Через его плечо я увидела, как упала звезда. Это была я.

Я никогда прежде не видел мертвеца Из уст могильщика это, наверно, звучит странно. Весь день вокруг меня мертвецы, но они лежат в гробах, заколоченные гвоздями и засыпанные землей. Иногда я стою на гробу в могиле, и от мертвеца меня отделяет всего один дюйм дерева. Но я его не вижу. Если бы я меньше времени проводил на кладбище, то все время видел бы мертвецов. Забавно. Наша ма и сестры видели их сотни — всех этих женщин и мертворожденных младенцев, соседей, умерших от голода или холода.

Странно видеть кого-то, кого я знаю, вот так. Если бы я не знал, что ищу ее, я бы ее не узнал. Не потому, что она зарезана, или удавлена, или что-нибудь в этом роде. Просто ее здесь нет. Вот руки, ноги, голова — все на своих местах — лежат за грудой кирпичей позади конюшен. И лицо чистое, даже спокойное, рот сжат, глаза немного приоткрыты, словно она поглядывает сквозь ресницы, но не хочет, чтобы ты об этом знал. Но когда я смотрю на это лицо, я ее просто не вижу. Она уже больше не человек, а предмет, как мешок картошки.

— Айви Мей, — тихо зову я, присаживаясь рядом с ней. Я ее зову, хоть и знаю, что она мертва. Может, я надеюсь, что она вернется, услышав свое имя.

Но она не возвращается. Она не открывает глаз и не смотрит на меня этим своим взглядом — я, мол, все вижу, только никогда никому не говорю. Она не сидит, вытянув ноги перед собой, как любит это делать. Она не стоит неподвижно с таким видом, что кажется, ты ее в жизни с места не сдвинешь, как бы ни старался.

Ее тело просто лежит там. И мне нужно каким-то образом доставить ее назад — из конюшен на Эджвер-роуд у Дартмут-парка.

«Как мне это сделать, чтобы меня никто не увидел?» — спрашиваю я себя.

Если меня кто увидит, то решат, что это я ее убил.

Потом я поднимаю голову и в конце конюшен вижу человека. Он стоит там, высокий такой. Лица его толком не разобрать, я только вижу в свете уличного фонаря, как посверкивают его очки, вижу тонкие усики. Он смотрит на меня, а когда видит, что и я смотрю на него, то отступает за угол здания.

Может, он думает, что это я сделал, и теперь идет сообщить кому надо. Но я знаю — это не так. Это его рук дело. Наш па говорит, что человека тянет на место преступления — он приходит туда снова и снова, это как больной зуб или короста — все время будешь подносить руку к щеке или чесать.

Я выбегаю из конюшен следом за ним, но его уже нет. Я знаю, что он вернется сюда снова и что, если я не заберу ее сейчас, это сделает он.

Я немного расправляю на ней платье, привожу в порядок волосы и застегиваю пряжку на одной из туфелек, чтобы не свалилась. Когда я взваливаю ее себе на спину, то вижу на земле, на том месте, где она лежала, ее соломенную шляпку. Она вся изломана, цветы помяты, и мне ее никак не подобрать с Айви Мей на спине. Так что я оставляю шляпку на земле.

Если кто спросит, я скажу, что это моя сестра, что она устала и заснула. Но я держусь подальше от пабов, пробираюсь темными улочками и парками — Риджентс, потом Приммерс-Хилл, потом по низу Хита, и люди мне почти не попадаются. И никто ни о чем не спрашивает. В это время люди слишком пьяны, чтобы на что-то обращать внимание, или же у них на уме собственные козни и они не хотят привлекать к себе внимание.

Всю дорогу домой у меня не выходит из головы эта шляпка. Жаль, что я ее не подобрал. Не хочу я, чтобы там оставалась хоть какая-то ее часть. А потому когда все заканчивается, когда я приношу ее домой, то возвращаюсь назад по всем этим паркам и улицам. Груза у меня на спине нет, и я быстро добираюсь до места. Но когда я оказываюсь у конюшен и принимаюсь искать за кирпичами, ни шляпки, ни цветов там уже нет.