Он сидел у самого дверного порога. Кардинал Кальвино был вне себя от ярости.

Вызвав графа Раффаэле ди Стефано, он горячо поблагодарил его за помощь, которую оказали его люди в защите Тонио и Кристины, благополучно доставленной в дом графини.

Раффаэле выразил недовольство тем, что нападавшие смогли подойти так близко к Тонио.

Но кто были эти разбойники? И кардинал, и Раффаэле обратились с этим вопросом к Тонио, но тот лишь покачал головой и сказал, что ему известно не более, чем им.

Вскоре выяснилось, что оба нападавших были заурядными головорезами. У них нашли венецианские паспорта, венецианские монеты. Бравос кардинала прирезали одного из них; другого убил сам Тонио.

— Кто в Венеции может желать твоей смерти? — допытывался Раффаэле. Его маленькие черные глазки буравили Тонио. Спокойствие певца сводило его с ума.

Тонио снова покачал головой.

То, что он сумел добраться до театра и смог выйти на сцену, казалось ему чудом, а то, что он справился со своей работой, было результатом привычки и профессионального мастерства, которое он не ценил до самого последнего момента.

Но эта комната оказалась для него большим наказанием, чем освещенная огнями сцена, где, слушая свой голос словно издалека, он мог погрузиться в собственные мысли.

Он чувствовал приятное возбуждение, подобное тому, что испытывал два дня назад, открывая душу Гвидо, возбуждение, которое делало его холодным и твердым и которое легко можно было скрыть гримом и костюмом.

Теперь же он заставлял себя сидеть тихо и не двигаться. И все же не мог забыть о порезе на горле, не мог отделаться от мысли о том, как глубоко должна была вдавиться веревка, чтобы навсегда лишить его голоса, если не жизни.

А еще он помнил о ноже, приставленном к горлу. Нож у горла, удавка на горле.

Он поднял глаза и остановил свой взгляд на Гвидо, который наблюдал за дознанием с таким видом, словно был озадачен и напуган не меньше остальных.

Теперь же его лицо было непроницаемым. Можно было не сомневаться: он не собирается никому ничего говорить.

— Отныне Марка Антонио будут охранять четверо, — сказал кардинал.

Тактично, несмотря на то что гнев все еще будоражил его, кардинал не стал спрашивать Раффаэле, с чего это вдруг его люди там оказались. Бравос кардинала говорили с этими людьми так, словно они были хорошо знакомы и не удивлены их присутствием.

«А что, если бы никого из них там не оказалось?»

Тонио прищурился и отвел глаза, когда Раффаэле наклонился, чтобы поцеловать кольцо на пальце кардинала.

Несмотря на свою маску спокойствия, Гвидо на другом конце комнаты выглядел сникшим. Словно он уже увидел тело Тонио, истекающее кровью на городской улице.

Тонио снова потрогал свой порез. Раффаэле уже уходил. Бравос останутся на страже во всех коридорах дворца, точно так же как бравос Карло когда-то таились во всех коридорах палаццо Трески.

— Уйди, Гвидо, — прошептал Тонио.

Наконец они с кардиналом Кальвино остались одни.

— Мой господин, — сказал Тонио. — Не окажете ли вы мне после стольких милостей еще одну? Не можем ли мы с вами пройти сейчас вдвоем в часовню? Не изволите ли вы принять мою исповедь?