Май 1904

Знаю, не следовало бы так говорить, но бабушка всегда умудряется испортить нам день своим визитом, еще даже не успев прийти. Вчера, пока не пришло письмо от нее, мы так хорошо проводили время — сидели за столом в патио и читали друг другу выдержки из газет. Это мое любимое время с мамочкой и папочкой. Был теплый весенний день, цветы в мамочкином саду только-только начали распускаться, и мамочка наконец-то казалась счастливой.

Папочка читал маленькие выдержки из «Мейл», а мамочка — из местной газеты обо всех преступлениях, совершенных за эту неделю, в основном мошенничествах, избиениях жен, мелких кражах. Она любит криминальную страничку.

— Послушайте-ка, — сказала она. — «Джеймс Смитсон предстал перед судом по обвинению в похищении соседского кота. В свою защиту мистер Смитсон заявил, что приготовил кусок мяса на воскресенье, а кот его сожрал. Поэтому он теперь заявляет свои права на собственность, находящуюся внутри кота».

Мы все втроем рассмеялись, но, когда появилась Дженни с письмом, улыбка сползла с мамочкиного лица.

— И что, черт возьми, я с ней буду делать целый день? — сказала она, дочитав письмо.

Папочка не ответил — только нахмурился и продолжил чтение своей газеты.

Вот тогда-то я и предложила посетить колумбарий. Недавно при кладбище открылся колумбарий, и, хотя я не очень хорошо представляла себе, что это такое, слово это звучало достаточно величественно, чтобы сводить туда бабушку.

— Хорошая идея, Мод, — сказала мамочка. — Если только она согласится.

Папочка оторвался от газеты.

— Буду удивлен, если она согласится смотреть на нечто столь непривлекательное.

— Ну, не знаю, — сказала мамочка. — Мне кажется, идея совсем неплоха. Странно, что у тебя другое мнение, учитывая, как ты любишь урны.

Услышав слово «урна», я поняла, что сейчас они начнут ссориться, а потому побежала в нижнюю часть сада сказать Лавинии, что завтра мы, может, пойдем на кладбище. Папочка и мистер Уотерхаус установили приставные лестницы, чтобы нам легче было перебираться через забор — до этого я как-то раз упала и растянула связки на запястье.

Бабушку я побаиваюсь. Вид у нее такой, словно она проглотила рыбью кость и никак не может от нее избавиться, а еще она говорит такие вещи, за которые меня бы наказали. Приехав сегодня, она посмотрела на меня и сказала: «Господи, детка, какая же ты дурнушка. Никто бы и не догадался, что ты — дочка Китти. Или моя внучка, уж если на то пошло». Ей всегда нравится всем напоминать, что в молодости она была красавицей.

Мы прошли в дневную гостиную, и бабушка в очередной раз сказала, что ей не нравятся цвета, которые мамочка выбрала для этой комнаты. Мне-то они нравятся. Напоминают кафе для рабочих, куда Дженни иногда водит меня, — там на каждом столике стоят горшочек с горчицей и бутылочка с коричневым соусом. Может, мамочка тоже увидела там эти цвета и решила использовать их в своей дневной гостиной, хотя мамочку трудно представить в кафе для рабочих, где столько дыма, грязи и небритых мужчин. Мамочка всегда говорит, что предпочитает гладковыбритых мужчин — таких, как папочка.

Мамочка не обратила внимания на бабушкино замечание.

— Дженни, кофе, пожалуйста, — распорядилась она.

— Мне не надо, — сказала бабушка. — Просто чашечку горячей воды с долькой лимона.

Я устроилась у них за спиной рядом с окном, чтобы можно было смотреть сквозь жалюзи. На улице пыль стояла столбом, потому что там было сильное движение — лошади тащили телеги, груженные молоком, углем, льдом, мальчик от булочника шел от двери к двери с корзинкой, наполненной выпечкой, посыльные разносили почту, горничные неслись по улице, выполняя поручения. Дженни всегда говорит, что она сражается с пылью и проигрывает.

Мне нравилось смотреть на улицу. Когда я снова повернулась в комнату, где в солнечных лучах оседала пыль, там все, казалось, было тихо-мирно.

— Ну, что ты там высматриваешь на улице? — спросила бабушка. — Иди сюда, чтобы мы тебя видели. Сыграй-ка нам что-нибудь на рояле.

