы. Ее мама любила искусство и красивые вещи, и они с ней часто ходили в Метрополитен. Она скучала по матери, скучала по отцу и по себе самой, какой могла бы быть. По всему, чего у нее не было.
Когда они возвращались домой, Люси вдруг вспомнила, что оставила свои очки у Брайн. Ей полагалось надевать их, когда она смотрит вдаль, но она вечно про них забывала.
Такси подкатило к дому, в котором жил Тедди Хили. Пока здесь остановилась Брайн, а Тедди на время перед свадьбой переехал к своему брату.
— Я бегом, — пообещала девочка. — Только туда и обратно.
— Уж потрудись, пожалуйста, — не преминула приказать мачеха. — Мы не собираемся ждать тебя целый день.
Люси скользнула в высокие двери, бегом поднялась на второй этаж. Ей пришлось долго стучать, пока Брайн подошла и отворила ей.
— Где?
Люси протянула письмо. Ей придется объяснить своим, что очков здесь не оказалось, если они у нее спросят про них. На самом деле она прекрасно знала, что очки лежат на столике ее номера в отеле.
— Мне нужно написать ответ.
— Вы что, вообще? Меня же ждут в такси! — испугалась Люси.
— Ладно. Тогда скажи ему, что я приду к церкви на Вестбурн-гроув, пусть он там меня ждет. Завтра, в десять утра. Ты не забудешь? — Люси пообещала не забыть, Брайн наклонилась и поцеловала ее. — Я хочу, чтобы ты была подружкой на нашей с Майклом свадьбе. Согласна?
Девочка кивнула.
— Беги… пока они не бросились тебя разыскивать.
Но ее даже про очки не спросили, когда она шмыгнула в машину. Было похоже, что крупная ссора в самом разгаре.
— Как она выглядела? — спросила Шарлотта, когда они уже подъезжали к отелю. — Нормально?
Люси захотелось громко рассмеяться, но вместо этого девочка внимательно взглянула на мачеху.
— Абсолютно нормально, — ответила она после небольшой паузы.
И в тот же вечер просунула под дверь Майкла короткое сообщение о распоряжении Брайн. Утром же, пока отец и Шарлотта еще спали, вышла пораньше, написав на листке бумаги, что одна английская семья, с которой она накануне познакомилась, обещала ей показать Лондон и сводить в зоопарк. Прекрасно понимала, что это ложь и никаких зоопарков она не увидит, но времени у нее было мало, а знать о том, куда она на самом деле отправилась, никому не полагалось. На улице ее уже дожидался Майкл, они прыгнули в такси и оказались на Вестбурн-гроув ровно часом раньше, чем следовало.
Церковь была старинная, выстроенная из кирпича, с красивым шпилем, витражами и статуями святых у дверей.
— Наверное, это католическая церковь, — предположила девочка.
— Ты, как всегда, в самую точку. Точно знаешь, что тебе двенадцать, а не сорок пять? Брайн назначила нам встречу в десять? — Майкл явно нервничал: выкурил три сигареты подряд, нетерпеливо меряя шагами тротуар перед храмом.
— Да, в десять, — кивнула Люси. — Не волнуйтесь так. Все будет хорошо.
Подобные утешения были совсем не в ее духе, но этот Майкл прямо места себе не находил.
— Конечно будет, — хмыкнул он. — Как всегда. Так же хорошо, как, например, у евреев в нацистской Германии, да?
— Я хотела сказать, что Брайн обязательно приедет.
— Ничего не жди и за все благодари, учила меня матушка.
— А моя мама сказала мне, что она боится смерти.
Люси еще никому не рассказывала об этом. У нее мурашки бежали по коже при воспоминании о последнем дне, когда она сидела у кровати умирающей матери.
— Твоя мать, похоже, была одним из немногих честных людей на свете. — Майкл потушил окурок и тут же зажег новую сигарету. — Наверное, ты пошла в нее. Это тебе подарок от матери, твоя честность.
Вовсе не была она такой уж честной. Когда мама произнесла эти слова, Люси поторопилась ответить: «Ты не умрешь, мама», — хотя прекрасно знала, что конец уже близок. Но сейчас она ни за что бы не смогла признаться в этом Майклу. Не хотела она, чтобы он презирал ее за трусость.
— Не очень я честная на самом деле, — сумела она выдавить из себя. — Утром я, например, написала отцу, что еду в зоопарк. И что познакомилась с англичанами, которые меня туда повезут. Конечно, я так сделала для того, чтобы они нас не нашли, но все-таки это вранье.
— Это не вранье, а ложь во спасение. Что касается главного, то ты очень честная девочка, Люси.
Она улыбнулась и подумала: «Теперь я понимаю, почему Брайн в него так влюбилась».
Брайн подъехала к церкви за несколько минут до того, как часы начали бить десять. Выпрыгнула из машины и бросилась к Майклу. Они так целовались, что Люси неодобрительно отвернулась, сказав про себя, что подобным образом вести себя при посторонних все-таки нельзя. Есть вещи, которые должны быть исключительно личными.
— Моя подружка уже тут, — улыбнулась Брайн, заметив наконец Люси.
Они вместе вошли в церковь. Майкл окунул пальцы в большую чашу у входа и перекрестился.
«Наверное, там находится святая вода», — решила Люси.
Священник и какая-то немолодая женщина уже ожидали их около алтаря. Эта женщина должна была быть второй подружкой Брайн. В церкви сильно пахло благовониями.
Люси держалась позади новобрачных, хотя не понимала ни одного слова из венчальной службы, которая, между прочим, была ужасно долгой; она лишь разобрала, как священник сказал, что в глазах Господа они теперь муж и жена. Майкл и Брайн опять стали целоваться как сумасшедшие, потом попрощались с присутствовавшими.
Майкл должен был купить билеты на поезд в Париж, а Люси полагалось отправиться с Брайн и помочь ей собрать вещи. Сборы заключались в том, что женщина бросала все на кровать, а Люси аккуратно складывала. Когда все было уложено, молодая женщина сняла с пальца кольцо с бриллиантом, подаренное ей Тедди, и протянула его Люси.
— Это тебе. Носи на память.
Девочка поднесла кольцо к свету. Бриллиант сверкал словно кусочек льда и был таким прекрасным. Она бережно положила его в сумочку, а Брайн уселась писать письмо своему Майклу. Она вообще верила в любовные письма и во всякую романтику, и в судьбу. Пока она была занята этим, девочка уплетала шоколад из потрясающе красивой коробки. Там были конфеты с карамелью и малиновым муссом и молочный шоколад с имбирем, от которого защипало во рту. Поэтому пришлось заняться шипучим лимонадом. Лимонад и шоколад, два из пяти пунктов их с папой списка выполнены.
— Ну, девочка, пожелай мне удачи, — попросила Брайн, когда Люси пришло время возвращаться в отель.
И Люси не нашла в себе мужества сказать ей, что не верит в удачу.
День стоял страшно жаркий, но какой-то ветреный, и в парке пахло свежо и приятно. Люси шла вдоль Серпентайна и разглядывала лодки, в которых по пруду катались семьи. Ей страшно нравилось, что тут никто ее не знает. Никто не знает, что у нее в сумочке лежит кольцо с настоящим бриллиантом. Не знают, как ее зовут. Подумала, что иногда люди могут начать жизнь с самого начала, потом стала вспоминать мать. Сегодня, после того как она рассказала Майклу о ней, вспоминать стало гораздо легче. В тот день мама что-то сказала голубой цапле в Центральном парке. Она ведь побежала по пруду прямо к птице, вода доходила ей до колен.
И цапля словно бы слушала ее и не улетала. Потом мать и Люси долго махали птице вслед, кричали и размахивали руками, пока та не скрылась за деревьями. И только после этого мама вышла из пруда. Платье ее намокло, босые ноги были запачканы.
— Я попросила ее заботиться о тебе, — сказала она дочери.
«Это был самый лучший день в моей жизни».
Люси вынула из сумочки кольцо и надела на палец. Если сейчас она встретит тех англичанок, то скажет, что это кольцо прислала ей Кэтрин Хепберн. Прислала потому, что Кларк Гейбл сделал ей предложение и она дала ему отставку, а кольцо решила подарить своей родственнице Люси.
К тому времени, когда девочка вернулась в «Лайон-парк», все уже давно пообедали. Служащие отеля чуть не стояли на ушах потому, что Милли пропал. И горничные, и портье искали его, где только могли. Но вместо кролика находили кучки помета в разных укромных местах и полоски сорванных со стены и разжеванных обоев. Обнаружили, что он перегрыз телефонные провода, и шестой и седьмой этажи остались без телефона. А теперь еще вышел из строя лифт, кто знает, что кролик мог перегрызть там?
— Ни одно доброе дело не остается ненаказанным, — грустно сказала Дори.