Я в ужасе посмотрела на мамочку. Она знала, что я терпеть не могу играть на рояле. Но она мне ничуть не помогла.

— Давай, Мод, — сказала она. — Сыграй нам что-нибудь из твоего последнего урока.

Я села за рояль и вытерла руки о передник. Я знала, что бабушка хотела бы услышать гимн Моцарту, а потому начала играть «Будь со мной». Я знаю, что мамочка ненавидит эту вещь. После нескольких тактов бабушка сказала:

— Господь милосердный, детка, это ужасно. А лучше ты играть не можешь?

Я прекратила играть и уставилась на клавиши. Руки у меня дрожали. Я ненавидела, когда к нам приезжала бабушка.

— Да ладно вам, матушка Коулман, ей всего девять лет, — сказала наконец мамочка в мою защиту. — Она давно не брала уроков.

— Девочка должна уметь играть такие вещи. Как у нее с шитьем?

— Не очень, — откровенно ответила мамочка. — Это она унаследовала от меня. Но зато она очень хорошо читает. Она сейчас читает «Разум и чувства», правда, Мод?

Я кивнула.

— А еще перечитываю «Алису в Зазеркалье». Мы с папочкой воссоздавали шахматную партию оттуда.

— Чтение, — сказала бабушка — теперь рыбья кость в ее горле, казалось, саднила еще сильнее. — Это девочке ни к чему. Только лишние мысли будут в голове. Особенно если читать всякую чушь про Алису.

Мамочка села чуть прямее. Сама она все время читала.

— А что плохого, если у девочки мысли в голове, матушка Коулман? — спросила она.

— Если она начнет размышлять о всякой ерунде, то перестанет радоваться жизни, — сказала бабушка. — Как и вы. Я всегда говорила моему сыну, что вы не будете счастливы. «Женись на ней, если иначе не можешь, — сказала я ему. — Только она никогда не будет довольна». Я была права. Вам вечно нужно что-то большее, но только ваши мысли не говорят вам — что.

Мамочка ничего не ответила, просто сидела, сжав руками колени так сильно, что я видела, как побелели костяшки ее пальцев.

— Но я знаю, чего вам надо.

Мамочка скользнула по мне взглядом, потом посмотрела на бабушку и покачала головой — это значило, что бабушка собирается сказать что-то такое, чего я не должна слышать.

— Вам нужно родить еще детей, — сказала бабушка, игнорируя жест мамочки. Она всегда игнорирует мамочку. — Доктор говорит, что физиологически у вас нет к этому никаких препятствий. Ты ведь хотела бы братика или сестричку, правда, Мод?

Я перевела взгляд с бабушки на мамочку.

— Да, — сказала я, желая наказать мамочку за то, что она заставила меня играть на рояле.

Я тут же пожалела о том, что сказала, хоть это и было правдой. Я часто завидую Лавинии, что у нее есть Айви Мей, хотя от нее столько мороки, когда она всюду таскается за нами.

Тут появилась Дженни с подкосом, и мы облегченно вздохнули. Она накрыла на стол, и мне удалось выскользнуть вместе с ней из комнаты. Мамочка говорила что-то о летней выставке в Королевской академии.

— Наверняка чушь какая-нибудь, — услышала я слова бабушки, закрывая за собой дверь.

— Чушь, — повторила Дженни, когда мы оказались на кухне, тряся головой и морща нос.

Она сделала это точно как бабушка, и я расхохоталась.

Иногда я спрашиваю себя, зачем бабушка вообще к нам приезжает. Они с мамочкой почти во всем расходятся, и бабушка не всегда ведет себя вежливо. Мамочке вечно приходится сглаживать их конфликты.

— Привилегия возраста, — говорит папочка всякий раз, когда мамочка ему жалуется.

Несколько минут я корила себя, мол, не нужно было оставлять мамочку наверху, но я все еще злилась из-за того, что она сказала, будто шью я так же плохо, как и играю на рояле. А потому я осталась на кухне помогать миссис Бейкер с ланчем. Она готовила холодный говяжий язык и салат, а вместо пудинга «дамские пальчики». Ланчи с бабушкой никогда не бывают интересными.

Спустилась Дженни с кофейным подносом и сказала, что бабушка вроде хочет сходить в колумбарий, «пусть он и для язычников». Я не стала дожидаться, когда она закончит, и побежала за Лавинией.