Ее только что вызывали к начальству и пригрозили увольнением. Обычно на дежурство она надевала серого цвета свитер и белую блузку, и сейчас, в цветастом платье и туфлях на каблуках, с губами, накрашенными алой помадой, она выглядела как-то мятежно. Дори как раз собиралась на свидание, когда до нее дошло известие о пропаже Милли. Повар, второй участник намеченного свидания, бушевал и грозил оторвать кролику голову, как только его найдут. Он разгуливал по вестибюлю, сжимая в руках мясницкий нож и изредка делая им угрожающие выпады.
— Оставь мне тогда лапку, — попросила его Дори. — Это будет мой талисман.
Люси направилась к лестнице. Она шла медленно, пересчитывая ступени, как вдруг на восемьдесят первой на нее наткнулась Шарлотта.
— Вот и ты, — равнодушно поглядела на нее мачеха. — Весело было в зоопарке?
— Умопомрачительно. — Это слово часто повторяли те молодые англичанки. Люси решила ввести его в свой лексикон. — Там было двадцать три верблюда. И один из них — альбинос.
— Ах ты, маленькая лгунья, — издевательски усмехнулась Шарлотта. — Можешь дурить своего отца, а я вижу тебя насквозь. Где ты болталась все это время?
Мачеха явно намеревалась сказать много больше, но случайно бросила взгляд на руку Люси и застыла с раскрытым ртом. Девочка спрятала ладонь за спину, но было уже поздно. Она забыла снять с пальца кольцо.
— Откуда это у тебя? О ужас! Помимо всего ты еще и воровка!
— Твои дурацкие слова только доказывают, как мало тебе известно, — бросила Люси в ответ. — Она сама мне его отдала.
— Кто? Брайн?
Люси отвернулась и бросилась бежать по лестнице. Ей пришел на ум кролик, который теперь прятался неизвестно где, и она решила, что, если ей удастся отсчитать еще сотню ступеней, она, может, и выберется из неприятностей. Но Шарлотта схватила ее и принялась выкручивать руки.
— Ты это о ком говоришь? О Брайн? Ты что, встречалась с ней? И она дала тебе это кольцо?
— А мой папа знает, что ты не веришь в любовь? — вместо ответа спросила девочка.
Она оказалась в ловушке, но странным образом почувствовала себя от этого сильней.
Мачеха ухватила ее руку и рывком сдернула кольцо с пальца.
— Надеюсь, когда твой отец узнает об этом, он хотя бы раз в жизни догадается тебя как следует наказать.
В том, что произошло потом, виновата была одна Люси. Она оттолкнула мачеху, чего ей ни в коем случае делать не следовало. Та, чтобы не упасть, ухватилась за нее, и от этого движения письмо, которое прятала Люси, упало на пол. Это был один из тех моментов, которые сначала длятся слишком долго, а потом вдруг, словно разогнавшись, летят стрелой… и с этим ничего не поделать. Сразу становится слишком поздно.
Шарлотта быстро нагнулась и схватила письмо. Конечно, она сразу узнала почерк своей сестры, увидела имя Майкла Маклина. И уставилась на девочку так, будто раньше в жизни ни разу не видела ее.
— Это мое письмо, отдай его мне, — потребовала Люси.
Но оно не принадлежало Люси, и они обе знали это. Шарлотта быстро разорвала конверт, глаза ее забегали по строчкам.
— Это мое письмо.
Вопреки очевидности Люси надеялась убедить в этом их обеих.
— Тогда, о чем оно? — рявкнула Шарлотта.
Люси не знала, что сказать.
— Если это твое письмо, то ты мне немедленно расскажешь, о чем оно. Говори же! Люси Грин, ты маленькая врунья!
— Там написано, что я тебя ненавижу, — ответила девочка и стремглав бросилась бежать по лестнице.
Она добежала до номера Майкла, постучала в дверь. Конечно, его не было. А когда обернулась, то поняла, что сделала огромную ошибку. Ей не следовало идти к Майклу и наводить на его след.
— Так вот кто это… — процедила мачеха. — Тот тип, который подходил к нам во время завтрака. Ты давно с ним сговорилась. Помогаешь бандиту и вору!
Люси сжимала в ладони ключ. Подбежала к своей двери, захлопнула ее и защелкнула замок. В двери не было глазка, в который она могла бы заглянуть и узнать, что делает Шарлотта. Но долго задумываться над этим ей не пришлось, потому что та принялась барабанить в дверь.
